Я УХОЖУ, АМАН ГУМИРОВИЧ
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ГУБЕРНАТОРУ КЕМЕРОВСКОЙ ОБЛАСТИ А.Г. ТУЛЕЕВУ
ОТ ОТЦА «МИЛЛИОНЕРА – МОШЕННИКА»
Уважаемый Аман Гумирович!
В своем mail-блоге интернета еще до выборов в Госдуму я писал: «Не скажу, что мне все здесь нравится, но я впервые рад и горд тем, что живу в Кузбассе – регионе, где менее всего вероятна «оранжевая революция», на которую толкают Россию сегодня деструктивные силы… Я спокоен за своих внуков». Такая обстановка в Кузбассе создалась благодаря Вам. Но я не упомянул Ваше имя, чтобы читающие не сочли мой пост за выходку подхалима. Умным не нужно разжевывать, от кого зависит положение дел в регионе. Да, я был спокоен. Не мог и подумать тогда, что беда все же подкрадется с другой стороны, что мне придется обращаться к Вам за помощью.
А случилось вот что: мой сын Усланов Глеб Вадимович, отец двух малолетних детей, 20.01.12 г. Центральным районным судом г. Новокузнецка (судья А.В. Трещеткина) осужден на 5 лет и 7 месяцев по ст. 159 РФ, «мошенничество в особо крупных размерах».
Я, конечно, не знаю всех деталей этого дела, но то, что мне известно, позволяют считать, что произошла не судебная ошибка даже, а откровенная расправа (скорее всего, проплаченная) над человеком, который менее всего виноват. Одним (Банку Москвы) нужен показательный процесс, чтобы немного загладить громкие делишки первых лиц банка и чтобы впредь его работникам неповадно было поступать подобным образом, другим (кемеровским следователям) – отличиться в раскрытии тяжкого преступления ОПГ – организованной преступной группировкой.
Аман Гумирович, вы как Губернатор не можете повлиять на решение суда. Я это понимаю. Но ведь и оставлять все, как есть, закрывать глаза на подобные «театральные» действа зарвавшихся силовиков и карателей, тоже не дело. Уж больно высока цена «билетов» на такие представления: реально поломанные жизни «участников массовки» и «зрителей». Не мне советовать Вам, как поступить. Да я и сам не вижу пути выхода из сложившейся ситуации. Наверное, наивно, но, быть может, можно поручить другой следственной бригаде, необременённой личными интересами, более объективно разобраться во всем?
Известные мне факты, за достоверность которых ручаюсь, излагаю отдельно в Приложении.
С уважением…
Это письмо и приложение к нему я подготовил чуть ли не на следующий день после оглашения приговора и намеревался отправить его Вам, не откладывая в долгий ящик. Но житейский опыт подсказывал, торопиться не следует. Пусть улягутся эмоции. А они в тот момент буквально рвали наши души и сердца на части. Мать Глеба, инвалид второй группы по онкологии, вообще слегла. Оглушительные переживания, как правило, бывают плохим советчиком. И я не отправил письмо. Теперь вот не знаю, правильно или не правильно поступил.
Какое соображение остановило? А не навредит ли мое обращение к Вам? Областной суд, куда, конечно же, будет направлена кассационная жалоба, может воспринять его как давление на суд. А на всякое действие, как известно, есть противодействие, равное по величине и противоположно направленное. К тому же, я почему-то был уверен, что областной суд уж точно объективно подойдет к рассмотрению дела, и справедливость восторжествует.
На долгие пять месяцев нервотрепки растянулась волокита с кассацией. И вот 14 июня, наконец, состоялось заседание коллегии областного суда. Мои и не только мои надежды рухнули. Суд лишь смягчил меру наказания, снизил до 5 лет срок лишения свободы, а по отдельным эпизодам, направил дело обратно в районный суд Центрального района Новокузнецка, для рассмотрения его другом составом суда. Ничего хорошего от этого я не жду. Ворон ворону глаз не выколет. Свою солидарность новокузнецкие судьи уже продемонстрировали, отказавшись рассматривать дело бывшего мэра Новокузнецка С. Мартина. Мотивировали это тем, что могут де быть необъективны. Сами признали, что для них справедливость, объективность не являются главным критерием, руководством к действию. Могут повернуть дело не туда, куда надо, а туда, куда им хочется или выгодно. Не вижу благоприятного исхода для пострадавших и от данного своего послания к Вам. Карательную машину, похоже, не остановить. Зачем тогда пишу? В двух словах не скажешь. А объяснить надо. Непростительно отмалчиваться при явном перекосе существующей практики судопроизводства, опирающейся на несовершенство законов в том числе. Страдают-то нередко ни в чем неповинные мелкие сошки.
