Примечание автора:
«Конфузия» - новый жанр. Термин происходит от английского слова «confusion» («смешение»). Основные принципы составления конфузии очень несложны. Берется несколько текстов разного жанра, различных авторов. Затем они сплавляются воедино, и на их основе появляется совершенно новое, автономное произведение.
Для написания этой конфузии автор бесцеремонно использовал следующие тексты:
1) Пелерин «Сумма summer» (http://www.proza.ru/2012/06/22/635)
2) Косолапов Сергей «Вершина» (http://www.proza.ru/2012/01/13/569)
3) Ирма Зарецкая «На все воля Божья» (http://www.proza.ru/2012/01/29/1909)
4) Валентина Софи «Чайка пронеслась…» (http://www.proza.ru/2012/06/23/172)
О том – удачен или нет оказался эксперимент, судить не мне. Прошу сильно не бить ногами.
С почтением,
Л.Р.
- Мама! Мама! – Дети, Сереженька и Катенька, дергали Марусю за подол. – Там!.. Папа!..
- Да что там еще? – всплеснула руками Маруся.
Она-то, наивная, думала, что после того, как она нашла пропавшего мужа, ее жизнь станет спокойнее, размереннее. Но действительность несколько обманула ожидания. Покой, по-прежнему, только снился. К двум малым детям добавился третий – взрослый. По имени Гриша. Муженек, етить его…
Не так давно Маруся Гришу - похоронила. После того, как он не вернулся из рейса. Чуть-чуть не доехал до дома. В аварию попал. Лицо обожгло. Опознала его Маруся только по кривой наколке с парашютом.
Кое-как Маруся с потерей смирилась. Покатилась было по наклонной. Пить начала. Чуть родительских прав не лишилась. Но смогла остановиться. Переехала в Крым, устроилась медсестрой в дом инвалидов. И там – совершенно неожиданно и необъяснимо нашла мужа.
Тот лежал в общей палате, с загипсованными руками и ногами, потерявший память. Но это был – он! Видимо, пил водку по пути домой. И кто-то ему клофелина в стакан подсыпал. Щедро так, от души. Ну, а потом, как водится, карманы обчистили. И убивать стали. Но до конца вот не убили.
Последнее обстоятельство, как ни странно, вселяло в Марусю что-то вроде успокоения. Значит, не с бабами бухал Гришка по пути домой. Не с шалавами. Мужики его, значит, ухайдакали. Верный семьянин, значит.
Сам Григорий ничего этого не помнил. Да он вообще – все забыл. Теперь вот собирал память по крупицам. Заново знакомился с семьей.
В рейсы, естественно, Григорий ходить больше не мог – вместе с памятью улетучились и все профессиональные навыки. Пенсию ему, как больному на голову, назначили. И то, конечно, копеечка. Но сколько там пенсии той?
Посмотрим правде в глаза, Григорий превратился в ребенка. Правда, не совсем в ребенка. По ночам он, что скрывать, задавал Марусе жару. Такого темперамента за ним даже в первую брачную ночь не водилось. Эта прыть была единственным обстоятельством, которое оправдывало нынешнее существование Григория.
Он чудил. Мог забраться на крышу, опасно там балансировать на самом краю, раскинув руки, как каменный истукан над Рио-Де-Жанейро. На улицы его выводить без особой надобности – тоже не стоило. Григорий бросался под машины. Хихикал при этом. Не понимал, что делает.
Вот и сейчас, похоже, тоже что-то учудил.
- Что там? – устало спросила Маруся.
- В саду! – сказала Катенька.
- Что «в саду»? – вздохнула мама.
- Папа цветы кушает!
- О Господи! – простонала Маруся, покосилась на детей. – Вы идите. Смотрите, чтоб не натворил чего… Я сейчас!
Дети послушно вышли. Маруся сторожко отодвинула занавеску, выглянула в окно. Нет, не подсматривают.
Хорошо! Маруся прошла к шкафу, открыла дверцу и нащупала в глубине початую бутылку водки.
Стоило признаться, хотя бы себе самой, что эта-то, початая, бутылочка и была единственной причиной появления дома в обеденный перерыв. Пообедать-то и на работе можно было. Но душа просила водки.
- Эх, Полтавец! По наклонной ты катишься, - пробормотала Маруся, начисляя себе водки в мензурку.
Выдох! Огонь-вода обожгла пищевод, заставила жмуриться, вышибла слезы из глаз.
Затем по телу прокатилась волна тепла.
Жить стало лучше, веселее. Теперь было можно посмотреть, что там чудит в саду Гриша.
***
Гриша – ползал. Он ловко и быстро орудовал руками, ногами – недавно переломанными. Как-то не по-человечески орудовал. Казалось, что на траве шевелится и не Гриша вовсе, не Марусин муж, а какая-то, принявшая человеческий облик, каракатица.
