Окруженец части 8-11

Виктор Найменов
  Подкравшись к дороге, я прислушался и уловил звук мотоциклетного движка, однако, на этот раз он доносился с востока. Вскоре мимо меня на небольшой скорости проехали два мотоцикла с колясками, явно что-то высматривая по сторонам. Я сразу же смекнул в чем тут дело – они искали исчезнувшего полковника. Пропустив их, я перемахнул через дорогу, потому что когда они обнаружат брошенную легковушку, то и гонять меня будут по той же стороне большака. Поэтому я припрятал свой вещмешок под выворотком и перескочил обратно, забрался на свой лабаз, приготовил две «толкушки» и стал ждать. Вскоре показался грузовик и ехал он так же медленно, как и мотоциклисты, но это было мне только на руку. Когда автомашина поравнялась со мной, я бросил гранату прямо на тент и быстрее молнии слетел вниз, под прикрытие своей толстой елки. Иначе бы меня сняло оттуда, как грушу. Раздался взрыв, машину развернуло и положило набок поперек асфальта. Сразу же я бросил и вторую гранату прямо в кузов и после взрыва буквально перелетел через дорогу, схватил свой «сидор» и помчался в сторону от большака, ни на что, не обращая внимания. По лицу текла кровь, но я не чувствовал этого, продолжал бежать, и только когда выдохся почти полностью, пришлось рухнуть на землю. Да, немцы быстро среагировали, прошло меньше суток. Скоро они найдут и машину, и полковника своего, но я думаю, что долго ловить они меня не будут, это все-таки лес, а не чистое поле. Здесь я могу еще потрепыхаться и неизвестно, кому повезет. Я перевел дух, открыл планшетку и достал карту. Чтобы себя обезопасить, мне нужно найти какую-нибудь речушку или, на худой конец, ручей. И я обнаружил таковой примерно в двух километрах южнее. Потом прислушался, но шума никакого слышно пока не было – ни стрельбы, ни лая собачьего, ничего. Это хорошо! Я отдохнул еще немного и пошел быстрым шагом в сторону ручья, минут через двадцать я на него и наткнулся. Снова постоял, прислушался – вроде тихо. Я зашел в воду и прошел немного на восток, потом развернулся и пошлепал в обратную сторону. Судя по карте, не очень далеко находилась небольшая железнодорожная станция, а, не доходя до нее, находилось озеро, из которого вытекал ручей, по которому я шел, но двигался медленно, постоянно останавливаясь и прислушиваясь, но погони слышно не было. Вскоре я выбрался на берег и пошел дальше, подыскивая подходящее местечко, нужно было хоть немного ополоснуться, да и одежду простирнуть не мешало. Наконец, нашелся небольшой пляж, со всех сторон окруженный густыми кустами. Я разделся и вошел в воду, она была теплой и приятной, и я с удовольствием бултыхался, но, когда в очередной раз вынырнул, то боковым зрением заметил что-то не очень для себя приятное. И точно, на берегу стояли два немца, направив на меня автоматы, а один из них подманивал меня согнутым пальцем. Все это происходило в полнейшей тишине. А я, буквально, впал в ступор и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но все-таки заметил, что за спиной одного из них была катушка с телефонным проводом. Видимо, связисты, шли по линии и на меня напоролись, а я тут, как тут, голенький и мокренький, и бери меня голыми руками. И от всего этого я очень сильно разозлился и вспомнил, что финку свою я засунул в сапог. Ну вот, мы еще потанцуем, мать вашу! Я поднял руки и медленно побрел к берегу, подошел к кучке своей одежды и остановился. Один из немцев показал мне жестами, что можно одеться. Я сокрушенно стал натягивать форму, огорчаясь, что не удалось ее постирать, а когда взялся за сапоги, то левой рукой зачерпнул пригоршню песка, а правой взял финку. Быстрым движением бросил песок в лицо одного, а финку метнул в другого. Нож попал немцу прямо в левый глаз, а пока второй протирал свои очи, я подпрыгнул, схватил финку и перерезал ему горло. Ну вот, опять делов натворил, только-только ушел от погони, а ведь этих тоже будут искать, как пить дать. Снова беги, Витя! И чем быстрее ты покинешь это место, тем дольше проживешь! Но все-таки немцев этих я обыскал – забрал документы, еду кое-какую, магазины к автоматам, две