27
Пробудился я только под вечер. Вот это даванул на «массу»! Придется оставаться здесь и на ночь, утро вечера веселее. Я немного перекусил, чем Бог послал, и опять заполз на свою лежку. Теперь уже было не заснуть, и я долго ворочался. В голову лезла всякая дурь, вообще что-то непонятное, но, в конце концов, я забылся в тяжелом сне.
Да, утро принесло облегчение. Я чувствовал себя хорошо отдохнувшим и готовым к новым «свершениям». И я опять подался на восток и шел так довольно долго без всяких приключений. Сплошного лесного массива здесь уже не было, и открытые участки мне приходилось преодолевать очень осторожно.
И вот только здесь начали встречаться следы боев – окопы, воронки, разбитая техника, но ни тел убитых, ни оружия почему-то видно не было. Немцы своих, наверное, подобрали и увезли. Ну, а наших, вероятно, местные жители похоронили, потому что невдалеке я заметил какой-то населенный пункт, довольно большой. Я решил понаблюдать за обстановкой. Это была не большая деревня, а средних размеров село, потому что я заметил маковку церкви. Хотя, скорее всего, там находился склад какой-нибудь или клуб. А сейчас, при немцах, там может быть все, что угодно. Немецких солдат не видно, но по улицам, то и дело сновали полицаи.
Наверное, я, все-таки, потерял осторожность. Потому что, когда услышал хруст ветки за спиной и обернулся, то на меня в упор смотрел ствол трехлинейки. Держал эту винтовку бородатый дядька в цивильной одежде, но держал как-то неуверенно. Видно, что опыта обращения с оружием у него маловато. Но голос у него был твердый:
- Поднимайся! И не бузи.
Я оставил автомат лежать на земле, поднялся с поднятыми руками и хотел уже обезоружить мужика, тем более что он находился близко от меня. Но тут я заметил второго. Он держал меня на мушке. Пришлось менять тактику. Я схватил винтовку за ствол, дернул на себя, перевернул мужика спиной к себе и обхватил одной рукой его шею. А во второй руке у меня уже была финка, и держал я ее у горла захваченного. А второму сказал:
- Опусти винтарь!
Он подчинился, но вдруг посмотрел куда-то мне за спину. Этот трюк мне был хорошо знаком, и я на него не повелся. А зря, между прочим! Потому что, в то же мгновение сильный удар по затылку заставил меня рухнуть на землю.
Очнулся я от неудобного положения и вкусного запаха какого-то варева. Открыл глаза – я находился, вероятно, в лесном лагере. Повсюду сновали разномастно одетые вооруженные люди, а на костре в большом котле готовилась пища. Я хотел пошевелиться, но не смог. Спиной я был прижат к стволу дерева, а руки мои были связаны за этим стволом. Надо обдумать создавшееся положение, и я снова прикрыл глаза. Мне нужно решить, как вести себя с этими людьми. Скорее всего, это были партизаны, но это могли быть и люди, просто сбежавшие от войны и спасающие здесь свою шкуру… Ладно, когда будут допрашивать, тогда и пойму, что почем? А в том, что допрос состоится, я нисколько не сомневаюсь. Мешок мой, конечно, они уже перешерстили, поэтому его и не видно рядом, а лежит только одна фуражка. А в моем «сидоре» были еще и полицайские причиндалы. И что на уме у этих лесных жителей, неизвестно. Я скосил глаза на карман гимнастерки, он был расстегнут. Значит, мои личные документы тоже забрали, и они должны убедиться, что я свой человек. Но не факт, далеко не факт!
Ладно, пора «просыпаться». Я застонал и замотал головой из стороны в сторону. Это заметили, и ко мне подошел все тот же бородатый дядька:
- Ишь ты, очухался, болезный!
