Своя ноша не тянет

Кира Велигина
     Старенький Лилин мобильник звонил во всю мочь и ездил по столу, как плохо заведенная детская машинка. Вытирая на ходу руки о фартук (мыла посуду), Лиля подбежала к столу и схватила телефон. Звонила свекровь.
     - Алло, Анна Петровна!
     - Здравствуй, Лилечка! Как Саша? Болеет еще?
     - Да, - Лиля вздохнула. – Температура сорок. Доктор сказал не вставать, сильная простуда. Я лекарств накупила…
     - А Ваня с Машуткой?
     - У Степановых. С Илюшкой играют.
     - Поняла, - свекровь говорила торопливо, хотя обычно тщательно подбирала слова, и речь ее звучала медленно и вдумчиво. – Лилечка, мне тут Марья Васильевна звонила. Знаешь бывший УПК на Жилстрое? Это теперь фирма… Не помню, шут их запомнит, эти современные названия…
     - Я знаю, знаю, где это, - заверила ее Лиля.
     - Так вот, поезжай туда. У них там на первом этаже картошку сегодня продают по пять рублей за килограмм. Что говоришь? Нет, нет, это не акция. Просто они там, вроде бы, с рынком связаны, а картошки много, пропадать начала. Ну, и раздают задешево. У тебя сколько денег?
     - Сто с лишним. На проезд хватит.
     - Так поезжай! Я приду, с Сашей посижу. И Машутку с Ваней покормлю.
     - Спасибо Вам огромное, Анна Петровна, - сказала Лиля.
     Она нажала кнопку мобильника с чувством некоторой вины. Уже восемь лет, как они были женаты с «Санечкой» (так Лиля называла мужа), однако она так и не сумела научиться называть свекровь «мамой». Наверно, потому, что родная Лилина мама всё время была рядом. Пока не умерла год назад…
     Но тут Лиля задумалась о картошке, и ее мысли немедленно приняли деловое направление. Следовало поторопиться. Картошка пять рублей за килограмм – баснословная дешивизна! Конечно, она купит двадцать килограммов, тут и думать нечего.
     Она тут же сбегала к Степановым, у которых их с Сашей дети играли с маленьким Илюшей, попросила «дорожную тележку» для чемоданов и заняла немного денег на тот случай, если придется платить за багаж.  Саша спал, она не стала его тревожить. Быстро оделась, вышла из дома и, как на крыльях, полетела к остановке…
     … Отстояв огромную очередь в бывшем УПК на Жилстрое, Лиля подошла к прилавку, за которым стоял дюжий парень непонятной национальности (то ли цыган, то ли кавказец), необыкновенно высокого роста, с улыбкой на лице и при этом с каким-то неуловимым взглядом. Он принял Лилины сто рублей и заявил:
     - Меньше тридцати килограммов не даем!
     Лиля растерялась:
     - Но у меня нет больше денег…
     - И не надо. Мы добрые сегодня, - он ухмыльнулся.
     -  У меня только багажная тележка, - возразила Лиля. – Я на ней не свезу столько… и как в троллейбус затащу?
     - Ничего! Своя ноша не тянет. Картошка хорошая, не пожалеете.
     И положил к ее ногам мешок с тридцатью килограммами картошки.
     Лиля с трудом выволокла мешок из здания. Погрузила на тележку, укрепила веревками. Повезла. Тележка ехала еле-еле, горестно поскрипывая, до тех пор, пока у нее не отлетели сразу оба колесика.
     Всхлипывая, Лиля подобрала колесики и сунула в широкие карманы своего пальто. Соседи, конечно, будут недовольны, хотя Санечка им, конечно, всё починит, когда поправится. Но вот картошку, всю драгоценную картошку, которую ей дали, - ей нипочем не дотащить домой без тележки!
     «Своя ноша не тянет», - вспомнились ей слова продавца. С отчаянной решимостью она развязала мешок и стала вынимать и класть на землю картофелину за картофелиной. Она плакала и освобождала мешок до тех пор, пока не поняла, что теперь снесет: осталось килограммов, наверно, пятнадцать. И еще придется нести тележку.
     … Она побрела вниз по склону, к остановке троллейбуса, часто останавливаясь и ловя ртом сырой осенний воздух.
     Своя ноша не тянет, стучало в ее голове. Еще как тянет иногда, подумала она, вытирая рукавом пальтишка слезы и пот, заливающий глаза… еще как тянет…