Об этом – в Приложении.
С уважением…
Приложение.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО А. Г. ТУЛЕЕВУ
Итак, решением суда Центрального района г. Новокузнецка (судья А.В. Трещеткина) 20.01.12 г. приговорены к различным годам заключения участники организованной преступной группировки (ОПГ), которая «мошенническим путем присваивала в особо крупных размерах» денежные средства, принадлежащие Банку Москвы (новокузнецкое отделение). В нее входили бывший работник отделения Банка Москвы М.А. Колышкин (приговорен к 7 годам), бывший работник Кемеровского областного отделения Центробанка России Д.Ю. Ермаков (3 года 8 месяцев), бывший директор производственно-коммерческой фирмы «Сталкер» Г.В. Усланов (5 лет и 7 месяцев), водитель А. С. Селиверстов (5 лет лишения свободы).
Возникает вопрос: за что же такая поблажка Д.Ю. Ермакову? Водителю, который зарабатывал на жизнь извозом - отвозил заемщиков в Новокузнецк и обратно, дали 5 лет, а бизнесмену-банкиру, который непосредственно участвовал в сделках, - чуть ли не наполовину меньше. С чего бы? В «Новостях Кемерово» на сайте А42RU ответ на этот вопрос прозвучал так: «… Д.Ю. Ермаков подключился к группировке позже». Беспардонная своей очевидностью ложь! Будучи работником Центробанка России, Д.Ю. Ермаков инспектировал отделения других банков, находящихся в г. Новокузнецке, в том числе и Банка Москвы, имел прямой контакт с М.А. Колышкиным. Мой же сын Усланов Глеб, хоть и был ранее знаком с Колышкиным – учились в одном вузе, но не знал, что тот живет в Новокузнецке и работает в банке. Что же касается водителя Селиверстова, так он вообще никогда прежде не встречался с Ермаковым, а уж с Колышкиным тем более. Как можно было проигнорировать эти, лежащие на поверхности, факты?! Недоразумение? Отнюдь. Судья сознательно закрыла глаза на эти «несущественные» детали. Достаточно того, что сказал Ермаков, соучастник: «Вся группа действовала в сговоре». А позже он вступил в группировку или раньше, какое это имеет значение.
Поначалу никто из присутствующих на суде не мог понять, зачем он стал менять свои показания и оговаривать своего старого друга Колышкина, а с ним и Усланова, и Селиверстова? Чтобы за «досудебное соглашение" с прокуратурой получить меньший срок (ст. 317 УПК РФ)? Но ведь он мог бы и так рассчитывать на снисхождение, если бы рассказывал, как было все на самом деле. Ну да, брали потребительские кредиты в банке, но покупали на эти деньги не потребительские товары – телевизоры, холодильники и пр., а стройматериалы. Да, неблаговидно поступали. Так ведь не транжирили, не мотались в Куршавель, не скупали виллы и дворцы в Австрии и Англии, а занимались реконструкцией здания, в котором собирались открыть производство по оказанию услуг населению. Впрочем, на эти деньги, что были взяты в кредит, сегодня не купить и хорошую квартиру в Кемерово. К тому же задолженность гасилась, с процентами. Зачем было врать? Возникло подозрение: кому-то очень хотелось раздуть из мухи слона. Кому-то надо было представить все как преступление с отягчающими обстоятельствами в виде ОПГ. А вот кому и зачем? Вопрос интересный. Попробуем найти на него ответ.
