Природа слова в философии имени А. Ф. Лосева

Дмитрий Левкин
                «Как живописец, желая что-нибудь изобразить,
                смешивает многие краски между
                собой…и мы будем
                соединять слоги из которых
                будут   состоять слова»
                Платон «Кратил» [424 е] 1
               
      В русской философии имени проблема слова наиболее глубоко была продумана величайшим философом Алексеем Федоровичем Лосевым.
     Тема слова была для него сквозной как в том смысле, что он обращался к ней практически во всех своих ранних трактатах, в том числе и в тех, которые специально посвящены другим проблемам, так и в том, что вопрос о слове не оставлял его всю жизнь. Идея смысловой заряженности, энергийности слова является одной из ведущих во всей русской философии имени, но наиболее последовательно и неуклонно проводил ее Лосев.
     Трактат Лосева «Философия имени» представляет собой достаточно сложное для восприятия и осмысления философское сочинение, что обусловлено как тематическими, так и нетематическими факторами. К последним в первую очередь относится историческая ситуация, сложившаяся в России ко времени написания (1923 г.) и издания (1927 г.) трактата. Устроители нового общественного порядка не принимали никакую мысль, которая не соответствовала бы задачам революционных преобразований. Тем более преследовалась религиозно ориентированная мысль. В этих условиях тема «Философии имени», укорененная в той проблематике, которая сформировалась в связи с имяславскими спорами афонских монахов, не могла быть развернута открыто. Афонские споры были вызваны выходом в свет книги схимонаха Иллариона «На горах Кавказа» в которой он описал свой духовный опыт. Монахи разделились в отношении к этой книге, что привело к драматическому развитию событий и предопределило остроту реагирования  на них как со стороны сторонников, так и противников имяславского движения. 2
 __________________________________ 
1 Платон. Собрание сочинений в 4-х т.; Т.1/Общ. ред. А.Ф. Лосева и др.; Пер. с древнегреч.- (Филос.  наследие).- В надзаг.:  АН СССР. Ин-т философии. М.: Мысль, 1990. С. 662
2 Султанов А.Х. «Философия имени» А.Ф.  Лосева. С. 3

          Необходимо заметить, что трактат «Философия имени» является не богословским произведением, а относится скорее к философии языка и лингвистике.
      Учение о Божественных энергиях является общецерковным и полностью опирается на Священное Писание. Поэтому, когда говорится об энергетизме русской философии имени, его нужно строго отличать от богословского учения об энергиях Бога, ибо «Бог – не предмет науки, и богословие радикальным образом отличается от философского мышления: богослов не ищет Бога, как ищут какой-либо предмет, но Бог Сам овладевает богословом, как может овладеть нами чья-то личность» (Н.В. Лосский). Данное различие тем более нужно фиксировать потому, что эта философия и по интенции, и по теме, как никакая другая близка к богословию. Однако она лишь соприкасается с богословием и находит в нем опору, но никак не сливается с ним. Это важно подчеркнуть, так как сейчас начали раздаваться голоса в пользу некоего объединения богословия, философии и науки именно в связи с возобновившимся обсуждением проблемы имяславия. Хотя, конечно, подобная идея проводится в более широком плане, причем приоритет отдается науке, ибо, как считают некоторые ученые, современная наука вновь может подтверждать или опровергать данные духовного опыта. Имея в виду подобные тенденции, следует вполне серьезно отнестись к тому, что А.Ф. Лосев назвал свою работу «Философия имени», с целью дать именно философскую интерпретацию тому сложнейшему кругу проблем, которые раскрылись в связи и имяславскими спорами.1
      В своем трактате Лосев выявил шестьдесят семь смысловых моментов слова, которые он свел затем в одну таблицу, в порядке восходящем от абсолютной тьмы «ничто» к свету смысла, тогда как лингвистические концепции в крайних случаях довольствуются только тремя и четырьмя моментами. Но даже тогда, когда фиксируется большее их количество, остается не проясненным начало, объединяющее эти моменты. О лингвофилософских изысканиях Лосева, нарисовавшего столь богатую смысловую картину слова, нужно сказать, что она остается недоступной никакому современному лингвистическому методу.2

__________________________ 
1 Султанов А.Х. Слово и термин: Пролегомены к философии имени: Монография. – М.: РУДН, 2007.- С. 145
2 Там же, С.185
     Прежде всего, необходимо по возможности разобраться в каждом из смысловых элементов общей структуры имени, указанных мыслителем в трактате «Философия имени» и ответить на вопрос о причине столь большого количества этих структурных элементов.
     Кроме того, необходимо посильно исследовать вопрос возможного эзотеризма трактата и высказать гипотезу по этому поводу:
- было ли содержание книги в какой-либо своей части закодировано автором с целью его сокрытия;
- не содержит ли трактат  сведений политического или мистического свойства, которые автор прикрыл своими сложными, малодоступными исследованиями природы имени;
- о каком имени и жизненном опыте идет речь в трактате, если в обычной нормальной жизни слово и имя занимает срединное положение;
     В искусстве толкования текстов существуют некоторые каноны и максимы, к которым могут быть отнесены следующие:1
1) канон имманентности, следует понимать текст исходя из его интенции (направленности на какой-либо предмет);
2) канон смысловой связанности (рассматривать текст исходя из внутренней взаимосвязи целого);
3) канон актуальности понимания (необходимо перенести чужую мысль в актуальность собственной жизни);
4) канон синергийности (настроиться в резонанс с исследуемым текстом и его автором и эпохой);
Сам Лосев использовал следующие принципы истолкования текстов:
- принцип генеративизма, по которому необходимо всегда помнить, что перед нами – живое философствование живого человека и ему свойственен «единый одухотворяющий центр, от которого расходятся лучи разной силы и разного смысла по разным направлениям»;
- принцип исторической множественности интерпретации, формулируемой им в виде максимы: «Платонов столько же, сколько было философских эпох и сколько было философских систем и интуиций».2 ________________________________ 
1  Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию//Лосев А.Ф. Философия имени. – Ак.Проект, 2009. – С 30 – 31
2 Там же
     В этой работе предполагается использовать принципы Алексея Федоровича Лосева, потому что в самих этих принципах уже заложен эзотеризм и понять философствования мыслителя возможно лишь пользуясь его принципами, учитывая его поэтическое восприятие слова и богатое творческое воображение.
     Начнем путешествие по миру трактата «Философия имени» так, как это предпринял сам мыслитель: «в порядке восхождения от тьмы «ничто»  к свету смысла».1

