45
Когда я проснулся, капитана рядом не было. Его вообще не было видно, а вот вдали слышались чьи-то осторожные шаги. Я подтянул автомат и залег за толстым стволом осины. Вот между деревьев мелькнула какая-то черная точка. Я присмотрелся повнимательнее, ба, так это же танкистский шлем, а в нем Ванькина голова. Я отполз от места ночлега и притаился, Ванька подошел и стал тревожно озираться по сторонам. Пришлось негромко свистнуть, Ванька повернулся, а я медленно произнес:
- Тра-та-та! Все Ваня, ты покойник!
- Да ладно тебе, Вить!
- Да ничего не ладно! Ты, Ваня, больше так не делай. Ведь я мог тебя и шлепнуть!
- Ну, так, не шлепнул же!
- Скажи спасибо, капитан, своему шлему. Это его я сначала узнал, немецкие танкисты в лесу шляться не будут, особенно в это время. И еще вот что! Когда уходил, надо было разбудить меня, а то я уже обо всем передумал. Это тебе на будущее, понял?
- Да ясно все, лейтенант. Уж больно ты сладко спал, вот я и решил тебя не беспокоить.
- Ладно, куда ходил-то?
- Да дал небольшой кружок, осмотрелся.
- Ну, и что высмотрел?
- Ничего, один лес кругом!
- Хорошо, хоть не заблудился. Ладно, хватит об этом, давай перекусим, и вперед!
Немного пожевали и быстрым шагом потопали на восход солнца. Раннее утро и свежий воздух влили в нас необычайную бодрость, поэтому мы прошагали до полудня, ни разу не остановившись. Вышли к небольшому лесному озерку с болотистыми берегами, здесь и решили сделать привал. Без опаски разожгли костерок, правда небольшой, и приготовили нехитрую еду. Потом прилегли отдохнуть, и я сказал капитану:
- Такими темпами скоро и к своим выйдем. Как думаешь, Вань?
- Обязательно выйдем. Если только они не бегут быстрее, чем мы.
- Ну, это ты уже загнул, капитан! Круче некуда! Давно уже, поди, очухались.
Но Ванька стоял на своем:
- Конечно, ты вот уже сколько играешь в эти догонялки, а догнать никак не можешь.
- Так мы здесь, в лесах, ничего не видим. А я уверен, что немцу прикурить, все-таки, дают.
- Давать-то дают! Но что-то огоньку маловато, чтобы немец жара не выдержал.
- Да ладно добавим еще. Да так, что у них из задницы дым повалит, как из паровозной трубы! И с таким же звуком!
Ванька не выдержал и разулыбался:
- А вот это точно, лейтенант. Так и будет!
Потом сказал, без всякого перехода:
- Послушай, Вить. Мы-то чего спорим? Давай лучше искупаемся, а то воняет от нас хуже, чем от козлов.
- Да ты, Вань, оказывается, крупный специалист по козлам.
- С чего ты взял?
- Да вот я с козлами дела не имел никогда, поэтому не в курсе, чем они воняют.
Ванька вконец развеселился:
- Да и я тоже не имел! Это я так, к слову.
И сразу же перескочил на другую тему:
- Кстати, а родом откуда, Вить?
- Да мы уже почти пришли, калининский я. А ты?
- А я куйбышевский. А что, мы и, правда, подходим к твоей родине?
Я вздохнул и, с сожалением, сказал:
- Хорошо бы, но не получится. Мы сейчас где-то на Смоленщине, а ко мне нужно севернее идти.
- А может, повернем?
- Нет, только время потеряем. Ладно, давай мыться, а то разболтались не по делу. Только по очереди, я же тебе рассказывал, как меня связисты прихватили.
- Хорошо, жребий?
- Конечно!
Первым идти выпало капитану, мне даже завидно стало. Он плескался и радовался, как ребенок. Я еле-еле дождался своей очереди и тоже вволю покувыркался в теплой водичке, и с большой неохотой вылез на берег:
- Вот это да, Вань! Как будто тонну грязи с себя смыл, так хорошо стало.
- А что, лейтенант! Может, сегодня больше не пойдем? Нам вчера и так досталось выше крыши.
- Да нет, Ваня! Идти надо, прохлаждаться потом будем.
- Я просто так предложил. Конечно, пойдем.
- Слушай, Вань. Я вот, что хотел тебе сказать…
Тут я немного замялся, а Ванька стал наседать на меня:
- Чего замолчал? Давай, договаривай!
- Так вот, капитан! Когда придем к своим, то насчет своего плена ты помалкивай, мало ли что!
- Ну, и что! Я же не остался в плену и прорвался к своим!