Страх липкими мурашками прополз под Марусиным халатиком, стиснул грудь ледяными тисками какой-то кромешной, совершенно не подлежащей объяснению жути.
И, хотя сейчас было жаркое, испепеляющее лето, на секунду-другую Маруся замерзла.
И дети, и она сама стояли в стороне, на пригорке, скрытые кустами душистого жасмина.
Гриша их не видел. Он извивался, ползал и…
Нет, не преувеличили дети – Гриша действительно ел цветы. Он мял бутончики зубами, перетирал их, как голодная корова, чуть-чуть хрюкал и жадно чавкал, как совсем уж непристойная скотина.
- Мам! Может, папа голодный? – тихо спросила Катенька, доверчиво втискивая свою крохотную ладошку между пальцами матери.
- Идите домой! – также тихо, почти неслышно ответила Маруся. – Быстро! Я с папой поговорю.
На море сегодня был шторм. Море было – вот оно. Фактически под ногами. Склон пригорка, на котором располагался уничтожаемый Гришей садик, спускался аккурат к дикому, каменистому пляжу. А городские и пансионатские лежбища располагались дальше, по правую руку.
Море шумело. И этот шум давал возможность матери неслышно общаться с детьми.
- Домой, быстро! – повторила мама.
Дети послушно, но и с неохотой послушались. Неслух Сережка все оглядывался. Надеялся, что ему позволят остаться, признают взрослым. Эх, сынок! Ничего хорошего в той взрослой жизни.
Убедившись, что дети ушли, Маруся осторожно стала приближаться к мужу. Сейчас она его боялась. И чем ближе она подходила, тем сильнее и отчетливее становилось ощущение, что он – не просто ползает и жрет цветы. Нет! Он еще, казалось, совокуплялся с землей.
Мамочки!
Когда Маруся приблизилась, она смогла разобрать бормотание. И слова, которые она слышала, ей не нравились…
- Лентой… лентой льюсь, - бормотал между чавканиями Гриша. – Лето… лето… все фиолетово.
Обглоданные лепестки вываливались у него изо рта, и выглядело все это вовсе не поэтично.
- Семейство зонтичных, - слышала Маруся. – Зной… Зноййййй… Прощай, гной! Окурочек элэмовый. Тьфу! Вероятность Лемова… Аххрррргхххх!
С этими словами он перекатился на спину и уставился в синее, по-летнему бездонное небо совершенно счастливыми, но и одновременно безумными глазами.
Маруся попятилась.
Ей будет стыдно признаться перед детьми, но она так и не рискнула побеседовать с Гришей.
К тому же подходило к концу время обеда. Пора было возвращаться в больницу.
Струсила она. Пошла к свекрухе – Лидии Григорьевне. Сказала, что Гриша в саду. Как бы не натворил чего. Свекровь посмотрела на Марусю со сложной эмоцией. Возможно, с ненавистью.
А ведь почти подружками они были, пока Гришка не воскрес. А теперь – все вернулось на круги своя.
***
На работе было жарко и хлопотно. Скончался один из пациентов. Девяносто два года. Дедушка.
Хуже всего были даже не хлопоты с телом, а родственники. Когда дедушка был живой, они к нему даже не ходили. Но теперь у родни покойного возникла прямо-таки масса претензий – и ухаживали-де плохо, и кормили черт-те чем.
Впрочем, дочери покойного и самой было без малого семьдесят. Сама без пяти минут пациентка.
Такую ругню Маруся слышала уже не в первый раз. Всякий раз неизменно бесилась.
А тут еще к вечеру Эдуард привязался. Экстрасенс.
Люди, подобные Эдуарду, всегда трутся около клиник, где доживают свой век безнадежные больные. Это, как понимала Маруся, зло неистребимое.
Эдуард был благообразен. Густые, седые волосы ниспадали на плечи львиной гривой. Он был похож на адвоката Генри Резника и даже говорил низким, рокочущим голосом. Эдуард очаровывал дам бальзаковского возраста. Они от Эдуарда млели.
Был у него и конкурент – юродивый налагатель рук Степан Валентинович, который разгуливал по клинике в какой-то древнеславянской хламиде и заплетал бороду в косички. Впрочем, налагатель рук тоже без клиентуры не оставался. Хотя к Эдуарду страждущие тянулись охотнее.
А сам Эдуард приглядывался к Марусе. Вел осторожную осаду, как полководец, который знает, что рано или поздно крепость падет. Он не торопится, но и шанса своего не упускает.
Марусе этот немолодой воздыхатель казался забавным, но в глубине души она считала его жуликом.
Впрочем, сегодня, экстрасенсу, кажется, представился случай реабилитироваться в Марусиных глазах.