______________________________
1 Лосев А.Ф. Философия имени. – Ак.Проект, 2009. – С. 226 (далее в тексте будут указаны номера страницы и абзаца трактата «Философия имени»)

ДО-ПРЕДМЕТНАЯ СТРУКТУРА ИМЕНИ
       В первом разделе первой главы Лосев говорит нам об общепринятых понятиях. Одним из них является так называемое понятие фонемы. Попробуем подробнее разобрать данное понятие, обратив внимание, прежде всего, на само слово «фонема». Этимологически слово происходит от «фон». В словаре Фасмера: «фон» - от немецкого слова «Fond» (задний план), из французского «fond» (основание, дно)1
      Данным словом Лосев называет звуковую оболочку, расположенную на самой поверхности имени, а также связывает само имя с понятием звука, однако говоря нам о том, что настоящая «сущность имени ничего общего не имеет со звуком».  (100.15)  Таким образом, говоря о различии понятий имени и звука, Лосев хотел нас натолкнуть на мысль о том, что звук как бы обволакивает имя, лишь его поверхностный слой. И предлагает начать с этой оболочки, взяв любое слово, в том числе и имя, упоминая о наличии в фонеме следующих различных моментов. То есть, иными словами, само имя дает о себе следующее представление, а именно:
1) проявляет себя в качестве звука, оказывающего действие на слух посредством своих составных элементов;
2) дает о себе знать в человеческом голосе;
3) представляет собой членораздельный звук;
4) является совокупностью определенных членораздельных звуков;
5) фонема имени имеет особенности, которые зависят от лица, произносящего это имя, а также от особенностей тембра голоса.
     У Лосева «фонема» - это метафизический фон, на котором разворачивается вся онтология имени. 
     Следует заметить, что существуют различные учения о фонеме. Так А.А. Реформатский определяет фонему как минимальную единицу звукового строя языка, служащую для складывания и различения значимых единиц языка: морфем, слов.2
----------------------------------------------- 
1  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т.4- С.202
2  Реформатский А.А. Введение в языковедение: Учебник для вузов; Под. Ред. В.А. Виноградова – С.214