Я промолчал и снова прикрыл глаза. Вспомнил, как обмишурился при захвате, надо было все-таки повернуться. Но в таком случае меня бы продырявили, это точно! И остался бы я жив, еще неизвестно. Нет, я все правильно сделал, живой остался. А если человек живой, то он найдет, что ему делать! Я открыл глаза, и боль стала сильнее пульсировать в затылке, а когда закрыл, снова стало легче. Будем иметь ввиду. Я снова открыл глаза, бородатый куда-то испарился, а ко мне шагал человек в кожаной тужурке и в кожаной же кепке с красной звездой. Мне сразу же подумалось: «Надо же! Вылитый Щорс!». Николай Щорс был героем гражданской войны, командиром полка, и я его никогда не видел в жизни. Не видел даже его портрета, но почему-то именно он пришел мне на ум. А когда человек подошел ближе, и я увидел, что у него через плечо висит «маузер» в деревянной кобуре, то восторгу моему не было предела. Этот пистолет тоже был героем гражданской войны. И я спросил его владельца:
- Стрельнуть дашь хоть разок?
- Что-что? Я не понял?
- Говорю, пальнуть дашь из маузера своего?
«Щорс» непонимающе посмотрел на меня, ему казалось, что здесь вопросы должен задавать он. Но, почти мгновенно, он собрался и строго произнес:
- Кто такой?
- А почему я должен тебе все докладывать? Ты-то сам, кто есть такой? Из чьих будешь?
Я решил прикинуться недалеким пареньком, нельзя сразу раскрывать себя. Человек представился:
- Командир партизанского отряда Медведь.
- Прикажите развязать, я офицер!
Он кликнул бородатого:
- Петрович, развяжи его.
- Командир, а он того? Больно уж ловкий!
- Ничего, развязывай. Свой это, скорее всего.
- Да как же свой-то?
И Петрович этот чиркнул ногтем себе по горлу, явно вспоминая недавнее происшествие.
- Делай, что говорят!
Медведь уже начинал сердиться. И внешне он напоминал своего тезку. Такой же кряжистый, широкий и, видать, недюжинной силы мужик. Недовольно что-то бормоча про себя, Петрович все же освободил меня и очень резво отскочил в сторону. Я надел свою фуражку и медленно поднялся, держась за ствол дерева. Голова сильно закружилась, но я устоял и, отдав честь, доложил:
- Лейтенант Герасимов! Заместитель начальника Н-ской заставы.
Медведь тоже мне козырнул и предложил:
- Садись, давай, лейтенант Герасимов. Вижу, трудно тебе стоять.
- Да, крепко меня приложили ваши орлы.
- Ничего, заживет.
И тут он неожиданно спросил:
- А ты женатый?
Я даже растерялся:
- Нет еще.
И тут Медведь подмигнул мне:
- Я и говорю, до свадьбы заживет!
Мы рассмеялись и медведь подал мне руку. Вот так и состоялось наше знакомство, а вскоре он собрался уходить:
- Посиди пока, осмотрись. Сейчас тобой займутся, а серьезно поговорим позже. Медведь ушел куда-то по своим делам, а я стал осматриваться. Лагерь был хорош. Понятно, что все сделано в спешке, но сделано с умом. Деревья вырублены выборочно, а из этих бревен, наверное, сделаны срубы в землянках. И землянки построены в окружность с выходом в центр, чтобы выбегавшие люди не попадали сразу под обстрел. Между землянками вырыты ходы сообщения, а вокруг лагеря сделана еще одна, внешняя, линия обороны. Видно, знающие люди занимались всем этим. Вот взять, хотя бы, Медведя. Он, явно, участник гражданской войны, и боевой опыт у него имеется.
За этими размышлениями я не заметил, как ко мне подошла молоденькая девушка, даже скорее девочка, с санитарной сумкой через плечо:
- Можно я осмотрю вашу голову?
Я даже приосанился:
- Конечно, можно! Даже нужно!
Она начала осмотр и действовала так осторожно, что я ничего не замечал. И мне стало интересно:
- Что там творится? Мозги не выскочили наружу?
- Да нет, ничего страшного.
А я, с усмешкой, продолжил:
- Хотя, скорее всего, там нет никаких мозгов! Если бы были, то точно выскочили. Но, если с другой стороны посмотреть, то голова – это кость, а кость болеть не может. Но у меня что-то болит, а это значит, что мозги у меня все-таки есть!
Мне удалось ее рассмешить, а то она делала из себя строго врача. Ей бы в куклы играть, да их лечить, а не взрослых дядек тут перебинтовывать. Девушка закончила смеяться и сказала:
- У вас тут небольшая рана и огромная шишка!
