Друзья мои, мы продолжаем сшивать наше лоскутное "одеяло". Сейчас мы перепрыгиваем через уже написанные главы "Выбор "Нилариа", "Разговор с другом", "Красавица и Чудовище", "Водопады Глизы", "Призраки в Ночи" - все это кластер "Полдень". Эта глава - после них.
Мало что изменилось между мной и Аркандом после смерти Лари. Видимо, деньги оказались крепче крови. Он стал больше пить, если это было вовсе возможно, и я начал приходить к пониманию, что чем больше денег ему даю, тем хуже становится.
До меня стали доходить слухи, что он представляет себя «жертвой обстоятельств», и что, якобы, совершенно ничего не может изменить в своей жизни. Намекал на то, что я являюсь причиной всех его проблем.
А на самом деле его проблему описать было очень просто – лень поднимается быстро и рано, а трудолюбие еще надо разбудить. В нем не было трудолюбия к жизни. Он искренне верил в то, что если прокатится через нее абы как, не заглядывая к себе в душу, то могила исправит все.
По кармическому закону то, чем является твой партнер – это каким-то образом отражение тебя. Я не знал, где он отражал эту грань во мне. Пройдет еще долгих пять лет, прежде чем я смогу найти в себе силы изменить положение единственно правильным способом, а пока у меня самого не было сил посмотреть в свою душу, уже не говоря, что в его.
Тем поздним осенним вечером я брел от ратуши по Дортмаар Неор, в очередной раз поругавшись с отцом. Мел прислал мне с гонцом письмо о том, что ему нужно время, чтобы обо всем подумать, и чтобы я не ждал его на этой неделе. Странно, но мне стало все равно. Я где-то даже радовался тому, что могу провести время один. Но так ли это было, или я лгал сам себе?
Если ты в душе – темный и недобрый, то тебя будет притягивать тьма. Идя мимо домов, я пропускал все спокойные волны и мысли, и вообще не обращал внимания на счастливых людей – они для меня не существовали. Вот вам фильтр сознания. И я еще что-то смею говорить про Арканда.
Я всегда вслушивался только в негативные, желательно отчаянные мысли, исходящие от слабых личностей. Таких проще всего было уговорить пойти со мной. Я заметил одну закономерность – даже если сразу я не видел над таким человеком сардарана, цветка смерти, то после общения со мной, он там появлялся. И дорога оказывалась открыта. В одном из домов шел скандал между мужем и женой, где жена была упрямее и сильнее...
В другом какая-то девушка плакала о любимом, и хотела знать, почему он не отвечает ей взаимностью. Но она не желала смерти. Во всяком случае пока. За следующей дверью в одиночестве сидела женщина. Вокруг нее я увидел сухую листву, по которой бежала дорожка огня. Вслушавшись в ее мысли, я разгадал видение – очаги страха вспыхивают на сухой листве неверия и невежества.
Она была такой эмоционально слабой, что я остановился за дверью, не в силах совладать с собой, аж затрясло от волнения и предвкушения. Я не посмотрел – есть ли у нее семья, что происходит у нее в жизни – ничего. Я просто увидел очень слабую душу, которая не сможет или даже не захочет сопротивляться моим чарам.
Ну что мне от нее надо? Арканд прав в своих обвинениях. Да, на меня накричал отец, а мужчина, которого я полюбил, перестал со мной общаться. Ну и что? Я что, не могу найти себе кого-то еще? В городе было много мужчин, которые отдали бы все, чтобы быть со мной. Не то, чтобы нормальная жизнь была мне недоступна. Она была мне не нужна.
Я постучал в дверь. Перед глазами промелькнуло видение – на склоне горы на фоне багрового заката стоит темная фигура, и не движется ни вперед, ни назад, потому что не видит пути.
Дверь открылась сразу. Она даже не спросила – кто там. Ее губы были цвета холодного зимнего неба. Она силилась выдавить из себя хоть удивление, а хоть вопрос, но не получилось ни того, ни другого – ей было все равно, кто стоял перед ней, и почему.