       В начале второго раздела Лосев говорит о возможности более близкого продвижения к сущности имени посредством анализа «структуры значения имени». (101.25) Мыслитель говорит о необходимости присутствия во всяком имени определенного значения, при котором важную роль также играют звуки, оказывающиеся в составе звуковой оболочки. И эти звуки тоже заключают в себе какой-то смысл. По мысли Лосева, если в нашем представлении имя является только звуками и фонемой, то нам следует сосредоточиться прежде всего на сфере восприятия звука.  Мыслитель далее задается вопросом о возможности получения другого значения имени в том случае, если данное имя ничего не содержит в себе «кроме значений звука», приводя в качестве примера слово «стол», в котором каждый звук обладает значением лишь себя самого. То есть Лосев таким образом выявляет фонематическую семему данного слова, а также говорит о существовании двух видов значений по отношению к имени-значения фонемы и значения самого слова, которые следует отличать одно от другого. Так, в примере слов «стол» и «стул» мыслитель считает обязательным для себя понимание произносимых звуков. В данном случае такими звуками выступают «о» и «у». Здесь речь идет о понимании произносимых звуков. И Лосев далее выбирает для себя высказывание уже не фонематического значения, то есть не затрагивающего звуков. Важно заметить, что под семемой Лосев подразумевает особую часть слова, и ею является именно такая, которая несет особую смысловую нагрузку. В этой части особо значимую роль играют звуки, но само имя представляет из себя не только одну семему звуковой оболочки.
   При этом значение любого слова и его звуковая оболочка взаимосвязаны, а главное, сама фонема находится в полной зависимости от семемы. Посредством семемы как раз и происходит наполнение звуковой оболочки смыслами, способствующее возникновению момента «корня», в котором уже как раз и скрывается «зародыш слова уже как именно слова». Сам корень при этом выступает в качестве главной части слова, и придает ему особое значение по мере накопления «новых фонематических и семематических форм». Наиболее близкой по отношению к значению корня «является морфема», представляющая собой форму, состоящую из «склонения» и обогащающую «жизнь корня». Любое слово может заново приобретать свое истинностное значение лишь вступая во взаимодействие с другими словами, и оно кроме того еще и наполняется множеством других смыслов. Мыслитель далее приводит пример предложения, в котором каждое слово целиком пропитано энергией смысла, а также выводит понятие «синтагмы слова», или «синтагматического слоя в семеме», (104.40) то есть когда любое слово настоящего языка переплетено с другими словами.
     Упоминая название еще одного слоя, а именно «пойемы слова», Лосев говорит о зависимости внутреннего содержания слов от их порядка в предложении.
     Мыслитель приписывает всему этому следующие основные черты. А именно, данным «моментам в семеме» свойственно сплочение в одну единственную группу, в которой связаны значение и звук слова.
      Лосев также сводит «данные типы семемы» к «единству символов семемы». (104.25)  Как ни странно, семема формируется по точно заданным принципам, заключающим в себе «некую высшую общность» (104.35), и содержит два симболона, один из которых обращает наше внимание на особые признаки, присущие смыслу слова тогда, когда оно занимает определенное место «среди других слов» (105.20), в то время как другой симболон указывает на любые варианты значения слова. Мыслитель далее отделяет понятие симболона от «этимона в слове» (105.30), называя этимон при этом всеобъемлющим по отношению к любому конкретному слову. Мне кажется интересным взгляд Лосева на «настоящий вид слова», то есть этимон, который несовместим с «символом не-звукового значения». Как ни странно, во внутреннем ядре любого слова необходимым образом содержатся его «судьбы» (106.5), представляющие собой все возможные варианты видоизмененных значений данного слова. Таким образом, понимание внутренней сущности слова может быть осуществлено в результате выявления «символического слоя семемы». (106.15) 
      Мыслитель постепенно приходит к выводу о необходимости проникновения в глубину слова, в которой как раз и запрятана сама сущность. (106.20) Лосев также предлагает метод освобождения «символа не-звукового значения» (106.30) от всего содержимого звуковой оболочки с целью выявления истинного значения слова, которым как раз и является «ноэматический пласт в имени»,  (106.35)  подразумевающий внутренний смысл, и слово в таком случае будет уже рассматриваться в качестве «ноэматической семемы». (107.35) Можно заметить, что ноэма представляет собой в связи со своей «символической функцией»  еще и «собственное функционирование». (107.15)
      И философ пытается далее понять,  посредством назывательного акта, различия между данными понятиями, приводя пример взгляда на «науку как на множество фактов языка». (107.25) Приводя примеры слов, Лосев указывает на возможность любой из их частей сохранять дотоле присущую ей форму, а также говорит о том, что в каждом слове заложена программа,  в соответствии с которой  могут происходить его «возможные изменения». (108.10) И замечает наличие постоянства «этимона» (108.15) в словах, которые отличаются друг от друга только лишь окончаниями, хотя основная часть у всех них одинаковая. Важно заметить, что далее выявляется момент, свидетельствующий о вероятности рассмотрения любого понятия с разных точек зрения, и выводится необходимость «соразмерного понимания предмета». (109.10) Лосев далее обращает внимание на отдельные звуки конкретного понятия, говоря об их наполненности различными значениями и считая возможным воспроизведение с данными семемами действий «перечисления, обобщения, суммирования». (109.20)
     Далее упоминается слово «эйдос»,  (109.35) значения которого очень хорошо переплетаются с глаголом «видеть», что наталкивает на мысль о наличие в таких понятиях, как «наружность, вид, логический вид», (110.5) некоего общего элемента «зрительности». Показывая пример «символических семем», мыслитель говорит об отношении данного понятия уже не к субъектам, приходя к выводу о необходимости рассмотрения предмета как некой переплетенности смыслов. Он таким образом переходит от символической семемы к «ноэтической»,  (110.30) и, предлагая метод «исключения» из последней семематичности, говорит о получении точного смысла, то есть «чистой ноэмы», (110.35) подразумевающей доступность для восприятия какого-либо объекта.
     В этой части трактата, Лосев  переходит в область «не-звуков» и выделяет в семеме целый ряд компонентов. Ее центр  - этимон – элементарная звуковая группа, которая наделена уже определенным значением. Чтобы жизнь слова могла совершаться, этимон постоянно варьируется в своих значениях. В связи с этим в нем наличиствует ряд основополагающих моментов: морфематический (формообразующий, в языке слово всегда связано с другими словами и несет в себе энергию того целого, куда оно входит), синтагматический – некоторый «осадок» от употребления слова, его постоянное значение, ноэматический, фиксирующий варьирование смыслов слов в зависимости от их расположения, ритма речи, рифмы и т.д.
___________________________   
1 Прот. Дмитрий Лескин. Метафизика слова и имени в русской религиозно-философской мысли, С. 484
        В самом начале данной главы Лосев говорит о сосредоточенности «популярного сознания» (112.10) на «символической ноэме». Далее он критикует лингвистов  и психологов в их ложном взгляде на сущность любого слова, которое те интерпретируют как «набор звуков», взятый в рамки какого-нибудь узкого смысла. И ошибка их мнения как раз и состоит в том, что они к звуковым явлениям относят исключительно только слово (112.10) с его значениями. Лосев задается вопросом о возможности сведения к таким явлениям и других различного рода звуков, обращая при этом внимание на то, что любое произнесенное человеком слово не всегда  (112.25) может обладать определенным «логическим значением».
     Далее говорится о неверном истолковании понятия «чистой ноэмы», и приводится наглядный пример, подтверждающий нелепость теории о приравнивании ноэмы к смыслу. А также говорится о проявлении скрытого смысла слова (113.15) в результате осуществления речевого взаимодействия с определенными лицами либо с предметом. Могу согласиться с данным тезисом, индивиды и вправду при помощи определенных слов оказывают друг на друга влияние. Мне кажется верным высказывание Лосева о наличии «воспринимающего и воспринимаемого» (113.25) в понятии «имени предмета». И вправду, видя какой-нибудь предмет и произнося его название, мы в то же время видим данную вещь, то есть занимаем позицию «воспринимающих» по отношению к воспринимаемому.
      Важно подчеркнуть, что под понятием «ноэмы» (114.5) скрывается как раз различие между собственно внутренним смыслом вещи и субъектом.
      Мыслителем особо выделяется некоторая взаимосвязь внутренней сути предмета со  словом, (114.20) в то время как сама вещь не подвержена никакому изменению.  И Лосев, рассуждая о внутреннем смысле слова, говорит о его полной неотделимости от понятия.
     Стихия или тайна слова заключается «в общении с предметом и в общении с другими людьми». (113.15) Слово есть  «орудие общения с предметами и арена интимной и сознательной встречи с их внутренней жизнью». Эта встреча становится возможной благодаря высшим свойствам слова и имени, которые призваны преодолеть меональность, безбытийственность этого мира. Через ряд диалектических этапов в описании «моментов слова» Лосев приходит к понятию идеи-предметно-сущностной корреляции имени. 1
__________________________________
 1 Прот. Дмитрий Лескин. Метафизика слова и имени в русской религиозно-философской мысли, С.485
     Лосев, наконец, докапывается до «чистой ноэмы» (115.25) названия вещи, и пытается выявить связь взаимоотношений между субъектом и объектом.
     Чистая ноэма является коррелятом вещи в сфере понимания; это – осознанная объективность, понимание предметности, взятое как смысловой снимок с актов, необходимых для перенесения данного предмета в сферу понимания.  Момент чистой ноэмы завершает то, что Лосев называет интересом к имени популярного сознания. Чистая ноэма замыкает имена в рамках субъекта и является светом смысла.1
     Он далее рассуждает о взаимодействии вещи и смысла, для обнаружения которого следует осуществить удаление «чего-то», подразумевающего собой множество значений слова.
     Необходимо заметить, что само понятие смысла проистекает из еще более глубокого пласта, создающего возможность для перехода свойств вещи в «сферу слова». (116.10) То есть здесь идет речь о распространении значений на звуки, которые под воздействием определенных смыслов становятся словами. Далее выявляется обязательность наличия в смысле сторон понимания и понимаемого.
     Формирование смысла происходит посредством выяснения внутренней структуры сущего и иного.
     Лосев находит момент в слове, «который бы исключил не только индивидуальную, но и всякую другую инаковость понимания» (116.25) И «арену встречи адекватного понимания с адекватно понимаемым… и полного формулирования смысла» в ноэме, он называет идеей.
      Философ, выводя понятие бытия, задается вопросом о его применении по отношению к любому предмету, и приходит к выводу, что любая вещь только в том случае представляет собой отличное от «иного», когда содержит в себе частицу «нечто». Он далее сопоставляет многообразие с иным. Следует заметить, что здесь же упоминается понятие меона, которое как раз и подразумевает иное.
     Лосев  определяет меон следующим образом: «Меон не есть ни какое-либо качество, ни количество, ни форма, ни отношение, ни бытие, ни движение. Оно есть только по отношению ко всему этому, а именно иное по отношению ко всему этому.
_____________________________
1 Гурко Е.Н. Божественная ономатология, С. 210