гранаты, а сами автоматы и катушку с проводом забросил в озеро. Потом затащил тела убитых подальше в заросли, заметил телефонный провод, вы резал из него кусок метров в двадцать и забрал с собой. Пришлось снова забираться в воду и топать километра два вдоль берега. Этого мне показалось достаточным, я выбрался на сушу, нашел удобное место и присел. Нервы были явно на пределе и мне необходимо успокоиться. Я вспомнил, что у меня остался полковничий коньяк, достал его и выхлебал из горла, немного закусил и прикрыл глаза. Итак, что мы имеем? А имеем мы доморощенного диверсанта, который бегает от немцев в пределах одного квадрата и которого, возможно, скоро и накроют. А еще мы имеем полную неопределенность о том, что происходит в стране. В общем, вопросов больше, чем ответов и надо думать о том, что делать дальше. И вот тут я отключился.
9
  Проснулся, стуча зубами от холода. Надо же, как меня вчера вырубило, это все коньяк и нервы, но все равно в голове прояснилось, не то, что вчера, когда были все признаки надвигающейся паники. А вот сегодня стало гораздо лучше, и я обрел способность думать спокойно. Чтобы разогнать беспощадных кровососов я разжег небольшой дымный костерок и достал карту, но сначала крепко задумался. Значит так, что бы прояснить ситуацию мне нужно встретиться с людьми, а то совсем в дикаря можно превратиться. А, судя по карте, с этой стороны озера была махровая глухомань, ни одной деревни. Станция находилась подальше.
  Но чтобы встречаться с людьми надо и самому выглядеть человеком. Поэтому решил я устроить себе воскресенье – побрился, постирался и развесил одежду сушиться, искупался несколько раз, в общем, приободрился, насколько мог. На следующий день наметил визит на станцию, но, явно, неофициальный.
10
   Пробудился пораньше, перекусил, еще раз сверился с картой и отправился в путь, на станцию, где я надеялся, что можно будет что-нибудь разузнать. С этой стороны к озеру подходила лишь одна проселочная дорога. Я решил сразу не пересекать ее и немного понаблюдал, но ничего подозрительного не было, и я направился дальше. Прошагал так два часа и присел передохнуть, но тут и стало происходить что-то непредвиденное для меня. Вдали послышался мощный гул, я даже не понял сначала, что это такое, но звук все время приближался и доносился он с востока. Прошло еще немного времени, и на небе стали отчетливо заметны четыре черные точки. Они приближались и увеличивались в размерах – это были самолеты, наши бомбардировщики. Я смотрел на них, не отрывая взгляда. И вот началось! От самолетов стали отделяться черные капли, и сразу же стал слышен грохот разрывов, бомбили железнодорожную станцию. Я решил не упускать такую возможность и рванул туда же, благо до станции было меньше километра. Когда я подбежал к кромке леса, за которой начинались станционные постройки, бомбежка уже подходила к концу, самолеты сделали по последнему заходу и становиться в строй. На земле же царила полная паника, везде черный дым, какой-то смрад и, почему-то, не смолкали взрывы, наверное, летчики все же зацепили эшелон с боеприпасами. И среди всего этого великолепия метались и орали в полный рот «непобедимые» оккупанты. А в небе в это время появились два «мессершмитта», и начался воздушный бой, наши бомбардировщики, огрызаясь огнем, стали уходить домой. Внезапно очередь из «мессера» прошила наш самолет, он сразу же вспыхнул и начал терять высоту. Пилоту удалось развернуть машину, и он направил ее прямо на скопление вражеских эшелонов, самолет стремительно несся к земле, тянул за собой густой черный шлейф дыма, и вот раздался страшный взрыв. Я инстинктивно втянул голову в плечи, потом посмотрел на небо и увидел, что падает еще один сбитый бомбардировщик. Видимо, нашим было
 очень  важно было нанести удар по этой станции, если послали бомбардировщики без сопровождения истребителей, вот и шли они на малой высоте, а зенитки огонь не открывали, потому что это бесполезно. И вот мне пришло в голову, что пока у немцев полный разброд и паника, я тоже могу в этом поучаствовать, то есть внести, так сказать, свою маленькую лепту.