Мне что-то не верится, что Ермаков настолько глуп, чтобы мог добровольно подставить себя. На него либо хорошо надавили, запугали, либо пообещали оставить за ним недвижимость фирмы. Почему выбор пал на него? Видимо, как на самого нечистоплотного из пострадавших, который не устоял перед соблазном, часть денег все же присваивал, поскольку вся наличность практически бесконтрольно шла через него. В кредит купил 4-комнатную квартиру в элитном доме, обустроил ее дорогой мебелью и сантехникой. И это при том, что уволился с злачного места, лишил сам себя приличного заработка и положения в Центробанке России. Плюс к тому в его квартире нашли долговую расписку, согласно которой некто взял у него в долг 3 млн 800 тысяч рублей. Кто-то грамотно учел эти «грешки» при обработке потенциального доносчика. Кто-то подсказал ему, что делать, что говорить, чтобы получить по минимуму. И «ученик» дисциплинированно справился с поставленной задачей.
Я не собираюсь обелять всех остальных участников банковской аферы. Определенная вина есть у каждого. Но кредиты брали, повторяю, не с целью личной наживы, обогащения путем невозврата ссуды. А, поскольку не было намерения украсть, то и не было никакого сговора для подобных действий. То есть квалификация ОПГ, выдвинутая обвинением, от начала и конца надуманная.
Мне ничего не известно о Колышкине: ни о его жизни и деятельности, ни то, какое участие он принимал в этом «мошенничестве в особо крупных размерах». Я его никогда не видел. А вот, что касается моего сына Глеба, могу поклясться, что к его рукам не прилипло ни рубля. Я все видел, - события разворачивались на моих глазах.
Как именно?
До этого Глеб содержал семью случайными заработками. Помогали ему и мы с супругой. Она вязали из бисера колье, продавали их своим бывшим коллегам по педучилищу (при желании можно легко проверить). Это к вопросу о «наворованных» миллионах. Будет мать «миллионера», пожилая, больная женщина, инвалид второй группы заниматься подобным ремеслом, чтобы заработать на хлеб? Можно проследить также, чем в эти годы занимался и отец «миллионера». Достаточно заглянуть в его, то есть мою трудовую книжку: дворник парк-отеля «Чаша Грааля», развлекательного комплекса «Волна», училища культуры. Я туда нанимался на зиму, летом трудился в огороде на даче. А в те дни и месяцы, когда мой сын «воровал» миллионы, по его просьбе выполнял работу сторожа, дворника, уборщика помещений, монтажника. Причем на общественных началах«.
А дело было так. Максим, Дмитрий и Глеб решили объединить усилия, кое-какие финансовые накопления Максима и начать свой бизнес. «Вкладом» Глеба в него была зарегистрированная на его имя фирма, которая могла взяться за реконструкцию приобретенного помещения, плюс деньги, которые он брал в кредит на себя, тещу и одного из своих приятелей. Менее хлопотная и менее ответственная роль отводилась Дмитрию. Учитывались его заслуги в обеспечении связи с банком. Он же был и «кассиром».
Подходящее и недорогое помещение в Кемерово нашли довольно быстро. От ночного клуба «Пиранья», который едва не сгорел, избавлялся прежний его владелец. Намерения возобновить работу клуба ни у кого не было. Пока обсуждались варианты деятельности, наиболее пригодные для данного помещения, пока подыскивались проектировщики, решили демонтировать все, что относилось к ночному клубу: охранную сигнализацию, звуковую, световую и видеоаппаратуру, барные стойки и т.д. Глеб попросил меня помочь найти непьющих мужичков, которые бы взялись выполнить эту работу. Я нашел двух таких работников. Трудились посменно. Днем сообща демонтировали оборудование. Ночью каждый в отдельности разбирал перегородки помещений. Как и потолки, они были выполнены из вагонки. Вот эта вагонка и шла в счет оплаты за труд, по принципу: сколько надергал за ночь реек, все твое. Я, кроме того, занимался уборкой (мыл полы) помещений, прилегающей к нему территории от снега и мусора. За это сам себе платил тем, что за копейки продавал жильцам общежития, в пристройке которого находилась «Пиранья», б/у стулья, межкомнатные двери. Жильцы общежития могут подтвердить.