Немного помолчала и добавила:
- А мозгов совсем не видно.
И вот здесь пришла моя очередь рассмеяться. Но мне было больно, и я хохотал, молча, обхватив голову руками. В конце концов, мы успокоились, и она смазала мне ранку йодом. Желая продолжить приятное общение, я спросил:
- А зовут тебя как, спасительница моя?
- Людмила, Люся!
- А меня Виктор.
- Хорошо, а я вам сейчас еще что-то принесу!
И она убежала. Очень скоро вернулась и протянула мне жестяную банку с горячей водой, кусочек мыла и опасную бритву:
- Вот, командир прислал, чтобы привели себя в порядок. А то вы совсем на военного не похожи, как бродяга какой-то!
Действительно, брился я, наверное, неделю тому назад, да и одежда моя представляла жалкое зрелище:
- Послушай, Люсенька! Называй меня на «ты». Ведь я еще не такой и старый! Вот побреюсь, помоюсь и стану знатным кавалером!
Она рассмеялась:
- Да, конечно! Вам уже и баньку топят.
- А у вас, что, и баня здесь имеется?
- Имеется!
Она махнула рукой, и я увидел, что в одном месте из-под земли действительно вился дымок. Тут я уж духом воспрял и произнес:
- А может мне не ходить в баню, а? Недельки две еще подожду, и грязь сама отвалится!
Люся шутки не поняла:
- Да как же так?
- А вот так! Моется тот, кому чесаться лень!
Она помолчала, нахмурив брови, потом засмеялась и махнула рукой:
- Все шуточки у тебя! А есть хочешь?
- Да нет, спасибо, я позже перекушу.
- Ну, тогда я побежала!
Люся исчезла, а я прикрыл глаза. Да, голова-то побаливала. Со всей силы. Видимо, ломанули меня по затылку! И хорошо, что свои, а то валялся бы сейчас в каком-нибудь амбаре, без всякой надежды. Тут ко мне как-то осторожно подобрался бородатый Петрович. Опасливо глядя на меня, он спросил:
- В баню пойдешь, командир?
- А как же! Послушай, Петрович, а где мой вещмешок? У меня там бельишко сменное есть.
Действительно, Ольга при расставании положила мне в мешок сверток с бельем.
- Так, у командира в землянке! Сейчас притащу!
- И автомат мой захвати!
Он подозрительно посмотрел на меня:
- А зачем тебе в бане автомат, командир, а?
- Привычка у меня, понял?
Петрович мотнул головой и быстро пошел к землянкам, но скоро вернулся, неся мои пожитки и оружие. А еще он держал какой-то сверток подмышкой. Протянул мне только автомат, а остальное оставил себе и буркнул:
- Пошли, все готово.
И повел меня к бане. Но мне было интересно:
- Петрович. А это что у тебя такое?
- Сейчас увидишь.
Мы спустились в предбанник, и он развернул сверток. Это оказалась солдатская форма, чисто новенькая, муха не сидела. Я удивился:
- Откуда это у вас?
- Да есть у нас несколько комплектов. Когда закладывали эту базу, вот и оставили.
- А чего же не носите?
- Так у нас все гражданские, почитай, к своему привыкли! Да и сподручнее как-то. Если что, то можно сойти и за мирного человека.
- Ага, если оружие вовремя скинуть!
Петрович тут же заторопил меня:
- Иди, иди!
А сам вышел на улицу. Я с удовольствием помылся, хоть и крохотная была банька, а все равно хорошо! Вышел, оделся в предбаннике. Было приятно – сам чистый, и одежда чистая! И новая форма на мне сидела удивительно ладно и только местами топорщилась. И фуражку свою многострадальную я тоже почистил в бане, так что боец был, хоть куда! Я вышел наружу, там мялся Петрович. Он хмуро произнес:
- Ну вот. Теперь на человека похож. Айда к командиру, на разговор.
И пошел вперед. Мы зашли в командирскую землянку, там Люська уже заканчивала накрывать стол. А там была такая вкуснятина! Вареная картошка исходила паром, соленое сало, тушенка – в общем, райский пир! Тем временем Люся закончила все приготовления:
- Садись, Витя, за стол!