  Я перемахнул открытое пространство и заскочил за угол какого-то здания, выглянул из-за угла и увидел, что в мою сторону бежат какие-то два олуха. Одеты они были в цивильную одежду, но в германских кепках с длинными козырьками, с карабинами, а на рукавах у них наблюдались какие-то повязки. Я понятия не имел, кто они такие, поэтому подпустил их, как можно ближе и срезал одной очередью. Немного выждав, я подбежал к ним и забрал у одного повязку и кепку, карабины тоже прихватил и, вернувшись обратно за угол, с удовольствием размолотил  о кирпичную стенку. Потом засунул свою фуражку в мешок, нацепил повязку и кепку, петлицы на гимнастерке у меня были чистые, так что превратился я в отъявленного фашистского прихвостня.
  А боеприпасы продолжали рваться, везде дым и гарь. Я выскочил из-за своего угла и побежал к вокзалу, у немцев полный кавардак, и на меня никто не обращает внимания. Заметил зенитную установку и рванул к ней, заскочил на площадку и присел, оглядываясь. Невдалеке увидел паровоз, стоявший под парами, ну что же, цель отличная. Я перевел ствол зенитки в горизонтальное положение, прицелился по нему и открыл огонь. Нужно было вывести из строя котел паровоза, и после третьего выстрела мне это удалось, раздался взрыв, и паровоз окутался паром. Ну, вот и все, готов, «шайтан- арба»! Так у нас на заставе один узбек называл все механическое, которое движется по земле, от мотоцикла до паровоза. Жалко его, веселый был, наверное, сразу погиб, вояка из него был никакой, сколько ни учили. А вокруг меня уже зацокали пули, наверное, кто-то из немцев все-таки очухался немного. Я мигом свалился под зенитную площадку и выглянул из-за колеса. И точно, в мою сторону бежал, отчаянно паля из пистолета и петляя, как заяц, какой-то офицер. За ним, метрах в двадцати, неслись два автоматчика, но они не стреляли, боясь задеть своего. Вот теперь надо как-то выкручиваться! Стрелять я не стал, достал финку и гранату и стал ждать. Офицер тоже перестал палить без толку, наверное, понял, что это бесполезно, а может быть, он подумал, что прикончил негодяя, но он жестоко ошибся, падла! Когда он нагнулся под площадку, я схватил его за воротник, рывком подтянул к себе и ударил ножом в грудь, автоматчиков я подпустил еще немного и метнул «толкушку», все, урылись гады! У мертвого офицера на груди оказался бинокль в чехле, и мне повезло, что я его не попортил. Он-то мне пригодится, я еще собираюсь повоевать немного, а может быть и больше, это зависит от того, поймает меня солдатское везение или нет? Конечно, удача и осторожность тоже не помешают, да и лишнее геройство ни к чему. Забрал я у этого немчика еще и документы, надо же, какой-то пунктик у меня насчет официальных бумаг, и складываю я их в красивую коробку из-под полковничьего табака, который давно выбросил за ненадобностью. Ну вот, пора и честь знать, нужно сматываться, а заклюют меня здесь, как ястребы курицу. Я осторожно выглянул из-за колеса, вроде бы никого на пути, пригнулся и помчался в сторону леса, что есть мочи. Удача и здесь улыбнулась мне, хотя кто-то и постреливал в спину, но безрезультатно. Я заскочил в лес, сразу развернулся и упал, направил автомат в сторону станции и отполз за дерево. Затем достал бинокль и стал наблюдать – да, бардак отличный. Хорошо, что жилые дома немного в стороне от самой станции и, похоже, пострадали они немного. Что же, это уже лучше,