Потом, когда дело дошло до демонтажа перекрытий, заливки фундаментов под будущие капитальные стены, была приглашена строительная организация. Расчеты с ней велись согласно Договору, сметы и по факту выполненных работ. Соответствующие документы, надеюсь, сохранились. В этот период каждая копейка была на учете, на личные нужды не тратилось ни рубля. Однажды вечером Глеб приехал на объект, и у нас с ним состоялся откровенный разговор. Он посетовал: «Один хлещусь, а я ведь здесь не хозяин, - всего лишь исполнительный директор с окладом 30 тысяч рублей». Меня, разумеется, заинтересовало, откуда берутся деньги на строительство. Глеб ответил: «К сожалению, под залог недвижимости банки кредит не дают. Приходится брать ссуду на частные лица».
Эта схема инвестирования мне не понравилась. И я это высказал сыну, но Глеб меня успокоил: «Другого варианта нет. Сегодня все так работают. И потом мне бояться нечего: я на себя выписал кредит, на тещу и еще на одного надежного друга. Рассчитываюсь вовремя». Чем? Тут я узнал, что они с Дмитрием Ермаковым взяли в аренду действующую автомойку, две пивные точки, открыли свой продуктовый магазин, небольшой.
Но вскоре все лопнуло разом. Начались преследования. Куда бы ни поехали Глеб с Дмитрием, за ними следовала «ментовская» машина. И вот однажды (19 февраля 2009 г.) у меня в доме раздался телефонный звонок. Звонили из охранного предприятия, просили приехать на квартиру к сыну. Там сработала сигнализация. Мы с женой прибыли на место и увидели потрясающую картину: на лестничной площадке столпилось около двух десятков молодых людей. Часть из них была в бронежилетах, с автоматами. Входная дверь держалась на честном слове, замки взломаны. За дверью раздавался лай собаки. Нас попросили присутствовать при обыске. Мы, конечно, отказались. Во-первых, квартира эта не наша. Во-вторых, когда в нее ворвется такая орава блюстителей порядка, где гарантия, что кто-то из них не подкинет наркотики или оружие? За всеми не уследишь. Долго припирались. В конце концов, не решившись завершить начатое дело до конца, квартиру опечатали, «замуровав» в ней собаку. Через пару дней, когда мы на свой страх и риск вызволили голодного пса, взяли с собой учебники для внука, обыск все же был произведен в отсутствие хозяев и нас, родителей Глеба. И после ухода капитально заварили эл. сваркой входную дверь.
Не стану расписывать, что было дальше. А, вообще-то, стоило бы. Например, какие чувства испытывали мы с бабкой, когда увидели на полу разбросанные и затоптанные фотографии наших внуков. Но не стану. Лишь позволю себе задать несколько вопросов: зачем было устраивать это шоу, куда рвались эти крепкие парни с автоматами? В квартиру к государственному преступнику, террористу, маньяку-убийце? Милиции нечем больше занять своих людей? Вот тогда и возникло первое подозрение, что за действиями силовиков стоит и управляет ими кто-то, у кого достаточно на то полномочий.
Ночью Глеб позвонил из Новосибирска и сказал, что он вынужден был бежать с семьей из Кемерово. Ему за полчаса до обыска позвонил один добрый человек из милиции и предупредил, что его хотят арестовать, потом избиениями, пытками выбить из него нужные показания. (Примечание: в то время мы еще не знали, что избиения, пытки – обычная практика выбивания показаний у кемеровских милиционеров. Это выяснилось позже, за что и пострадал начальник областного управления МВД А. Елин). Я представил, что бы было, если бы Глеб с семьей находился дома во время налета. Ребятишки от страха, конечно, заплакали бы. Какой отец спокойно смотрел бы на это? Наверняка, завязалась бы драка. Нетрудно догадаться, чем бы она закончилась. Для меня стало очевидным, что на этом произвол не закончится. Надо было что-то делать, причем быстро и решительно, чтобы предупредить или хотя бы поубавить рвение карателей. И я начал действовать. Обратился с жалобой не куда-нибудь, а сразу в областную прокуратуру. Ее реакция, вернее отсутствие таковой подсказывало, что она не хочет ввязываться в это дело, возможно, боится идти на конфликт с кем-то, кому ее действия могут не понравиться. Я понял, что нельзя терять время на бесполезные ожидания, что со своими тревожными сигналами надо выходить за пределы области.