        Оно не имеет никакой самостоятельной природы, он есть лишь момент «иного» в сущем, момент различия и  отличия…Сущее есть основание и последняя опора смыслового, рационального. Меон есть «иное» полагания, «иное» смысла. Меон есть, следовательно, начало иррационального» (118. 35-40; 119.5-10)
      Далее более подробно исследуется внутренняя суть нового определения, и выявляется его сопоставимость с «недоступностью рассудку», составляющей ядро разумного многообразия.
       И появлению ноэмы способствует как раз недоступный рассудку смысл вещи. Лосев говорит о прокладывании пути к самой вещи, а также о выбрасывании из смысла различных значений, приводящем к появлению образа, посредством чего и формируется так называемое наличие в любом предмете двух противоположностей.

        Установив понятие меона и сущего, Лосев переходит к рассуждению над идеей, упоминая процесс раскрытия тайны сущего, заключающийся в столкновении и взаимодействии противоположностей, а именно света смысла и тьмы бессмыслия. И в результате образовывается так называемый некий образ, который и носит как раз название идеи, и заключающийся в распаде смысла на различные формы.
       Далее, говоря о разборе  смысла, мыслитель тем самым приходит к выводу о том, что данный вид действия способствует формированию «предметной сущности» (127.15), которая заметно отличается от выраженной. И эта последняя и носит наименование энергемы, то есть представляет собой некую прослойку в имени, носящую определенное значение. «Сущность в модусе определенного осмысления явлена в имени как энергема имени» (127.20)
      Лосев рассуждает о выбрасывании из предметности не-сущего с той лишь целью, чтобы данное понятие стало проявленным.
     В начале данной главы идет речь о взаимосвязи двух понятий, а именно  о том, как пересекаются друг с другом процесс отграничения и обнаружения внутренней сути вещи и обращается наше внимание на содержательную последовательность способов, необходимых для придания бессмыслию определенного вида, то есть его просветления. Или, иными словами, здесь идет речь о разных путях подхода к внутреннему содержимому смысла слова. Лосев также говорит о противопоставлении смысла и меона, о том, что последнее понятие оказывает разрушающее действие на первое.
     Важно заметить, что под словами понимаются некие компоненты, при отсутствии которых было бы не возможным бытие, и делается вывод об обязательности наличия в вещах смысла. И из этого момента как раз и выводится понятие «физической энергемы слова». (131.20) Или, иными словами, предметно-смысловой сущности. Физическая энергема слова «установленна нами как форма прмитивного осмысления меона» (133.15)

      Как ни странно, все виды смыслов Лосев понимал как разные уровни самосознания. Прежде всего, следует заметить, что с самого начала мыслитель выделял так называемую «физическую энергему» (135.15), которая располагает только самосознанием «внешнего предмета», в то время как о себе самой никаких сведений не имеет. Однако здесь возможно и начало следующего процесса. В данной энергеме существует  так называемый момент бессмыслия, по мере постепенного угасания которого происходит явление, носящее название перехода. Или, иными словами, возобновляются взаимоотношения «индивидов бытия» (135.20), приводящие в конечном итоге к «раздражению» (135.25), а также к появлению так называемой «органической энергемы».
     Мыслитель выводит новую возможность, заключающуюся в приобретении сведений не только об «ином» (137.10), но и «о себе самом», что как раз и присуще сенсуальной «энергеме». Лосев, как это видно далее, приравнивает понятие «знания себя» (137.20) к «ощущению», то есть, иными словами, данной энергеме свойственно понимание своей внутренней сущности, по мере которого происходит постепенное вытеснение бессмыслия. Важно заметить, что на данной стадии совершается упорядочивание смысла (138.15), которому уже становится присущим чувство самопонимания. Ниже намечается взаимосвязь понятия перехода с определением сути энергемы, и в «ощущении» (138.30) значимую роль играют следующие моменты:
1) Самосознание; 2) Соотнесение «себя» с чем-бы-то ни было; 3) «Неразличимое течение последнего» (138.35); 4) «его убывание и прибывание».
       Мыслитель упоминает новое понятие «самозабвения» (139.5), которое вкладывает в смысловые уровни, раскрывает тайну, говоря о том, что этот термин является указанием на «знание иного и себя» без каких-бы-то-ни было предварительных данных. Или, иными словами, здесь Лосев рассуждает о том, что самозабвение представляет собой состояние, когда человек не знает, что он что-то знает. Мыслитель, говоря о взаимосвязи «раздражения» (139.15) и «ощущения», приходит к выводу о необходимости существования «ноэтической энергемы» (139.20). Данное понятие заключается в дистанцированности «я» (140.35) от  предмета, и представляет собой определенную ступень, на которой любой субъект уже обладает необходимой информацией о своей сути, или, иными словами, как бы мыслит сам себя. И отсюда Лосев выводит еще один вид понятия, носящего название «мышления» (151.5), направленного на познание множественности элементов, составляющих саму сущность «Я».
        Придавая исключительность «бытию смысла» (155.15), Лосев выделяет его разумность, обращая при этом внимание также на способность «жить внутренней жизнью» (155.20). Мыслитель сравнивает такой способ существования смысла со светом. И отсюда как раз и вытекает противопоставление света и тьмы, где под последним понимается «ничто» или «иное». Можно лишь догадываться о возможности проникновения смысла в «небытие», как сразу всплывает вывод о различных вариантах способности выявления внутренней сути. И эта скрывающаяся сущность слова и носит название «смысловой энергии» (155.25). Важно заметить, что любая вещь по мере своего взаимодействия с чем-бы-то ни было обязательно обнаруживает в себе свое содержание, в чем и заключается предметная сущность.