 хоть своим не сильно перепало. А на путях уже стало спокойнее, наводился порядок, кое-где тушили пожары. Я медленно водил биноклем, и тут прямо передо мной возникла какая-то рожа, от неожиданности я даже отпрянул. Вот, гад, напугал! Я снова взялся за бинокль и вскоре засек еще одну личность, и тоже в германской кепке, отложил бинокль и стал всматриваться, ага, ползут двое. Значит, засекли меня все-таки, уроды! Что же, поиграем по-взрослому! Я выпустил по ним очередь, они поняли, что обнаружены и тоже открыли огонь из карабинов. Началась перестрелка, они медленно, но все-таки обкладывали меня, и это было мне, можно сказать, не по душе, пора начинать действовать иначе. Я прочно взял одного на прицел и плавно нажал на спусковой крючок, на лбу у него образовалась аккуратная дырочка, и он уткнулся рылом в землю. Да, хорошая машинка этот полковничий «парабеллум», и я очень ему, то есть полковнику, благодарен. Я снова взял автомат и выпустил очередь по второму клиенту, он мне ответил, а я стрелять не стал, только громко застонал. Мне нужно было, чтобы он принял меня за раненого и немного приоткрылся, так оно и случилось. Противник еще немного пострелял в мою сторону, но я лишь громко стонал, он окликнул напарника, но тот, понятное дело, ничего сказать не мог. Тогда стрелок приподнялся, немного постоял и, пригнувшись, медленно двинулся ко мне. Я чуть-чуть выждал, а когда оставалось всего несколько метров, внезапно выкатился из-за дерева и выстрелил ему в ногу. Трофейный пистолет снова не подвел меня, противник дико заорал и закрутился волчком на месте, а потом рухнул на землю. Я в два прыжка оказался возле него, моментально обезоружил, схватил за шиворот и подтащил к дереву. Теперь он лишь негромко стонал, зажимая руками рану на бедре, и изумленно пялился на меня. Конечно, я ведь был почти полная его копия. Чертыхнувшись, я стянул с себя все эти фашистские причиндалы и надел свою, пограничную, фуражку. Чтобы знал, говнюк, с кем дело имеет. Но, похоже, переборщил! Этот вояка мелко-мелко задрожал и стал икать, продолжалось это довольно долго, пока я не залепил ему пощечину, он немного успокоился, и между нами состоялся такой разговор:
- Ты кто?
- Франц Козлевич.
- Вот-вот, именно. Я не спрашиваю, как тебя зовут, я спрашиваю – кто ты?
- Полицай, пан офицер.
- Что за должность такая? Давай рассказывай. Я и так понял, что вы у немцев в услужении, но хотелось бы поподробнее.
- Да мы ничего такого не делаем. Следим за порядком, патрулируем улицы, выявляем неблагонадежных.
  Его голос слышался все слабее и слабее, он заметно побледнел. Вот черт, видно, перебил я ему бедренную артерию, вот он кровь и теряет. Но мне было все равно, и я задал ему главный вопрос:
- Где наши?
- Я точно не ведаю, где-то под Смо…
  Он не договорил, и голова его упала на бок. Вот и все, этот свое оттоптал на белом свете.
  Я присел и задумался – да, далековато немцы уже забежали, и тяжеловато будет их оттуда турнуть. Но я и подумать не мог, что будет еще намного хуже, что произойдет почти что катастрофа.