Что было дальше, Аман Гумирович, полагаю, Вы знаете. Потому что в письмах в Генеральную прокуратуру, Президенту я не пощадил и Вас. Причем критиковал довольно резко. А что было делать? На заурядную тягомотину жалоб никто должным образом не отреагировал бы. Высказывался без грубостей и оскорблений, но жестко, называя вещи своими именами. И не раскаиваюсь. Ибо считаю, что иногда надо говорить правду начальнику, указывать на недостатки в его работе. Для его же пользы, для успешной работы в дальнейшем и укрепления его авторитета.
В начале письма к Вам я писал, что мне не все нравится в нашей сегодняшней жизни, в частности, в Кузбассе. Мне не нравилось отношение чиновников, особенно тех, кто находится под покровительством высокого начальника, к простым гражданам. Лично столкнулся с такими (о них – чуть ниже). Мне не нравилось, как неумные Ваши помощники лепили из Вас образ божка. Одно дело искреннее уважение человека и другое – искусственно навязанный культ личности.
Сегодня ситуация меняется. Вас хвалят, но в меру, заслуженно. Я поддерживал Вас вначале Вашей политической деятельности, когда Вы баллотировались в качестве кандидата в депутаты Верховного Совета СССР, поддерживаю и теперь. Не так давно Вы почти полностью сменили команду. У Вас в заместителях появились молодые люди. По их делам видно, что они хотят помогать Вам, а не разыгрывать спектакли, чтобы угодить Вам, как это делал Марк Рудник, который за Вашей спиной расставлял своих людей в силовых подразделениях. Сейчас не видно и не слышно М. Рудника, но его люди остались. В частности, его сын Сергей трудится на ниве заместителя начальника областного следственного управления СК РФ. Это они устраивают психологические атаки на подозреваемых, вроде той, что устроили на квартире моего сына. Это они не гнушаются ничем, чтобы выбить нужные показания, как выбивали у водителя Селиверстова, пытками, - надевали на его голову так называемый «обруч». Это судьи выносят обвинительные приговоры невиновным по указке сверху. Это судебные приставы смело идут на нарушение законодательства при аресте и изъятии имущества, уверенные в том, что их «крыша» в лице М. Рудника не «протекает». На арестах и конфискациях имущества они устроили себе кормушку: например, практически новую машину, стоимостью в 700 тысяч рублей, оценили в 34 тысячи и продали «стороннему» лицу.
В первом варианте данного письма, который Вам так и не отправил, я не стал перегружать его подробностями моего, затянувшегося на 6 лет, конфликта с энергоснабжающей организацией, которая пыталась обвинить нас с супругой в неуплате за пользование электроэнергией, иначе говоря, в воровстве. Сначала это была юридически независимая организация и именовалась «Горэлектросеть», потом она вошла в структуру СКЭК (Северо-Кузбасской энергетической компании), а та в свою очередь – в СДС (Сибирский деловой союз), известный всем холдинг, который прибрал к рукам почти всю экономику Кузбасса. Поскольку толчком к написанию жалобы послужил неправедный приговор сыну, то я и акцентировал внимание лишь на отдельных «мелочах», которые свидетельствовали о расправе с обвиняемыми и издевательском подходе к ним в процессе следствия и судопроизводства.
В частности, последнее заседания суда (Центрального района г. Новокузнецка), на котором должен был вынесен приговор, было назначено на 24 декабря 2011 г., то есть в преддверии праздников и долгих каникул. О чем может думать человек, окажись он в подобной ситуации? Разумеется, о том, какое наказание ему грозит, понимая, что, какое бы оно ни было, он не успеет подать кассационную жалобу до Нового Года. А там – каникулы. А там… судья Трещеткина сразу после каникул уходила в очередной отпуск. А если человек знает, что он не виноват? За что же его лишают общения с семьей, детьми в самый замечательный праздник в году? Таким образом, путем простого учета календаря, «объективно» сложившихся обстоятельств из жизни человека исключалось более месяца нормального существования, каких-то активных его действий.