 ПРЕДМЕТНАЯ СТРУКТУРА ИМЕНИ
           Лосев в самом начале раздела рассматривает сущность имени (158.35) как некий фундамент, на котором покоятся все «судьбы произносимого слова». То есть здесь выдвигается утверждение о том, что содержание слова (159.35) дает о себе полную информацию лишь утвердившись на данном фундаменте, то есть открывается его «предметная сущность» (159.5).
        Важно заметить, что в основе любого многообразия неизменно лежит «определенность» (159.15), в связи с чем можно сделать вывод о наличии в нем порядка. Однако «сущему» (159.20) необходимо претерпевать прохождение через различные ступени.  И в связи с этим мыслитель выводит следующие моменты, наиболее важным из которых служит «эйдос» (160.35). Сразу возникает вопрос, что это такое? Данное понятие подразумевает собой «образ, понятие, идею». Как видно далее, для эйдоса необходимыми являются следующие «виды». Прежде всего, обязательно обнаружение черт составных элементов «сущности» (161.15), которые как раз и являются этими «категориями».
     Лосев, более внимательно вглядываясь в суть слова, приходит к выводу о том, что не только к данному понятию применимы «диалектика триады и факта» (167.30). Он размышляет об «единообразии» (167.35) и «определенности» любого предмета. И вправду, всякий объект имеет особые, только ему лично присущие черты.
        Мыслитель далее говорит о нераздельности термина, подразумевающего суть вещи, в связи с чем обращает внимание на возникновение следующих наиболее важных моментов (168.40) «искусства аргументации». Согласно первому условию, существует так называемое сверх-самосознание «единичного», постепенно переходящее в основу любой исследуемой «сути вещи». Второй момент (169.10) представляет собой раскрытие первого посредством «самосознания», третий же говорит о сути как о некой «волевой активности» (169.15). В то время как четвертый отождествляется с привнесением порядка в «тело сущности» (169.20). Все эти моменты представляют собой как бы вертикальное углубление в сущности (интеллигенцию).
       Мыслитель начинает с рассуждения об «энергии» (174.15), замечая возможность обнаружения ее в «ином». Лосев также говорит о недоступности восприятию внутренней сути вещи в случае наблюдения за процессами энергии, приходя к выводу о необходимости тщательного рассмотрения данного вопроса.
      Далее выводится мысль о важности обращения внимания на наше знаковое суждение «о сущности» (174.30). А именно, при таком подходе происходит фиксирование не только внутренних духовных черт сущности, так как при большей сосредоточенности на них была бы возможна «вивисекция». Важно подчеркнуть, что знаковый момент способен в наибольшей степени проявить себя лишь при наличии «отрицания».

      Лосев, упоминая понятие « образа», обращает внимание на наличие в нем разного рода частей, между которыми происходят любые возможные взаимодействия. Следует заметить, что по отношению к этой части предмета отходит на задний план важность внутренней составной сути, и данный момент носит название «схемы, или схематического слоя эйдоса». (175.35).
     Гоготишвили в книге «Непрямое говорение» пишет, что «Лосев предлагает понимать эйдосы как сами в себе и статичные, и процессуальные, как сами в себе содержащие свою собственную синтактику и динамику – как во внутренней структуре, так и во внешнем «поведении». Общая и практически неизменно переходящая из текста в текст лосевская формула эйдоса гласит, что эйдос есть единораздельная цельность движущегося покоя самотождественного различия.   В основе общей лосевской картины континуально-дискретной природы эйдетической сферы лежит принцип «энергетизма», согласно которому в его применении к данной сфере, априорная эйдетика есть энергийное или, что то же, смысловое самопроявление сущности, но не сама сущность. Лосев утверждал существование не просто независимых от актов сознания, но закономерных форм априорных смысловых движений в эйдетике и настаивал на том, что как минимум некоторые из этих априорных динамических закономерностей смысла могут быть доступны феноменологическому мышлению. 1
    Эйдос же представляет собой отсутствие сплоченности элементов вещи, находящихся в неком «соподчинении», в то время как символ есть проявленность образа в потустороннем существовании.
    В то же время знак может приобрести форму самопознания, и тогда он получает название «мифа» (180.35).
_________________________________
1 Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение, С. 305 - 307
    

      Миф, с точки зрения Лосева, так или иначе втянет в себя человека- никуда от этого не денешься. Просто все дело в том, какой выбирать миф. Или мы выбираем миф, в котором свободно раскрывает себя символическая сущность, или выбираем два оставшихся мира, где символическое выражение невозможно, а значит, возможен или иллюзионизм, мир отчаявшегося субъекта, или материализм и это будет мир жертвоприношений, и жертвой будет являться тот же самый субъект, отдающий себя объекту,- в лице государства или еще чего-то. Только символизм, настаивает Лосев в «Философии имени», спасает нас от этих двух чудовищ, потому что с точки зрения символизма сущность на самом деле является, и является собой.1
    « Миф есть лик бытия, данный во всей его интеллигентной полноте, которой только располагает данное бытие. (265.25) В мифе логос оперирует с интеллигенцией». (267.20). 
     Эйдетическое бытие Лосев обозначает словом «диалектика». Под диалектикой он понимает логическое конструирование  (конструирование в логосе) бытия, рассматриваемого в его эйдосе. (267.25)