- Почему грустим? – рокочущим басом осведомился он, увидев Марусю в коридоре.
«Да так», - хотела ответить Маруся. Но не ответила. Она вдруг подумала, что, может, это и есть тот самый случай, когда сомнительные таланты Эдуарда могут принести пользу.
- С мужем плохо, - ответила она. – Совсем странный стал.
- Хотите, чтобы я его осмотрел, прелестная Маруся?
- Ой, я с вами потом не рассчитаюсь! – махнула рукой женщина.
- Что вы, милая Маруся! Для вас я поработаю совершенно бесплатно! – вкрадчиво рокотал экстрасенс. – Если хотите, я подвергну Григория гипнозу. Я владею этой техникой.
«А почему бы и нет? - спросила сама себя Маруся. – Свекровь будет против. А, может, и не будет. Но надо что-то делать! И экстрасенс – не худший вариант!»
- Пойдемте! – сказала она. – Тут недалеко!
***
Григорий встретил экстрасенса не сказать, чтобы радушно, но и не враждебно. Похоже, что мужу было просто все равно. Он вяло ответил на рукопожатие, покорно уселся на стул. Мутный взгляд воскресшего из мертвых бесцельно блуждал по кухоньке, ни на чем не фиксируясь.
Дети отправились спать. Свекровь ушла к соседке. Сеансу гипноза никто не мешал.
А Эдуард, отказавшись от церемониального чая, незамедлительно приступил к делу. Из кармана легкого, летнего пиджака он извлек зеркальце на цепочке.
- Григорий, я попрошу вас смотреть на зеркало. Ни о чем не думайте. Просто смотрите. Хорошо? Тогда поехали…
Сказать по правде, Маруся сомневалась, что сеанс гипноза увенчается успехом. Эдуард, скорее всего, был шарлатаном. Вот и сейчас – пыль в глаза пускал. Многозначительно так.
- Вы чувствуете тепло, - мягким, словно бархатным басом говорил экстрасенс. – Пальцы ног – теплеют, теплеют. Они уже горячие. Тепло поднимается выше, выше…
Тем неожиданней для Маруси было почувствовать тепло в ногах. Женщина встряхнулась, перестала смотреть на зеркало. Еще не хватало впасть в транс вместо мужа.
- Вам тепло, - убаюкивал экстрасенс. – Вы ни о чем не думаете. Ваша голова – пуста…
«Уж про это мог бы и не говорить! – подумала Маруся, с трудом поборов побуждение захихикать. – Там и так – шаром покати!»
- Вам хорошо и спокойно. Сейчас я буду вас спрашивать, Григорий. А вы ответите на несколько моих вопросов. Как вы потеряли память?
- Григория нет, - заявил загипнотизированный. – Он умер.
- Хм! – внушительно пробасил гипнотизер. – С кем я в таком случае разговариваю?
- Меня зовут Ричард Мэтлок.
«Этого еще не хватало!» - подумала Маруся.
- Вот как! Удивительно! Но как вы попали в голову Григория, Ричард?
- Я… я разведчик. Испытатель новых технологий. Одна из них – ментальное вторжение. Один разум вытесняется другим, более сильным…
- Каким же образом?
- Слабый разум получает шоковое воздействие. А потом – ментальная ударная волна просто выносит его прочь из тела. Эта технология позволяет богатым людям получать удобные, красивые тела.
- Вы американец?
- Американец? – Григорий криво и как-то по-чужому усмехнулся. – Америки уже нет. Я живу на острове, который в ваше время назывался островом Врангеля.
- Вы сказали «в ваше время», - покачал головой гипнотизер. – Вы что – живете в другом времени?
- Я живу в 2236 году. Планета Земля фактически прекратила свое существование. Мы называем ее Гной. Землян – 85 миллиардов. Чистый воздух продается за большие деньги. Он сохранился только в арктических широтах, высоко в горах и кое-где в Антарктике. Большая часть планеты непригодна для жилья. Однако там – живут, живут…
Маруся чувствовала, что дышать ей становится тяжело. Как будто это она дышала зараженным воздухом.
- Но… - Экстрасенс, казалось, тоже был немного растерян. – Но как вы оказались в нашем времени?
- Это сложный процесс. Долгое время человечество заблуждалось, полагая, что во времени может путешествовать физическое тело. Но это – невозможно. Зато, как выяснилось, можно перемещать разум. Или, что одно и то же, тонкое теле. Путешествие бесплотных духов – это популярная разновидность туризма.
- Но почему человечество не живет на других планетах? – вмешалась, не выдержала Маруся.