Морально-психологическая удавка сработала «на славу». Нервы у Глеба не выдержали, и он с гипертоническим кризом оказался в больнице. Суд перенесли на 20 января (ради такого случая судья на день вышла из отпуска). Дальше игры продолжились. Копию приговора выдали подсудимым лишь 17 февраля, воспользовавшись, так сказать, законным правом на месячную отсрочку выдачи копии. Потом почему-то и адвокаты «взяли» 10 положенных дней на подготовку и написание кассационной жалобы, хотя она была у них готова еще 27 января, то есть через 10 дней после оглашения приговора. Итак, все документы – копия приговора, жалобы – были готовы для отправки в областной суд 27 февраля, однако они почему-то отлеживались в Новокузнецке аж до 24 апреля, то есть опять «случайно» о них вспомнили лишь перед праздниками и каникулами, теперь уже весенними. Ст. 6 УПК гласит: «назначение наказания, прекращение наказания должно осуществляться в разумные сроки». Удобная для судопроизводства эта «резиновая» статья. Что еще? Формально не придерешься и к тому, что Глеба поместили в камеру, где на 24 кв. метрах находились 25 заключенных, – другие мучаются, чем он лучше? Селиверстову повезло больше. Его поместили в камеру на 6 человек.
Первый вариант письма я не только не перегружал излишними подробностями, а и не коснулся главного мотива, скользкого и одновременно острого, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Я не мог тогда развивать эту тему, опираться лишь на свои подозрения. Сегодня ситуация дру4гая. Я получил подтверждение им со стороны и могу говорить уверенно.
Итак, в своих жалобах, направленных в Москву, я отмечал, что мой сын Глеб Усланов пострадал из-за меня. Его начали преследовать, копать под него сразу после того, как я выиграл судебный процесс с Северо-Кузбасской энергетической компанией (СКЭК). Вообще-то, полного удовлетворения от процесса я не получил. Мне не удалось возбудить уголовное дело против СКЭК за мошенничество и подлог, которых не гнушались работники СКЭК, желая уличить нас в краже электроэнергии. Районный прокурор отказался возбуждать дело, ограничился лишь запросом в компетентные организации. Мне не удалось добиться компенсации за моральный вред, который нанесли хапуги моей неизлечимо больной супруге, инвалиду, да и мне тоже. Мировой судья, районный и областная коллегия явно боялись связываться с могущественной организацией, ее руководителями, тесно связанными с Вами, Аман Гумирович. Это было видно, что называется, невооруженным глазом.
Власть, она на то и власть, чтобы ее уважали и боялись. А чтобы боязнь, не растворилась в уважении, страх надо поддерживать непреклонностью и неотвратимостью наказаний за попытки подчиненных ослушаться или, чего доброго, выступить против. Именно на то, что руководители СКЭК из принципа пытались наказать нас, чтобы другим неповадно было, ссылался я, когда утверждал, что сын пострадал из-за меня. Со мной у них вышел «облом», так взялись за сына.
Наверное, это утверждение выглядело не очень убедительно. В самом деле, чего бы людям, занятым серьезными делами, «бодаться» с пенсионером из-за какой-то тысчонки рублей? Я оговаривался, что дело тут не в «больших» людях, а мелких клерках, которые действовали под прикрытием «больших». Но и оговорка все не объясняла. В суд-то на нас подавала уже организация, и исковое заявление подписывал не клерк. Тогда что же было главным мотивом? Я догадывался, но этого было, конечно, мало для утверждения.
Время расставило все на свои места. Я хочу и буду говорить далее открытым текстом.
А дело вот в чем. Местная еврейская диаспора уже давно считает меня антисемитом. Чтобы не быть голословным, приведу один достоверный факт. Еще в год, предшествующий развалу СССР, когда КПСС доживала последние дни, один местный журналист, а теперь и писатель по фамилии Попок обозвал меня «черносотенцем». Причем не где-нибудь в пивной или подворотне, а публично, в газете, которая носила название «Наша газета». Он сам эту «демократическую» газету создавал, сам ее похоронил, а ярлык на мне остался. Я тогда не стал с ним разбираться, вызывать его на «рандеву», тем более не буду и теперь. Какой смысл выяснять отношения с человеком, который позавчера пел аллилуйю КПСС, вчера скоропостижно перекрасился в «демократа», а сегодня снова повернулся лицом к коммунисту Проханову, стал собкором газеты «Сегодня»? Кто его знает, что ему взбредет в голову завтра. Бегай за ним.
