ЦВЕТОК
Семечко было доставлено из Бразилии. Никита Львович весь затрясся, открывая плотную и темную непроницаемую коробку. Несколько тысяч евро, заплаченные за давно исчезнувший с планеты экземпляр (амаполус гигантус) вернулись к нему в виде этой крошечной, невзрачной на вид коробочки. На секунду сердце его екнуло: а вдруг обман? Коробочка была плотно закрыта, сквозь матовое стекло тихо темнело овальное зерно.
- Ну что, пришло? – послышался из кухни голос жены.
- Да! - крикнул, волнуясь, Никита Львович.
- Ну слава Богу!
На следующий день семечко было посажено. Никита Львович долго не мог уснуть и ворочался на кровати. В открытое окно светила полная луна, тревожно пели сверчки. Он повертелся еще и встал с кровати.
- Ты куда? – во сне спросила жена.
- Проверю. Вдруг кто выкопал?
Жена тяжело вздохнула в ответ.
Он сбежал босиком по лестнице, пролетел прихожую и выскочил в сад. Земля была теплая, солнечные фонарики светлячками отмечали контуры дорожки. Добежав до клумбы, Никита Львович припал ладонью к рыхлому холмику. Вроде на месте.
Через три дня взошел росток.
- Наконец-то! – воскликнула жена.
Никита Львович ворвался к ней прямо в ванную, чтобы сообщить радостную новость. Жена поправляла левой рукой прическу, а правой брызгала на нее лаком.
- Сегодня взял отгул! – горячо крикнул Никита Львович, увертываясь от струи лака. – Буду изучать эволюцию роста.
Жена аккуратно подкрасила губы помадой, взяла сумочку и в дверях сказала:
- В холодильнике макароны и бифштекс.
Никита Львович кивнул. Макароны и бифштекс совершенно его не интересовали. Вооруженный лупой и линейкой, он шагнул навстречу цветку. Росток был самый обыкновенный. Небольшой, с двумя круглыми лепестками, подобный другим миллионам ростков на планете Земля. Где-то в глубине души снова качнулось сомнение. Однако он старательно занес все данные в тетрадь. Потом он размешал в лейке специальные голубые шарики, и, когда они растворились, полил цветок мутной вонючей жидкостью. Вода сразу же впиталась, словно там, под землей, росток уже развил мощную корневую систему и теперь жадно ее насыщал.
Никита Львович удивился и записал в тетрадь и эту особенность тоже.
Вернувшись с работы, жена застала его сидящем на стуле напротив цветка, с тетрадью в руке. Очки Никиты Львовича упали, сам он спал.
Вечером между супругами состоялся разговор. Это был один из тех разговоров, после которых в доме вновь воцаряются мир и порядок, а мужья вдруг вспоминают, где ближайший магазин и как следует пылесосить. Никита Львович отложил тетрадь в сторону, спал ночью не вставая, утром побрился и ушел на работу. Так продолжалось несколько дней.
К концу недели цветок выпустил еще несколько листьев, стебель его окреп и приобрел коричневатый оттенок. Высотой он достигал теперь колена Никиты Львовича. Профессор знал, что цветок растет медленно, а до появления бутона осталось, быть может, еще месяц с лишним. Он пользовался моментами, когда жена говорила по телефону или принимала ванну и бежал к цветку, чтобы записать данные в тетрадь.
Прошло две недели. Цветок окреп, стебель вырос в диаметре, стал покрываться чешуей. Чешую обнаружила жена, решившая навестить цветок. Она задумчиво провела пальцем по стеблю и вдруг с отвращением вскрикнула.
- Липкое! – и побежала отмывать руку.
Чешуйки были влажные и липкие от смолы. Никита Львович поднес палец к носу и уловил тонкий пряный аромат. У него слегка закружилась голова, и он улыбнулся.
- Все правильно! – сказал он, подняв палец вверх. – Смола! Через 14 дней, как и предполагалось!
Притворившись больным, Никита Львович перебрался в гостиную. Едва из спальни раздавалось сопение жены, он вскакивал с кушетки и бежал к цветку. Листья амаполуса расширились, приобрели четкие очертания и поворачивались навстречу лунному свету, словно пили его прозрачные лучи. Воды из лейки цветку не хватало. Никита Львович должен был тратить два вечерних часа, чтобы из шланга напоить растение.