- Ты только не забывай, Ваня, где наши, а где немцы. Наши сейчас злые, и с предателями у них, явно, разговор короткий.
- Да какой же я предатель?
- А с тобой особо никто разбираться не будет. Был в плену, значит, предатель. А в плен у нас народу попало порядочно, мне пришлось это увидеть. Потом доказывай, без сознания ты был, или сам ручки поднял.
- Ты и в самом деле думаешь, что свои могут шлепнуть?
- Да не знаю я, Вань. Смотря, куда попадешь. И как себя поведешь. Я же вот тут, с тобой сижу. Откуда я могу знать все точно? Я просто предполагаю, что с нами может быть. А может, все и обойдется. Но надо готовиться к худшему, тогда это не будет большой неожиданностью. В общем, стой на своем – выхожу из окружения, и баста!
- Понятно все, Вить. Ну что, пойдем?
- Пошли, а то болтаем много в последнее время. А болтун – находка для шпиона, ха-ха!
Мы быстро собрались и тронулись в путь. Сегодня, вообще, денек выдался какой-то легкий, особенно после купания. Поэтому и двигались мы и спокойно, и быстро, как в турпоходе. Только поход этот был слишком кровавым и опасным, особенно в последнее время. Но сегодня нам выпала полная благодать, до вечера мы отмотали порядочное расстояние и стали устраиваться на ночлег. Даже не поленились соорудить небольшой шалашик, да развести костерок. Надо было подсушиться, по пути нам пришлось пересечь две небольшие речушки.
Мне подумалось, что очень редко выпадали вот такие деньки за время моего героического отступления. Я даже усмехнулся про себя, надо же, герой какой нашелся! Надо было немцев вообще не пускать вглубь страны, а останавливать на государственной границе. Вот черт, надо спать, а то что-то не туда меня понесло, Ванька уже храпит давно. Надо бы карту глянуть, но это завтра, завтра, завтра…
Меня разбудил комар, один-единственный, он назойливо зудел над ухом. Сначала я отмахивался, потом все это стало меня раздражать, я окончательно проснулся и разбудил капитана:
- Поднимайся, заспанец! Пора работать копытами. На данный момент это у нас единственный транспорт, потому что ни метро, ни трамвая, ни троллейбуса здесь нет. За полным отсутствием электричества.
Несмотря на подлого кровососа, с утра у меня было приподнятое настроение. И это не очень хорошо, потому что к вечеру оно точно испортится. Или само собой, или это сделает кто-то посторонний. Это многократно проверено на практике, но бывает и, наоборот – с утра ни в зуб ногой, а к вечеру радость в доме.
Ванька упорно не желал просыпаться, пришлось приступить к более решительным мерам. Я вылез из шалаша, отошел на метр и клацнул затвором автомата. И тут же из шалаша показалась Ванькина морда лица:
- Что случилось, Вить? Немцы?
- Ага, немцы, Ваня! Целое стадо! Только не здесь, а где-то вдалеке. Ждут, не дождутся. И в головах у них только одно – куда же подевались эти отважные ребята? Танкист Ваня и пограничник Витя. Что-то долго мы от них не получали по соплям, обидно даже!
Ванька покрутил пальцем у виска:
- Чего, чего?
- А вот того! Танкист Ваня храпит на всю Ивановскую и не думает решать проблемы немецко-фашистских захватчиков!
Ванька, наконец-таки, въехал в тему:
- Да, Витька, с тобой с тоски не помрешь, если только от смеха.
- Потому что уныние – тяжкий грех, товарищ капитан!
- Послушай, а ты что, верующий? Это же что-то церковное.
- Так-так! А ну-ка колись, Ваня! Откуда про это знаешь? Ты же комсомолец, а не богомолец.
- Да ну тебя!
И он толкнул меня в плечо, я схватил его за шею, и мы немного покувыркались. Прямо, как дети. Но настроение – выше уровня. Быстренько собрались, и в путь. Через пару часов мы увидели впереди просвет и осторожно вышли на опушку леса. Перед нами оказалась довольно большая поляна, вся изрытая бомбовыми воронками. А на разных краях поляны валялись, перевернутыми, две армейские двуколки. Немного понаблюдав, я вышел из леса, оставив капитана прикрывать. Чем ближе я подходил к разбитой повозке, тем сильнее становился тошнотворный запах, и вскоре я увидел двоих убитых солдат. Скорее всего, это ездовые с этих двуколок, только непонятно, как они сюда попали. Вероятно, самолеты загнали, а ведь можно было и в лесу укрыться. Но, наверное, лошади испугались и понесли. И все закончилось на этой поляне… Я остановился, снял фуражку, и в этот момент подошел Ванька. Я внезапно обозлился на него, от хорошего настроения не осталось и следа, как я и предполагал:
- Ты чего приперся сюда, капитан?