       Проникая все глубже во внутреннее содержимое вещи, можно в конце концов докопаться до следующего, а именно:
1) выявить недоступный взору момент «отрицания»;
2) обнаружить степень заметности данного отрицания в знаках;
3) дойти до сути предмета, становящейся «образом», а также постепенно переходящей в форму знаковой «идеи».
Эта идея представляет уже особенное совмещение между собой черт внутренних свойств вещи, для которого становятся важными следующие моменты:
1) Сохранение сути вещи;
2) Необходимость проявления «чтойности» в разновидностях «понятия»;
3) Важность присутствия в неделимой «энергии» (183.25) свойств сплоченности, что и является «моментом логоса». (183.10). 

_____________________________________
1 Александр Доброхотов. Мир как имя, С. 60



       Как ни странно, оба понятия (эйдос и логос) являются внутренним содержанием сути предмета, в то время как отличительные черты между ними наиболее четко дают о себе знать именно когда в полной мере прояснен смысл (184.40), и сводятся к следующему: эйдос представляет собой всегда неделимое, в противоположность чему логос сочетает в себе множество составных компонентов. Важно подчеркнуть, что оба понятия не претерпевают никаких перемен. Первому свойственно ощущение своего личного перемещения в различные состояния, а также раскрытия себя внешнему миру, у второго же эти свойства отсутствуют. В эйдосе «явила себя апофатическая стихия»(181.35), которая является наиболее глубоким и скрытым слоем.
        Гоготишвили пишет, что «ранний  Лосев часто использовал категорию «логос» в тесной близости, почти тождестве с категорией «логика»…Логос у Лосева  - это лишь вызванная к жизни актами сознания форма его модифицирующе – непрямой рефлексии над созерцанием эйдетического пласта сознания, который один может рассматриваться как в полной мере априорный и потому должен располагаться « между» логосом и «действительностью» и/или «трансцендентностью». Логос не имеет прямого самоличного выхода на действительность или трансцендентное, он связан с ними только косвенно – через эйдетику. Эйдетика у Лосева выше логоса».1
      И эйдос, и логос ест смысл сущности, так что вопрос ставится о способе данности смысла в том и в другом. В эйдосе смысл воплощен сущностно и дан интуитивно, в логосе – он абстракция и метод. Эйдос прост, логос сложен, единство первого непосредственно созерцается, второй получает значение через объединение. Эйдос созерцается интеллектуально, логос полагается мыслью. Логос есть смысловое становление сущности, в инобытии, рассматриваемое без привлечения самой сущности как таковой.2
     Затрагивая момент, при котором происходит соприкосновение логоса с эйдосом, можно сразу выявить разновидности первого понятия. Так, первый вид самопознания носит название «фигурного» и представляет собой сочленение различных частей, и мыслитель сводит сюда «образы», основывающиеся на числах. Иными словами, данные числа совмещаются с
_____________________________
1Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение, С. 245
2 Султанов А.Х. Слово и термин: Пролегомены к философии имени, С.183



эйдосами, делая их как можно более четко определенными, и сами при этом
содержат в себе основы неделимости и изменения, однако они при этом не являются независимыми в плане идентификации себя в качестве чего- то заметного, а выступают лишь помощью для обнаружения внутренней сути. И это явление именуется «числовым моментом логоса». (192.35) Форма места при переходе на слова правильного мышления постепенно начинает показывать себя как качество.

     Необходимо подчеркнуть наличие в слове особой основы, которой является «бессмыслие»; то есть здесь говорится об обнаружении сути путем прохождения сквозь «безусловность». Имеется в виду бессмыслие не в прямом смысле.
    Согласно следующему определению, эйдос выступает на поверхности внутреннего смысла вещи.
    В то время как « бессмысленный логос» (210.20) во время перехода из образно воспринимаемой чтойности в смысловую оформленность лишается своего личного единства отличительных черт, превращаясь при этом в нечто совмещающее отдельные части. Любой процесс изменения позиции бытия обязательно должен проходить в присутствии элемента «бессмыслия», и в связи с этим выделяют два вида понятия, подразумевающего отсутствие содержания: внутри-сущностной и смысловой меон.
     Судя по названиям двух меонов, сразу видно, что первый из них представляет собой становление внутренней сути предмета, в то время как второй отвечает за содержание вещи.
     И, наконец, мыслитель выводит третий вид – софийный, после-сущносный, который отделяет друг от друга смыслы понятий мощи, активности и идеи.

     Мыслитель ставит целью выяснение предназначения внутреннего каркаса имени, и  вскоре приходит к выводу о необходимости подхода к этому путем установления событий в жизни именно данного понятия.
    Лосев также считает нужным выделение важных черт внутренней сути.
     И эта структура имени содержит в себе так называемый момент отрицания. То есть можно сказать, что внутри заключены возможности обнаружения ранее неизвестных формулировок.
     Важно обратить внимание на особое место знака в раскрытии некоторой части смысла сущности.
    Внутренний образ имени включает в себя символ, опирающийся в свою очередь на четкие основы сути, представляющей собой в любой момент не все содержимое вещи.
     Необходимо обратить внимание на важность распознавания запутанности элементов, оказывающей воздействие на мышление.
    И любое понятие заключает в себе скрытое подтайное значение, обнаруживающееся в чем-то абсолютно не доступном познанию. Эта запрятанность как раз и подразумевает собой силу внутренней сути, никаким образом не покидающую ее, но в то же время заметно выделяющуюся на фоне отрицания.
     В связи с чем напрашивается вывод о свойстве названия, которое и несет заряженность не поддающейся внешнему наблюдению сущности вещи.
     Важнейшим понятием является возможность раскрытия внутренней оболочки смысла в имени.
     Любая единица речи обязательно вбирает в себя, имеющие внутреннее содержание, элементы деятельности.
    При этом важным отличительным признаком природного действия является возможность сотворения им предмета.
     Необходимо заметить, что по нашему телу и лицу всегда можно определить любые внутренние переживания души и духа, что сразу наводит на мысль о переходе действия в слово.  (235.15)
     Частица языка неизменно содержит в себе следующие составные компоненты (236.25-40), а именно: 1) звука просто (от физической энергемы); 2) звука, производимого органически (от органической энергемы); 3) нечленораздельного звукового выразительного движения; 4) членораздельного звукового выразительного движения, получившегося в результате осознания расчлененной внешней действительности (от перцептивно-ноэтической энергемы); 5) осознания членораздельного звукового выразительного движения при расчленении внешней действительности; 6) осознание самого образа звука, при сохранении предыдущих расчленений, «образа образа»,  (237.40) самого значения.
     Мыслитель, как это видно далее, выводит момент, указывающий на магию имени. А именно, признаки магичности данного понятия заключаются в том, что, произнося какое-либо слово, мы одновременно, не задумываясь, вскрываем некую активность предмета. То есть, имя вещи тем самым способно оказывать на нас либо позитивное, либо негативное воздействие.

