Близнецы
Мира родила близнецов в канун "часа Х". О том, что их ждет завтра, Алоиз точно не знал, но ничего хорошего не предвидел. Новорожденных брать с собой в вынужденное изгнание он не хотел, его семя должно было остаться на этой земле. Здесь его родители построили приземистый серый дом, здесь, в глубоких и разветвленных его подвалах громоздились кучи угля и листы жести, которыми отец торговал, здесь он родился, здесь умерли отец и мать, здесь зачал он с Мирой сыновей, здесь детям и оставаться. Глухой ночью, когда схватки у Миры продолжались с перерывами в несколько секуд, он не побежал за акушеркой Рози-нейни, жившей неподалеку - напротив маленькой православной церквушки. Она бы не отказалась принять роды, и заплатить у него было чем, но ситуация была не та. Сам вскипятил воды, обложил роженицу простынями. Сам перерезал и неумело завязал пуповины у малышей - так, что они всю последующию жизнь выпячивались у братьев на животах культяшками. Собственно, единственно этим телесным признаком, сокрытым от людей одеждой, они походили друг на друга внешне, во всем остальном семейного сходства у братьев не было.
Алоиз завернул малышей в пеленки, - их Мира приготовила целую кипу впрок и заранее, - остальные впихнул в дорожную сумку. Обоих новорожденных прижал к себе, укутав их тесно пуховым одеялом, и задворками, огородами, минуя расположения жандармских постов, направился к дому служанки Елены Гудко, которая также была на сносях, как и его Мира еще несколько часов назад. Дверь отворил Микула. Испуганно мигнул разведенный копотью свет изнутри, выхватив из потемок комнаты сжавшуюся на постели Елену.
-Что, Оли? Мира родила? А моя Елена – еще вчера ночью, да не жильца ... Давай дитятко. И чтобы все у вас было хорошо, человек божий. Дети, бедолаги, они-то в чем провинились перед этим бесом берлинским?.. Гонят вас, чтоб им ни дна, ни покрышки.
-Тут двойня, Микула.
-Так ведь у Елены две сиськи.
***
На Пишковци наткнулась неожиданно - на углу у римско-католической церкви. Не попадался ей на глаза уже несколько лет, хотя и обитали в небольшом городке, где, казалось бы, и невозможно не встретиться хотя бы раз в два месяца. Она сразу подумала о том, что он ничуть не изменился, хотя со времени их знакомства прошло уже более тридцати лет. В то время он работал на приборостроительном заводе. Позже, когда предприятие развалилось, как подмытая наводнением саманная хижина, Енив Пишковци неожиданно сменил профессию - стал заготовителем скота. Его брат Евгений, хирург, тем временем выехал из городка на ПМЖ с женой-немкой. Енив скромно, но умело хозяйничал на подворье приемных родителей, а на отцовском участке строил фешенебельную виллу. Елена и Микула Гудки тихо доживали отпущенное Богом, чтобы отойти из этого мира в один день. В последний путь их провел Енив вместе с молоденькой женой Оксаной. Евгений с Региной к скорбному прощанию приехать не успели, прислали телеграмму.
Как будто из узла возник, иглой выткнулся перед ней из-за угла высокий худощавый Енив с лицом печального Пиноккио.Странными бывают встречи двух пожилых людей, которых когда-то связывали приятельские отношения. Кто-то обязательно должен брать на себя роль исповедника, а кто-то - исповедающегося.
-Как ты, Енив? Господи, где ты пропадал? А, собственно, и я на люди крайне редко выхожу. Послушай, сегодня праздник, давай-ка зайдем в эту забегаловку, поговорим за кофе.
Под кофе Енив не отказался и от рюмки водки. Затем последовала и вторая. Третью и последующие он выпил у нее дома. Она терпеть не могла пьянчужек, но что-то ей подсказало, что Ениву водка этот день нужна в качестве лекарства - от беспросветности.
-Спрашиваешь об Оксане? Я посещаю ее в Вильшанах, в психбольнице. Ты знаешь, там безнадежные. Она никого не узнает, но я езжу к ней, как только заработаю хоть немного денег. Ее родители так и померли с убеждением, что это я во всем виноват. А если по правде, так это братов однокурсник все испортил, мурло, получившее диплом за корчаги с вином. Какие там корчаги? Цистерны его батя за шесть лет отправил в институт! Оксана после родов уже не пришла в себя, она так и осталась цветочком с распахнутыми глазками. Только слезы иногда катятся, и тогда я знаю, что она жива и живет в своем мире, где мне уже нет места. Да, я женился. А что было делать одному в доме Гудко? Без хозяйки - никак. Да и ночью подхватываться, будто посреди мерзлой поточины оказался, и не видеть берега было тяжело, сама понимаешь ...В тот день я дольше спал, воскресенье было. Проснулся от грохота на кухне и вскочил, чтобы посмотреть, что там происходит. На полу лежала хлебница, а Люда ... Люда держалась за стену и что-то нащупывала, будто дверь искала. Зрение к ней так и не вернулось. Хотя говорят, что есть надежда, операция обойдется в сорок тысяч гривен. Но у меня их нет и уже не будет. А Люда научилась и на балкон двери открывать ...
-Послушай, какой балкон? Ты разве не на подворье Гудко живешь?
-Давно оттуда съехал. Евгению захотелось строить коттедж. Говорил, будет с Региной приезжать. Деньги обещал привезти, как только вырвется от работы в клинике. Но там у него такие пациенты ... О том, где лечился глава государства, читала, наверное. Словом, заготовителем я зарабатывал неплохо и все деньги вкладывал в новостройку. В один прекрасный день, когда там все уже было подготовлено для того, чтобы только мебель расставить, во двор зашли «стриженые» и указали мне на выход. А я брал кредит под слово брата. Так что дом Гудко пришлось продать. Хорошо, что хватило ума купить однокомнатную в пятиэтажке. И до сих пор ссуда висит на мне несколькими тысячами.
-А Евгений? Ваше родовое гнездо на него записано?
-На него. На кого же еще ... Что ему здесь делать ... Капустеи, ты их знаешь, всем заправляют, ищут ему какого-то киевского покупателя-«буратино».
-Енив, давно хотела спросить: почему тогда ты пошел в заготовители?
-А, понимаю. Ты думаешь, что я - отражение своего брата, только в противоположном смысле, то хирург, а я - мясник. Нет, золотая моя, я не забивал скот, я только сдавал его на мясокомбинат.
Детей у близнецов не было. Семена Алоиза не проросли. Хотя - кто знает.
Она вызвала такси, чтобы доставить Енива к подъезду пятиэтажки, которая оказалась для него и его незрячей жены последним Вавилоном.
Евгения в тот же день снова показывали в светской хронике. Он был похож на тщательно побрившегося Карабаса. В сюжете рассказывалось о том, что его жена Дина Ашкенази пишет киносценарии мелодрам для Голливуда.