- Так нет же никого! Чего я там буду сидеть?
Я только устало махнул рукой и пошел к другой повозке. Погибших не было, но на земле валялись тюки с солдатским обмундированием, правда, без обуви. Да, не было бы счастья.… А обувь, между прочим, нам и не нужна. Мои сапоги отлично подремонтированы лесником Герасимовичем, а у капитана трофейные офицерские, еще добротные. А вот одежка-то наша поистрепалась, и нам находка кстати. Хотя здесь и погибли наши солдаты, но сопли нечего разводить, война есть война. Надо вот только осмотреться. Может еще убитые есть. Я заметил подходящий дуб, забрался на него, достал бинокль и внимательно осмотрел поляну. Убитых больше не было, это уже хорошо, а этих нужно похоронить. Пока я раскачивался, капитан уже занялся этим делом, из бомбовой воронки временами показывалась его голова, и я направился к нему.
Ванька, действительно, стащил убитых в воронку и теперь закапывал. Я предложил свою помощь, но он отказался, причем, как-то зло. Что же, я его понимаю, везде нервы! Капитан сделал аккуратный холмик. Выбрался наверх и уселся рядом со мной:
- Как там?
- Нормально, убитых больше нет. Наверное, они оба здесь.
Ванька кивнул, а я продолжил:
- Хорошо, что лошадей мертвых нет, а то бы и не подошли сюда никогда. Наверное, постромки перебило осколками, они и убежали.
Капитан задумчиво ответил:
- Да, конечно.
Я легонько хлопнул его по спине:
- Пойдем, посмотрим, что нам досталось? Авось пригодится.
- Конечно, пригодится. Продукты здесь, я уже смотрел. А там что?
Он махнул рукой в сторону второй двуколки.
- Там обмундирование, Ваня. Новенькое, только немного землей присыпано.
Капитан безразлично сказал:
- Тоже пригодится.
Я поднялся и подошел поближе к съестному. На земле валялись коробки, ящики, мешки. Некоторые целые, некоторые побиты осколками, но выбор есть. Сухари, тушенка, крупы различные, сахар – целое богатство. Я оглянулся, капитан сидел на прежнем месте:
- Вань, кончай горевать. В калачном ряду я уже побывал, теперь пойдем в мануфактурный!
И уже серьезно добавил:
- Пошли, Ваня, некогда нам.
Капитан поднялся с земли, и мы пошли к обмундированию, обходя многочисленные воронки. Он сначала молчал, а потом зло сказал:
- Вот, гады! На две повозки столько бомб не пожалели. Видать, у них боеприпасов по горло.
- Конечно, на них вся Европа пашет!
Подошли и стали подыскивать подходящие размеры. Мы с капитаном примерно одинаковые были, поэтому особого труда нам это не составило. Потом переоделись и взяли еще по одному комплекту в запас, но неожиданно обнаружили мешок с нижним бельем. Вот это удача, правда, пришлось снова переодеваться, но это было даже приятно. Белья тоже взяли по комплекту, а вот пилотки брать не стали. Я остался верен своей фуражке, хоть и битая-перебитая, но это моя гордость. А капитан оставил себе пилотку штабного писаря Юрки Тимофеева, принявшего смертный бой с фашистскими танками и скончавшегося от ран в лагере для военнопленных. Потом набрали продуктов, в общем, затарились по максимуму, с такой ношей быстро не пойдешь. Но есть и положительная сторона – вес быстро убывает в зависимости от скорости передвижения. Короче, смотрелись мы со стороны, как караван верблюдов. Даже не верблюдов. И ишаков мужицкого пола, в количестве, двух особей. А пока мы затаривались, то Ванька почему-то все время крутил головой, явно к чему-то прислушиваясь. Я же не обращал на это никакого внимания, но капитан вдруг поднял вверх указательный палец:
- Тихо, Вить! Слышишь что-нибудь?
Я только рукой махнул:
- Не слышу я ничего! Давай, пошли.
- Да погоди ты! Что-то непонятное.
Я начал прислушиваться повнимательнее, действительно, до нас доносился неясный гул. Мы стояли, почти не дыша, а звук то усиливался, то пропадал совсем. Наконец, я стал что-то соображать:
- Ваня, ты знаешь, что это такое?
- Без понятия, шум какой-то, я давно его слышу.
Тут я такими глазами посмотрел на Ваньку, что он даже отшатнулся от неожиданности. А я уже почти кричал:
- Ванька!!! Дорогой мой человек! Это же фронт! Это же наши! Наши!