- Потому что жить на них – невозможно. И к другим галактикам – не добраться, - Загипнотизированный муж криво и чуждо усмехался. – Фантастика нам врала. Мы верили. И в итоге превратили свою планету в Гной. Один глоток неочищенного воздуха запускает в организме необратимые, болезненные процессы. Один глоток отравленной воды может вас убить. Мы, люди, превратили нашу планету в большую помойку. А вы… вы не представляете, в каком Раю вы живете. Вы убиваете это Рай. Но мы вмешаемся. Мы вас остановим…
- Каким образом? – спросил гипнотизер, ошарашенно поглядев на Марусю.
- Я – один из первых, кто смог вселить свое тонкое тело в плоть человека прошлого, - пояснил тот, кто скрывался в облике Григория. – А за мной – пойдут другие. Этот процесс неостановим.
- Но… кто же вам позволит?
- Вы думаете, мы будем спрашивать вашего разрешения? Глупцы! Механика вторжения будет выглядеть примерно так. Однажды ночью всем жителям Земли приснится один и тот же сон. Он-то и станет тем самым шоковым воздействием. Ваши сознания просто вынесет из ваших тел. А шесть миллиардов счастливчиков из нашего времени переедут в ваши тела. Только и всего…
- Это чудовищно! – прошептала Маруся.
Прошептала тихо, но Мэтлок ее расслышал.
- Чудовищно убивать свою планету. А мы – ее спасем. Мы упраздним промышленность. Мы просто будем радоваться жизни и, может быть, сбережем планету для потомков. Мы ограничим рождаемость, очистим реки, восстановим озоновый слой, запретим автомобили. О, мы будем единодушны…
- А куда же денутся те, кто живет на Земле сейчас? – спросил Эдуард.
- В Гной. Мы поменяемся с вами местами.
- Что это будет за сон? – спросила Маруся.
- Есть несколько экспериментальных разработок. Одна из них – сон о чайке. Вы видите чайку, птицу, которая летит над гладью моря. Вас охватывает грусть, печаль. А потом – потом вы просыпаетесь немного не там, где заснули.
- Это бред! – не выдержала Маруся.
- Думайте так, если вам от этого легче. А я, кажется, рассказал вам много лишнего.
- Вас накажут, Ричард? – спросил гипнотизер.
- С чего бы? Вы не сможете предотвратить вторжение. Вам просто никто не поверит. Сейчас я покину тело несчастного Григория. Скорее всего, оно окажется в психиатрической клинике. Туда же переедете и вы, если попытаетесь поднять тревогу. Вам никто не поверит. Никто…
Марусе стало страшно. Она не могла осознать чудовищные вещи, которые говорил тот, кто прятался в теле ее мужа.
- Прощайте, - вдруг произнес Мэтлок.
Тело Григория безжизненно упало с табуретки.
А Маруся вместе с Эдуардом еще долго сидели в тишине, не в силах произнести ни слова.
***
- Ты меня любишь?
- Да…
Маруся хихикнула. Немного нервно. Все-таки одно дело, когда тебе признается молодой человек. И совсем другое – когда эти слова произносит взрослый дядя, лет на двадцать тебя старше. Произносит густым, хорошо поставленным басом.
А еще смешно, что они сидят, взявшись за руки, как дети, на лавочке, откуда открывается упоительный вид на морской берег.
Хотя какой тут смех?
Григорий после сеанса гипноза превратился в овоща. Теперь, как и предсказывал Мэтлок, в психбольнице.
Свекровь лелеет страшные подозрения. Мол, Маруська сговорилась с гипнотизером, чтобы сжить со свету ее Гришеньку. Эти подозрения могли бы отравить жизнь Маруси. Могли бы. Не знай она того, что сообщил ей Мэтлок.
Дети, кстати, в отличие от бабушки, приняли «дядю экстрасенса» очень хорошо.
Они могли бы расписаться. Не будь это попросту бессмысленно.
- Я не хочу покидать этот мир, - сказала Маруся. – Он действительно прекрасен. Я – дура, дура! Я раньше этого не понимала. Терзалась фигней всякой.
- Скажем спасибо господину Мэтлоку из будущего, - Эдуард крепко, почти до боли, стиснул Марусину кисть.
- Я теперь спать боюсь, - вздохнула женщина. – Все боюсь, что мне эта чайка приснится. Что мне делать?
- Я думаю, что надо наслаждаться каждым мгновением этой, здешней жизни.
- Но вдруг…
- Тсс! – сказал гипнотизер и, словно прерывая все возможные возражения, поцеловал Марусю.
Целовался он просто классно. Под натиском этих губ Маруся чувствовала себя школьницей – юной, наивной.
- Надо жить, - произнес Эдуард. – Просто жить.
И Маруся была с ним согласна.
Над берегом плавно парила чайка.
Маруся надеялась, что происходящее с ней – все-таки не сон.