- А где командир?
- Сейчас заявится, пошел по каким-то своим делам.
И почти сразу же в землянку ввалился Медведь:
- О, ты уже здесь! Спасибо, Люся, можешь идти. И ты иди, Петрович!
Мы остались одни, и Медведь полез куда-то под нары. Немного покопавшись, достал оттуда початую бутылку, поставил на стол и коротко сказал:
- Спирт!
Разлили по кружкам, выпили, молча, закусили. Медведь протянул руку:
- Сергей!
Потом исправился:
- Сергей Анатольевич!
Я пожал его крепкую ладонь:
- А я Виктор! Можно без отчества, молод еще!
- Хорошо! А, вообще-то, у нас сухой закон, но за такое дело можно и выпить по граммульке. Это надо же! От самой границы прорвался!
Он разлил еще по чуть-чуть, а потом спросил:
- А голова-то как? Спирт не вреден тебе?
- Голова нормально, а спирт в таком количестве только полезен.
И я подмигнул ему. Медведь все понял, плеснул еще и произнес:
- Ну, давай, Витя, поведай о своих приключениях.
Я коротко, опуская ненужные подробности, изложил Медведю свою историю. Он только изредка перебивал меня, переспрашивая, где непонятно было.
Теперь пришла моя очередь:
- А как же вы? Я вижу, хорошо подготовились. Неужели еще до войны?
- Да нет! Как раз вот, в первый день войны и начали устраивать лагерь. Люди-то были уже подготовлены, на всякий случай. Ведь все же мы опасались, что произойдет нечто подобное. Но все это было неофициально, сам понимаешь! За пораженческие настроения можно было и на Колыму загреметь. Тогда это делалось просто. Да и сейчас!
Он только горестно махнул рукой и продолжил:
- И люди у нас уже были подобраны для отряда, да и для подпольной работы в райцентре тоже. И место для партизанской базы было уже найдено. Так что, когда из обкома пришло распоряжение об этих мерах. То у нас все уже было на мази!
- А до войны вы кем работали?
- Был я председателем райисполкома. А комиссаром у нас Борисов Иван Петрович. Он до войны был вторым секретарем райкома. А сейчас вот упросился на разведку с ребятами. Пришлось отпустить!
Медведь помолчал немного, а потом стал рассказывать дальше:
- Воевать мы еще и не начинали по- настоящему. Пока ведем только разведку и обучаемся в лагере военному делу. Народа у нас немного, тридцать человек, люди все проверенные. Есть, правда, два окруженца, неделю как прибились к нам.
Увидел мою реакцию и сказал:
- Да ты не обижайся, война все-таки! Вот ты один уже на целый отряд навоевал, а мы все еще раскачиваемся.
- Ничего, и для вас войны хватит!
Вот так мы и разговаривали, а разговор свой разбавляли спиртиком, и тут Сергей Анатольевич неожиданно сказал:
- Вить, а ведь тебя приложил по голове один из этих окруженцев!
- Ну вот, а вы говорите! Тоже теперь проверенный человек!
- Завтра я вас познакомлю, а теперь пошли на воздух.
Я взял автомат, и мы вышли из землянки. Стоял приятный летний вечер, и я вдыхал ароматный лесной воздух полной грудью. И голова у меня кружилась не только от боли. А лагерь уже успокоился, пошли и мы в землянку. Медведь сказал мне:
- Вот здесь переночуешь, на комиссаровом месте.
И указал на покрытый еловыми лапками лежак:
- А завтра определим тебе место в землянке у разведчиков. Хочу поставить тебя у них командиром. Ты ведь останешься у нас? А то я уже распоряжаться начал!
Я покачал головой и ответил:
- Не знаю еще! Подумать надо!
- Ну, ночь у тебя впереди, думай. Нам и ты, и твой опыт нужны.
Потом добавил:
- Вить, а скажи, зачем тебе немецкие документы?
- Да я и сам толком не знаю. Как-то получилось автоматически, а потом в привычку вошло. А когда совсем уже будет тяжело носит, тогда и выброшу.
-Понятно! Все, давай спать!