А капитан повел себя как-то странно, у него подогнулись колени и он рухнул на землю, чуть было не свалившись в воронку. Я среагировал мгновенно, тут же упал пластом, столкнул Ваньку в воронку и скатился туда собственной персоной. Потом скинул мешок, осторожно подобрался к краю воронки и приготовился к бою. Но вокруг ничего не происходило и было совершенно пусто, как на футбольном поле во время перерыва.
Зато позади меня стали раздаваться смешки, вполне идиотские для нашего положения. Я повернулся, Ванька начинал уже хохотать, постепенно набирая обороты. Ничего не понимая, я зашипел на него:
- С ума, что ли, сбрендил? Отставить, капитан!
Но мой серьезный вид еще больше раззадорил Ваньку, и он уже не мог остановиться, хохоча во все горло. Я молча и хмуро смотрел на его веселье, но постепенно и меня стало забирать, и через некоторое время уже и я не мог остановиться. Наконец, когда сил смеяться уже не осталось, нам пришлось успокоиться, я все-таки поинтересовался у капитана:
- А ты чего повалился-то?
- Да я не знаю! Что-то вдруг ноги ослабли, от радости, наверное.
- А я уж подумал, что тебя подстрелили откуда-то, вот и подсуетился.
- Спасибо тебе, конечно, лейтенант, но со стороны это выглядело довольно смешно.
- Было бы не до смеха, если все произошло бы на самом деле. Так, а что сидим? Наши же недалеко, вперед!
Это надо было видеть, как мы рванули из этой воронки, только песок по сторонам. На одном дыхании промчались почти полкилометра, но здравый рассудок взял свое, и мы остановились.
- Нет, Витька, так дело не пойдет.
Я полностью согласился с капитаном:
- Конечно, в самом конце можем засыпаться по ерунде.
- Вот поэтому. И предлагаю привал и праздничный обед по случаю…
Ванька призадумался, но ничего внятного больше не придумал:
- В общем, по случаю!
Но вдруг он насторожился:
- Тихо!
Мы напряженно прислушались, до нас все так же доносился монотонный гул. А Ванька, тем временем, продолжил:
- Вот я и говорю! Как-то неожиданно все это случилось. Шли, шли и вдруг, бац! Пришли! Почти!
На что я ему ответил более рассудительно:
- Вот именно, что почти. До линии фронта нам еще топать километров пятьдесят, никак не меньше. Поэтому, Ваня, ты правильно решил. Еще немного пройдем, и привал.
Мы успокоились, прошли еще с километр и остановились рядом с небольшим ручейком. Плотно пообедали, попили чайку натурального и чувствовали себя прекрасно. Но радость, все равно, перла из нас, как тесто из квашни. Хотя мы и понимали, что все это рановато пока, но ничего с собой поделать не могли. Впервые за долгое время у нас появилась надежда. Мы лежали молча, не разговаривая, но каждый прокручивал в уме варианты своего возвращения.
Напоследок прислушавшись, мы ударили по рукам и продолжили свой путь. Так и шли до самого вечера, минуя овраги, ручьи, поляны, и почти все время слышали радостный для нас монотонный гул. Это придавало нам силы, и до сумерек мы прошли еще километров десять. Но, как бы ни хотелось нам продолжить свой путь, сделать это было невозможно, потому что совсем стемнело, и не было видно ни зги. Пришлось остановиться на ночлег, поужинали, и я спросил у капитана:
- Вань, а зачем нам лишнее барахло?
- Какое барахло?
- Да вот, хотя бы обмундирование, скоро будем у своих, так, небось, голыми не оставят.
- Конечно, вот еще и подъедим немного, совсем культурно получится. Но комбинезон выбрасывать я не буду, пригодится еще.
- Все верно, пригодится. Как будем через фронт переходить, так и натянем. Для ночи черный цвет, как в глаз! И мы решили, все-таки, сбросить лишние килограммы для облегчения своим плечам. Ведь, если все пройдет удачно и при хорошем раскладе, уже завтра ночью мы можем оказаться у своих. Но, как говорится, ворона прямо летала, но дома никогда не бывала, поэтому ничего наперед загадывать нельзя. А то может получиться совсем наоборот, а, может быть, еще и хуже. Так что будем полагаться на себя, и на удачу! С трудом, но все-таки мне удалось заснуть. И во сне я увидел своего командира, начальника заставы Леху Николаева. Он мне что-то говорил, но я никак не мог разобрать, о чем речь. И лишь в самом конце я четко услышал: « Повезло тебе, лейтенант. Скоро выйдешь к нашим. А я остался на заставе навсегда. Убили меня в той рукопашной, Витя!». Я протянул к нему руку, но он растворился в воздухе, как мираж.