 ЭЗОТЕРИЗМ ТРАКТАТА

       Как было уже сказано выше, Алексей Федорович Лосев указал нам на большое число смысловых элементов слова. Их количество в несколько раз больше, чем используют современные лингвисты. С чем может быть связана такая сложность структуры имени у философа? В чем заключается  эзотеризм трактата? Что нам хотел сказать мыслитель своими запутанными построениями?
     Для того, чтобы ответить на данный вопрос, воспользуюсь принципами самого философа: текст – живое философствование живого человека (в тексте заключена индивидуальность мыслителя), интерпретация текста зависит от индивидуальности того, кто его трактует (необходимо сформулировать собственное понимание мистических свойств  текста)1.
          В самом начале трактата Лосев указывает нам на то, что «В имени  - средоточие всяких физиологических, психических, феноменологических, логических, диалектических, онтологических сфер». (97.20) Продолжив эту мысль, можно сказать, что любой философский текст несет в себе все эти сферы.
      Изучая философские истоки лосевской «континуальной» стилистики мышления, нельзя забывать еще и того, что А.Ф. Лосев постоянно жил в мире музыки и математики с их континуальным мирочувствием, что не могло не отразиться на ритмике и философском языке также и его «Философии имени», которая вся пронизана творческим динамизмом.2
     Философская терминология в трудах Лосева не только переосмысляется логически, проходя через горнило лосевской мысли, но и остро им переживается, что привносит новые смысловые оттенки в философскую терминологию.  В.М. Лосева-Соколова пишет: «Каждое понятие и каждый термин, употребляемые им, настолько переживаются им своеобразно и глубоко, что с обычным представлением их никак нельзя осилить. Таковы термины «эйдос», «инобытие», «становление», «ставшее», «энергия», «эманация»… «выражение». Так, замечает В.М.Лосева, «когда Лосев говорит об эйдосе, ему всегда представляется какая-то умственная фигура,3
__________________________________________________
1 Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию, С.31
2 Постовалова В.И. Герменевтика «Философии имени» А.Ф. Лосева, С.65
3 Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию, С.76
 
белая или разноцветная, и обязательно на темном фоне; это как бы фонарики с разноцветными крашеными стеклами, висящие на фоне темного сумеречного неба… Инобытие для Лосева всегда какое-то бесформенное тело или вязкая глина; он едва вытаскивает ноги из этой трясины, и она его ежесекундно засасывает… Со « ставшим» ему ассоциируется что-то твердое и холодное и даже что-то мрачное: не свернешь, не объедешь». 1
       Мне мыслится, что эта сложность структуры слова и имени – глубоко личное психологическое переживание Алексея Федоровича. Ведь его жизненный опыт был многогранным, он принял монашество, которое и способствовало столь сильному духовному прорыву в понимании имени. Он сменил свое мирское имя Алексей (защитник) на духовное имя Андроник (мужественный победитель). Он стал победителем, потому, что поднялся над круговоротом и потоком имен и движущихся смыслов реального мира. Ведь еще Платон в «Кратиле» круговорот имен сравнивает с водным потоком, «ведь все в порыве и вечном становлении», а имя София (означает захватывание такого порыва).2
    Алексей Лосев прошел через хаос распада старого имени и кристаллизацию нового духовного имени, (об этом процессе хорошо написал Павел Флоренский в своей работе «Имена»3) потому придавал особое значение имени собственному.
       В.В. Бибихин в своих воспоминаниях о Лосеве пишет о том, что «Алексей Федорович не любил дни рождения. Родился – это начало, значит будет и конец. Телесная форма смертна. Родился – механический акт. Наоборот, именины означают приобщение к вечной идее Алексея. Имя есть подлинная вещь. Идея вечна, вечно существует эта идея Алексея, и я вот к ней подошел. И вечно она будет жить, и к ней будут подходить другие люди. Также все Владимиры, например». Алексей Федорович, беседуя с Владимиром Бибихиным,  говорил, что «когда человек молится, он становится легким, и когда он погружен в созерцание, он становится невесомым. Культура тела. Ведь даже в физике известно, что тело, которое движется со скоростью света, не имеет объема! Мы очень мало что знаем, только нашу землю, а ведь есть еще…(очень выразительно махнул рукой вверх)». 4
   ______________________________   
1 Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию, С.76
2 Платон. Собрание сочинений в 4-х т.; Т.1, С. 411с, 412в
3 Флоренский П.А. Имена, С. 67
4 Бибихин В.В. Алексей Федорович Лосев. Сергей Сергеевич Аверинцев, С. 31
            В трактате «Философия имени»  Лосев использует образ света и этот свет очевидно разлагался как в призме на цветовые  составляющие, которые синестетически и являлись компонентами смысловой структуры слова.
      Елена Аркадьевна Тахо-Годи писала в статье «Зелень рая на земле…», что «мифология цвета и света всегда интересовали Лосева. Он был не только поэт. Он был поэт в чрезвычайно остром и сенситивно-напряженном смысле слова. В вышедшей в 1930 году книге «Диалектика мифа», послужившей предлогом для ареста философа, Лосев высказывал сожаление о том, что «весьма мало людей, которые бы задавались целью изучить цвета в их полном жизненном явлении»…В семи стихотворениях «Кавказского цикла» цветовых обозначений около сотни. Из всей возможной гаммы цветов Лосев отдает предпочтение пяти: белому, черному, синему, зеленому и алому – и их оттенкам. Цветовая символика в стихах Лосева способствует проявлению их религиозно – философского подтекста». 1
     В трактате «Философия имени» Алексей Лосев раскрыл нам весь спектр бытия слова (имени)2. И как мне представляется, зашифровал в трактате  настоящий оптический спектр солнечного света.  Но это только гипотеза! Для ее доказательства необходим синергетический междисциплинарный подход, привлечение современных методов физики, оптики, лингвистики, математики. Для того, чтобы задать спектральный состав излучения, нужно указать его интенсивность для каждой длины волны в пределах видимого спектра. Очевидно, что видимый спектр может быть разбит на произвольно большое число узких интервалов. Теоретически число этих интервалов бесконечно велико.3 !  Таким образом, количество структурных элементов слова бесконечно велико и их чувствование зависит только от духовного развития человека.
      Слово, как и свет несет энергию, которую можно описать при помощи чисел. Лосев писал о числе, что оно есть один из моментов имени и оно «есть сила, акт, напряжение; оно властно и неумолимо врывается в небытие и определяет его…».4
______________________________
1 Тахо-Годи Е.А. «Зелень рая на земле…» (Поэтический мир Алексея Федоровича Лосева)
2 Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию, С. 51
3 Гуревич М.М. Цвет и его измерение, С. 20
4 Постовалова В.И. Философия имени А.Ф. Лосева и подступы к ее истолкованию, С.47
      