Цветок был благодарен. Он наливался красками и соком, стебель его теперь почти можно было назвать стволом, листья затвердели, стали жесткими, как наждак. На конце каждой чешуйки появились шипы, а верхушка вытянулась и стала набухать, готовясь родить бутон.
Еще немного и он, Никита Львович Пирогов, профессор биологических наук, почетный член академии, заведующий кафедрой биологии в университете – он станет еще и одним из немногих, воскресивших из праха давно исчезнувший вид амаполуса гигантуса!
Это будет переворот в науке.
Дрожа от волнения, Никита Львович погладил жесткий лист рукой. Тот шевельнулся, сжался и разжался, словно от внезапной ласки. Профессор вздрогнул и снова провел рукой по листу. Лист дрогнул в ответ и вдруг свернулся трубочкой, обнимая руку профессора.
Услышав крик, жена выскочила из спальни. Она нашла Никиту Львовича возле цветка. Он сидел на коленях и растирал ужаленную руку. «Невероятно!» - только и сумел произнести он. Со лба его катился пот.
«Отвечает на прикосновения. Жжет.» - написал в тетради Никита Львович.
Через месяц цветок перерос профессора, его ствол совсем окреп, шипы навострились, а листья стали красновато-желтыми. Никита Львович тратил по четыре часа, чтобы напоить растение. Сам он похудел и осунулся, плохо ел и почти не спал. Жена провела с ним еще несколько бесед, которые имели слабый эффект. Цветок начал раскрываться, и Никита Львович был готов скорее пожертвовать браком, чем пропустить такое событие.
По его биологическим расчетам, бутон должен был раскрыться в начале нового месяца ночью, в полнолуние. Он поудобнее устроился в саду, предварительно вынес кушетку поближе к клумбе и приготовился ждать. Несколько ночей он бессонно глядел в черное небо, ходил взад-вперед и затем засыпал, изможденный от ожидания. Утром его будил звон будильника, и он шел на работу полусонный и измученный.
Жена уже неделю с ним не разговаривала.
На шестую ночь профессор заснул. Во сне он видел цветок, огромный и красный, пылающий в лунных лучах. Проснулся он, потому что в ноздрях стало щекотно, и он чихнул. Еще не открывая глаз, Никита Львович уловил сильный аромат. Это был ни на что не похожий, дурманящий и тягучий запах, волнующий и зовущий. Никита Львович открыл глаза. Лунный луч упирался в самую макушку растения, которое на глазах разворачивало гигантские красные лепестки. Лепестков было все больше и больше, они шелестели и шептались в лунном свете. Свечение становилось все сильнее.
- Невероятно! Невероятно! – только и повторял профессор. Дыхание у него сперло, руки вспотели. Он шагнул к цветку, голова его кружилась от терпкого аромата. Он стоял совсем рядом, озаренный розово-золотым светом и тянул руки к лепесткам. «Как это прекрасно!» - воскликнул Никита Львович. Сердце его колотилось от счастья. Растение словно услышало его слова, потому что вдруг задрожало и резко изогнулось вниз. Перед профессором открылся гигантский зев, в глубине которого, будто в конце далекого тунеля, горел яркий свет. Никита Львович простер руки навстречу прекрасному свечению и шагнул внутрь.
Его переполнила легкость, душа куда-то взлетела и растаяла. Тело словно и вовсе исчезло. Ощущение света было повсюду, словно бытие вдруг взорвалось и преобразилось в световые частицы. Никита Львович летел по золотому туннелю, и мысли его были легки и воздушные. Но вдруг что-то задрожало, горло туннеля сжалось, раздалось скрежетание и словно стон. Тело профессора резко отяжелело, он почувтствовал притяжение земли и полетел вниз.
Снаружи цветка, жена изо всех сил выжимала в глотку растения мощную струю лака для волос. Цветок зарычал, застонал и изверг профессора наружу. Она вовремя успела – еще немного, и кто знает, чем бы кончилась история.
Наутро цветок срубили. Из под топора вытекала красная густая жидкость. Лепестки безжизненно повисли, а золотой зев закрылся и ссохся. Никита Львович тихо плакал в углу сада.
Ночью, когда жена уснула, он прокрался в сад и выкопал маленький корешок, оставшийся от амаполуса.