Одного того, что меня зачислили в отряд «черносотенцев», полагаю, достаточно, чтобы не подвергать сомнению существование так называемого «еврейского вопроса». Другое дело, надо ли отмежевываться от рассмотрения самого вопроса и того, как относиться к самим евреям? Думаю, уклоняться не следует. Обозначу сразу свою позицию на сей счет, дабы не было потом передергиваний и кривотолков.
Так вот, я категорически против каких-либо экстремистских действий по отношению к евреям. По меньшей мере, глупо воевать против целого народа, потому как бесполезно, - невыполнимая в принципе задача. Это должны знать все: и те, кто призывает к борьбе с еврейством, и те, кто попадается на эту удочку. Лично я категорически против борьбы еще и потому, что хорошо понимаю, она чревата глобальными потрясениями. Можно много и долго говорить о том, что мировые финансовые и продовольственные потоки находятся под их контролем, благодаря чему они могут задушить экономику любой страны и пустить помиру голодное население планеты. Можно «ядерный» чемоданчик вспомнить. Но это слишком апокалиптически. Есть вещи попроще. Как инженер-электрик, как специалист по технологической защите энергоблоков, релейной защиты электрических сетей, могу сказать, что одной блокировки («козе») достаточно, чтобы остановить не только Саяно-Шушенскую, но и другие электростанции страны. А это, хоть и локальный, но все же коллапс! Он нам нужен? Да, с евреями воевать – себе дороже. Но и они, прежде всего они, должны осознавать, что воевать со всем остальным миром еще более бессмысленная, еще более чреватая страшными последствиями задача. Для евреев в первую очередь. Нынче не те времена, чтобы можно было бесконечно и безнаказанно морочить голову людям. В мире появились иные средства коммуникаций, не только СМИ, находящиеся также под их контролем, есть иные возможности для обмена информацией, международных общений. Рано или поздно мир осознает, кто стоит за их несчастьем. И что тогда? А то, что уже не раз было в истории. Конец тирании, еще более плачевный.
Такова, коротко, моя позиция по очень непростому, скользкому вопросу. Как человек неравнодушный, озабоченный будущим своих детей и внуков, я отражаю эту позицию в своих художественных произведениях. Ибо убежден, что стыдливо замалчивать «еврейский вопрос» не следует. Вести пропаганду, вскрывающей пороки шовинистической идеологии, богоизбранности евреев, просто необходимо. Но так, чтобы это не порождало активных действий против них, вроде тех погромов, что устраивали черносотенцы после революции 1905 года. Надо быть терпимее и умнее. Надо начать с воспитания своих детей и внуков, раскрывать им глаза на создавшееся положение в обществе и личной жизни каждого, чтобы они противостояли моральному разложению, которое льется с экранов ТВ. Надо создавать свои средства массовой информации, пропагандировать в них здоровый образ жизни. СМИ, контролируемые евреями, поднимут хай, вой? Да. Будут пытаться обвинить в экстремизме, ксенофобии и даже фашизме. Пусть поднимают, пусть воют. Это будет способствовать еще более быстрому разоблачению сущности идеологии фальшивой демократии. Такая спокойная, доброжелательная пропаганда нужна, как ни странно, самим евреям. Настала пора задуматься «богоизбранникам» над тем, почему, собственно, им надо постоянно вести борьбу то за простое выживание, то за первенство в мире. Пора признать действия своих предков и нынешних кукловодов слишком пагубными. Пора жить в мире и согласии с другими народами, жить просто и счастливо со всеми вместе. Но, к сожалению, многие из них крайне негативно воспринимают критику в свой адрес. Зашорены Торой. Ищут врагов, антисемитов, черносотенцев не там. В своем кругу их надо искать, среди Чубайсов, Березовских, Абрамовичей, Ходорковских, которые своей алчностью создают негативный образ всего еврейства. К совести зарвавшихся олигархов взывают и их сородичи, такие как И.М. Гельфанд, ученый-физик с мировым именем, бывший профессор МГУ, но пока безрезультатно. Умная и настойчивая пропаганда нужна и нам, чтобы мы не были лохами, не хватались за булыжники, не рвались «в бой за власть Советов» по первому зову краснобаев-революционеров.