Я улыбнулся, осознав, насколько легкой была эта моя жертва, и взял ее за руку.
«И вот мы уже стояли с ней на склоне горы. Под нами была пропасть, а внизу расстилалась невероятной красоты долина.
- Если вы согласитесь полететь со мной, я сделаю так, что вам будет очень хорошо.
Она смотрела вперед глазами, огонь в которых потух очень давно. И уже было не важно, почему. В ее жизни не было ни цели, ни желания эту цель найти, и двигаться к ней. А на лице уже не осталось черт, которые были бы хоть как-то заметными. Все, что выделялось – это совершенно посиневшие, плотно сжатые губы.
Я нежно обнял ее, и она, казалось, потеряла последние силы, и безмолвно кивнула.
Подул ветер, принеся с собой запах старых сосновых досок, из которых рабочие строят эшафот. Потом они его разбирают, и прячут доски до следующего раза. Даже не счищают кровь, которая запекается на них, и становится черной.
Я подвел ее к обрыву, и толкнул в пропасть. Она полетела вниз с отчаянным криком. Я раскрыл огромные черные крылья, бросился за ней, подхватив почти у самых камней внизу. В ее глазах был ужас, но я стряхнул с себя тот образ, которым она меня наградила (крылья? Ну и фантазия!), и коснулся рукой ее лица.
- Уже не больно. И не страшно. Я избавил вас от жизни, в которой вы себя потеряли. Я буду здесь, пока за вами не придет ваш наставник. Он объяснит вам, что вы сделали не так. Не бойтесь, самое страшное уже позади.
- Казнь? Самое страшное – это казнь? – Она тяжело дышала, на лбу у нее появилась испарина.
- Нет. Самое страшное – это потеря веры. После нее остается сухая листва, на которой вспыхиваю я.»
Я отпустил ее руку, и она вздрогнула, отшатнувшись.
- Вот ответы на все ваши вопросы. Я Чернокнижник. Пойдемте ко мне в замок.
Женщина постояла с закрытыми глазами, переживая стремительный полет в пропасть, радуясь ему, предвкушая легкий конец тяжелой жизни, и сделала шаг ко мне навстречу.
Мы шли по улице, обнявшись, как любовники. Она ни о чем не жалела, эта очередная несчастная душа, которой надоело жить. Ее волосы были мягкими, как беличий хвост. Какой фарс, подумал я, отгоняя прогорклый, застоявшийся воздух ее непроветриваемой души. И я еще ругаю Арканда за безвольность. Он не в состоянии упустить ни одной бутылки, а я не в состоянии пропустить ни одного неудачника.
Цок-цок-цок, цокали ее каблучки по старой булыжной мостовой. А я шел рядом вкрадчиво и бесшумно. Ей снова стало все равно. Потухший в душе огонь означает вечную тьму, которую не освещают надолго даже всполохи страха смерти.
Я отворил тяжелую, обитую медными пластинами дверь.
- А вы же были в замке на холме? – Равнодушно полуспросила она, переступая порог.
- Вопрос в том, где хотите быть вы.
В освещенном факелами коридоре послышались шаги.
- Домиарн?! – Отец Релемилл поднял брови, и даже развел руками от растерянности.
- Извините, поздний час.
- Для Бога поздних часов не бывает!
- Я привел вам заблудшую овцу. Ее нужно вылечить ударной дозой веры. А дальше по одной чайной ложке три раза в день, но вы это знаете и без меня.
- Тебе плохо? Я могу помочь и тебе. Останься. – Он крепко обнял меня за плечи.
- Помогите ей. Если вы сейчас же не уведете ее, и не выгоните меня, то я убью вас обоих.
Я толкнул женщину к Релемиллу, развернулся, и убежал в ночь.
Бежал я очень долго, пока город не остался далеко в темноте. Сел в сухую траву на обочине, и рыдал в голос, все падая, падая и падая в бесконечную пропасть, но уже один. Я пытался разбиться о камни так, чтобы боль физическая хоть на секунду заглушила боль душевную, но всякий раз внизу меня ловили чьи-то знакомые, неравнодушные руки.