  А сейчас я сидел в белорусском лесу и думал о том, что делать дальше. А дальше надо двигать к нашим, вот, что дальше! Я собрал карабины полицаев и разбил их об деревья, а еще приобрел я пару гранат, почему-то они по мне не сработали. Живым, наверное, хотели взять, сволочи! Но у них получился дикий облом или, как говорится, голый вассер. Это по-немецки. Я отошел подальше в лес и устроился на ночевку.
11
  Сон приснился какой-то нехороший, я открыл глаза и сон сразу же забылся, но нехорошее ощущение все же на душе осталось. Даже не ощущение, а, можно сказать, предчувствие, что я увижу сегодня что-то страшное.
  Я быстро сверился с картой, собрал вещички и подался на восток, стараясь держаться железной дороги. Прошагав так некоторое время, я увидел впереди просвет и мельканье чего-то белого, сразу же прильнул к земле и прислушался. Слева от меня угадывалось какое-то движение, да и на самой поляне что-то происходило, я застыл и не двигался. Надо же! Такое ощущение, что я нахожусь не в дремучем лесу, а на оживленном городском перекрестке. Раздалось щелканье затворов и громкое: «Хальт!», а на это со стороны поляны зазвучали пистолетные выстрелы, в ответ загрохотали автоматы. И тут я понял, что здесь происходит – на поляне наш летчик, выбросившийся с подбитого самолета, а автоматчики – это облава. И вот впервые за многие дни я почувствовал локоть товарища! Я обошел автоматчиков сзади, подобрался к ним поближе и сосчитал. Их было пять штук, вот черт, придется повозиться малость. Между тем, автоматчики, поливая огнем поляну, продвигались вперед. И делали они это достаточно нагло, уверенные в своем превосходстве, и о тыле совсем не беспокоились. Для начала я снял одиночными выстрелами двух крайних, а остальные, увлеченные боем, даже не заметили этого. Потом я увидел, как еще один фашист уткнулся носом в землю. Молодец, летун! Хотя я не был до конца уверен, что он там один, и мне хотелось, чтобы их оказалось больше. Тем временем бой продолжался, и пора было его заканчивать. Из-за трескотни автоматов мне плохо было слышно, но, по-моему, выстрелы со стороны поляны прекратились. Тем более что немцы как-то уверенно вышли на открытое место. Я выждал немного и положил их навсегда одной длинной очередью, потом опрометью кинулся к летчику, но он был уже мертв. Его буквально изрешетило пулями, и к тому же правая нога у него была неестественно вывернута, и сквозь разорванную штанину наружу торчала белая кость. Я поднял голову и увидел зацепившийся за толстый сук  ясеня парашют. Вероятно, летчик обрезал стропы, и хотя было не очень высоко, метра три с половиной – четыре, все же приземлился неудачно. Я осмотрел пилота, выжить шансов у него не было никаких, даже если бы его не обнаружили немцы. Это был молодой человек, чуть больше двадцати, и вероятнее всего, штурман, потому что в планшетке у него  оказалась полетная карта. Я взял его пистолет, обойма которого была пуста – бился пилот до последнего. Могилу я ему выкопал под этим самым ясенем, где он и погиб. Потом умудрился, все-таки, сдернуть парашют с дерева и отрезал небольшой кусок, завернул тело в парашютный шелк и похоронил. На стволе дерева кое-как сделал затеску при помощи саперной лопатки и ножа, на которой химическим карандашом написал – «Русский летчик» и поставил дату – «июнь 1941». Поднял руку вверх и щелкнул пустым затвором его пистолета.
  Затем обшарил убитых немцев и обнаружил у одного из них фляжку со шнапсом, помянул летчика, а немцев трогать не стал, пусть валяются, только собрал у них оружие и боеприпасы, завернул в остатки парашюта и прикопал напротив могилы пилота, с другой стороны дерева. Потом постоял еще у могилки, попрощался с геройски погибшим и подался дальше. Тем более, уже начало темнеть, и надо было где-то ночевать.