      

     В заключение хотелось бы сказать, что сам трактат был написан высокодуховным пророком, то есть человеком, в наивысшей степени одаренным способностью предсказывать будущее. И при этом отпадают какие-либо предположения о  политических свойствах трактата.
      Так в книге «Введение в общую теорию языковых моделей»  Лосев предсказывает направление развития науки и приход века информационных технологий: «Полное торжество механицизма наступит тогда, когда можно будет механически создать не граммофон, не телефон и не телеграф, но - живое существо, которое будет продуцировать живой поток речи решительно только по собственному произволению».1
        Современные исследования в области искусственного интеллекта и сознания, субъективной реальности человека, подтверждают это высказывание. Под человеческой субъективной реальностью, по Д.И. Дубровскому, понимается континуум сознаваемых состояний человека, временно прерываемый глубоким сном. Этот континуум, включающий множество явлений, с трудом поддающихся дискретизации, в значительной степени центрирован нашим «я». Субъективная реальность есть единственное удостоверение  того, что мы живем. А знание в форме явлений субъективной реальности объективировано в мозговых нейродинамических кодах и посредством внутренней и внешней речи.2
    Так как имя существует в двух мирах  и является посредником между имманентным и трансцендентным, между феноменом и ноуменом, проблема именования и структуры слова напрямую связана с этими нейродинамическими кодами. Отсюда вытекает вывод о том, что философия имени Лосева и его трактат никогда не потеряют актуальности  для исследователей, так как магия имени неисчерпаема.

_________________________________________   
1 Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей, С. 177
2 Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект, С. 15



СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Султанов А.Х. «Философия имени Лосева». Учебно-методическое пособие. Для студентов гуманитарных специальностей.- М.: РУДН, 2003.- 9 с.
2. Платон. Собрание сочинений в 4-х т.; Т.1/Общ. ред. А.Ф. Лосева и др.; Пер. с древнегреч.- (Филос.  наследие).- В надзаг.:  АН СССР. Ин-т философии. М.: Мысль, 1990.
3. Султанов А.Х. Слово и термин: Пролегомены к философии имени: Монография. – М.: РУДН, 2007.- 207 с.
4. Лосев А.Ф. Философия имени.- М.: Академический Проект, 2009.- 300с.- (Философские технологии).
5. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т.4: Т-Ящур: ок.4500 слов/М. Фасмер; пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева.- 4-е изд., стер. – М.: Астрель: АСТ, 2007.- 860 с.
6. Реформатский А.А. Введение в языковедение: Учебник для вузов/Под ред. В.А. Виноградова.- 5-е изд., испр.- М.: Аспект Пресс, 2010.- 536 с.
7. Прот. Дмитрий Лескин. Метафизика слова и имени в русской религиозно-философской мысли. Изд. Олега Обышко.- СПб.: 2002.- с. 575.
8. Гурко Е.Н. Божественная ономатология: Именование Бога в имяславии, символизме и деконструкции/.- Мн.: Экономпресс, 2006.- 448с.
9. Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение.- М.: Языки славянских культур, 2006.- 720 с.
10. Постовалова В.И. Герменевтика «Философии имени» А.Ф. Лосева (философия языка и язык философии). Критика и семиотика. Вып.13, 2009. С. 41-68.
11. Бибихин В.В. Алексей Федорович Лосев. Сергей Сергеевич Аверинцев-М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2006.- 416с.
12. Флоренский П.А. Имена/Павел Флоренский.- М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2006.- 322, (4) с. – (Философия. Психология).
13. Александр Доброхотов. Мир как имя. Логос № 7, 1996.- 47-61 с.
14. Тахо-Годи Е.А. «Зелень рая на земле…» (Поэтический мир Алексея Федоровича Лосева) // Новый журнал (Нью-Йорк).- 1995.- № 196.- с. 291-299.
15. Гуревич М.М. Цвет и его измерение. Академия Наук СССР М.- 1950-233 с.
16. Лосев А.Ф. Введение в общую теорию языковых моделей/Под ред. И.А. Василенко. Изд. 3-е.- М.: Едиториал УРСС, 2010.- 296 с.
17. Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект: сб. статей.- М.: Страгегия-Центр; Институт философии РАН, 2007.- 272 с.