Этой темы я касался в таких пьесах, как «Скамья», «Тень одиннадцатого». И мне теперь не кажется странным и случайным, почему СКЭК подала на нас в суд вскоре, после публикации этих пьес в интернете. Что примечательно? Даже если бы мы действительно были виноваты, то и тогда энергетики не должны были обращаться в суд, поскольку было уже поздно – срок давности истек. Однако подали. Так хотелось поиграть у стариков на нервах! Так хотелось! Но не получилось. Старик сам изрядно попортил им настроение. Тогда догадались зайти с другого бока. Узнали, что сын у «черносотенца» бизнесмен. У-у! А какой бизнесмен нынче кристально чистый? С нашими законами таких нынче не сыскать. Вот и навалились на парня армадой: следователи, опера, группы поддержки, прокуроры, судьи. Обстановка стала накаляться еще больше после публикации еще одной пьесы – «Неотправленные письма». А недавно в издательстве Lambert Academic Publishing (Германия) вышла новая моя книга «Личная жизнь в пространстве». Вот она-то точно кость в глотке для ортодоксальных сионистов и церковных халявщиков.
Сегодня 15 июня. И я не знаю пока, когда отправлю Вам это письмо. Мне надо еще решить для себя, что делать дальше. Писать опровержения в компетентные органы, как я это делал, когда пытался отстоять свою честь и достоинство, бить в колокола, когда писал жалобы во все инстанции, плоть до Генеральной прокуратуры, чтобы предупредить физическую расправу над сыном? Но, как оказалось, это не только бесполезно, но еще и опасно. Слишком мстительны, наглы и могущественны те, на кого жалуешься. Однако что-то же делать надо, потому что беда нависла не только над сыном, но и над внуками. Но что? Уж не пойти ли на удовлетворение сокровенного желания своих оппонентов, жаждущих физической расправы со мной. Но как это сделать? Само по себе это непросто, очень непросто. А тут еще возникает другая, чисто практическая проблема: хоронить-то меня некому и не на что. Жена больна. В хосписе лежит. Сын – в тюрьме. У снохи – своих проблем выше крыши. Не смогут приехать и организовать похороны старшие дети. Сын – в Москве, тоже больной по онкологии. Дочь вышла замуж за иностранца, - не то в Норвегии, не то еще где-то, с ней связь потеряна. (Оба, кстати говоря, полукровки, могут по толмудистским заветам и отказаться от отца). А то, что для меня иного выхода, по сути, и нет, я впервые подумал после свидания с Глебом 15 марта. Мне было больно на него смотреть. Молодой крупный мужик смотрит на меня и едва сдерживает слезы. Видимо, понимал или чувствовал, что мы видимся в последний раз. Наверняка, вспоминал и мать родную, больную старушку. Что при этом думал я? А что может думать человек, который осознает, что его дитя страдает из-за него, правдолюбца? Никому, даже врагу не пожелаю таких дум. Окончательно осознал неизбежность «ухода» после заседания областного суда. Когда увидел, что одна из членов коллегии еврейка, понял, надеяться не на что.
Аман Гумирович! Факт того, что Вы получили это письмо, означает одно: я все-таки нашел ответ на мучительный вопрос. Для его решения пенсии моей хватит, и хлопот особых не потребуется. Очень уж не люблю свои проблемы сваливать на чьи-то плечи. Все нормально. Об одном прошу: пожалуйста, отнеситесь внимательней к моему письму и постарайтесь по возможности повлиять на тех (Вы их знаете), кто захочет перенести «трогательную заботу» обо мне на него. Ни к чему эти хлопоты. Он – не я. Мы разные с ним, особенно во взглядах на общество, государство. Он – не филантроп, как я. Считает, в частности, что люди, легко поддающиеся влиянию «поводырей», стадом идущие то к Богу, то к коммунизму, то к Мавроди, не стоят того, чтобы посвящать себя служению им. Если я хотел быть полезным обществу, людям, не исключая и евреев, то он далек от этой мысли, а, значит, безвреден для них.
Напоследок хотел бы напрямую обратиться к своим «доброжелателям». Вы убили меня физически, но не сломили духовно. Как и прежде, считаю, что вы глупцы, коли не понимаете, что рубите сук, на котором сидите, и туги на оба уха, коли не слышите его треск.
С уважением Вадим Вс. Усланов
Кемерово - Новокузнецк