Живя в Советском Союзе, а прожил я там более 50-ти лет, мне постоянно казалось, что советские чиновники, выражаясь на одесский манер, - «что-то особенного». Но как оказалось, я глубоко заблуждался. После 22-х лет пребывания в Израиле, убедился: чиновничья суть совершенно не зависит от политического строя, социального уклада и прочей ментальности. Или если хотите – менталитета.
Правда, в еврейской стране я общался с этим обширным пластом госслужащих в основном на уровне решения бытовых проблем. Тоже почерпнул много достойного, как встарь говорили, пера. Но об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас я хочу рассказать о том, что хорошо познал за почти 30-ти летнюю службу на минском тракторном заводе.
Общаться с чиновниками союзного уровня я начал где-то с 1967/68 гг. именно в эти годы началось производство первого в СССР пропашного трактора повышенной проходимости «Беларусь» МТЗ-52. По служебным делам очень часто приходилось выезжать в Москву.
Там находилось наше министерство, всесоюзный отраслевой тракторный институт «НАТИ», «Трактороэкспорт» и масса других всяких и разных организаций, каким-то образом связанных с минским тракторным заводом. Бесспорно, не все они были необходимы для создания и производства тракторов «Беларусь», но такой солидный завод, естественно, был нужен всем.
А потому эти большие и малые конторы цепко держали завод в своих бюрократических путах. По самым мелким и незначительным вопросам приходилось выезжать в столицу и неделями слоняться по бесчисленным кабинетам различных чиновников.
Большинство из них не могло что-либо решить самостоятельно, однако обойти клерка было не так-то просто. Без его визы на соответствующей бумажке закрывался путь к следующему начальничку. И так до самой вершины чиновничьей пирамиды.
Бюрократическую субординацию блюли чрезвычайно. Оно и понятно. Ведь таким образом создавалась ложная видимость в необходимости существования колоссальной армии частенько бесполезных людей в более чем, страшно сказать, 18-ти миллионном управленческом аппарате советского народного хозяйства. Это на 7 млн. больше всего нынешнего населения Греции.
Особенно часто приходилось бывать в министерстве тракторного и сельскохозяйственного машиностроения, которому подчинялся завод. Находилось оно в самом центре Москвы, на площади Ногина недалеко от зловещей многоэтажной громады здания КГБ.
Министерство тоже занимало довольно впечатляющее по величине здание ещё дореволюционной постройки. Строение имело весьма оригинальную внутреннюю планировку. Поначалу в поисках нужного кабинета я подолгу бродил по его странным коридорам с многочисленными крутыми поворотами и непонятными выступами.
Система казалась совершенно иррациональной. Комнаты вдоль коридора располагались таким образом, что, выходя из них, нельзя было увидеть дверь соседнего кабинета, а выступы постоянно создавали иллюзию тупика.
Только спустя какое-то время, я узнал, что все эти архитектурные излишества в далёкие дореволюционные годы имели глубокий практический смысл. Дело в том, что до 1917 года в этом строении размещался очень солидный публичный дом. Такая коридорная система сводила до минимума крайне нежелательные встречи клиентов. В этом, собственно, и состояло главное «ноу-хау» данного архитектурного решения.
По большому счёту наше министерство выглядело тем же борделем. Однако подозреваю, что в отличие от дореволюционного высоко прибыльного увеселительного заведения в нашей многоэтажной конторе, набитой до отказа большими и малыми начальниками, порядка наверняка было намного меньше и, что было намного плачевней, приносила она исключительно убытки.
Каких-то приятных впечатлений от посещения этого учреждения у меня не сохранилось. Зато о неприятных рассказать могу. Хорошо помню те отрицательные эмоции, которые всегда возникали, когда, добиваясь визы или подписи малокомпетентного чиновника, приходилось с серьёзной миной подолгу выслушивать его беспредметные разглагольствования, а порой и откровенную ахинею.
Конечно, среди этого люда было немало толковых в прошлом специалистов, далеко не рядовых работников тракторных заводов и других предприятий нашей отрасли. Большинство из них попало на чиновничью работу в министерство из провинции, польстившись столичными благами и кое-какими привилегиями отраслевого и всесоюзного масштаба.
Однако, оторвавшись от конкретного производства, эти, в общем-то, совсем неглупые люди, превратились со временем в обычных ничего не решающих, а нередко и тормозящих полезные дела, сереньких клерков.
Зарплата у мелких министерских сотрудников была по тем временам достаточно скромной. Да и чиновники средней руки получали не так уж много. Во всяком случае, намного меньше, чем требовалось для удовлетворения многочисленных соблазнов, которые предоставляла столица.
Кое-кто из этой братии любил крепко выпить, особенно на «халяву», побаловаться с женщинами, да и не прочь вкусить других благ цивилизации. Зарплаты, естественно не хватало, что, бесспорно, являлось благодатной почвой для почти откровенной коррупции. Вот они её корни. Чиновнику, как и полицейскому нужно платить не скупясь.
По мере того, как решаемые мной в министерстве вопросы становились сложней и ответственней, я всё плотнее соприкасаться с этим гнусным явлением. Нужно было выходить на соответствующий чиновничий уровень. Там то мне и стали попадаться такие, с позволения сказать, министерские работники.
Я уже писал, что коррупция – неизбежное зло вне зависимости от системы государственного устройства. Однако при большевистском тоталитаризме она выглядела, я бы сказал, как-то по-нищенски убого, а потому вызывала особенное отвращение.
Буквально за одну ресторанную попойку некоторые чиновники готовы были подписать любую бумагу. За мизерную по западными понятиям взятку наносили державе миллионные убытки.
Мне редко приходилось иметь дело с чинушами особо высокого ранга. Так что об уровне коррупции на самом «верху» я мог судить только по слухам. Не уверен, что всё было правдой. Потому тиражировать не буду.
Могу только высказать предположение: там, на «верху» коррупция, бесспорно, если не цвела, то наверняка существовала. Возможно, она имела какие-то количественные отличия, однако, что касается качества, существа, вне всякого сомнения, тут никаких отличий не было.
Особенно часто мне приходилось сталкиваться с подобными типами в 1981/2 годах, причём не только в нашем министерстве. В тот период я в качестве руководителя проекта был вынужден по два-три месяца в году проводить в Москве.
Согласовывал и утверждал: «Решение о постановке на производство первого советского рисоводческого трактора «Беларусь» МТЗ-82Р». Этот достаточно серьёзный документ проходил согласование в самых высоких инстанциях советской бюрократии всесоюзного уровня.
Однажды мне даже оказали большую честь и огромное доверие, разрешив без партийного билета пройти в таинственное здание ЦК КПСС на Старой площади. После непродолжительного ожидания меня принял какой-то мелкий партийный начальник, с огромной лысиной и заметным украинским акцентом.
Все необходимые? партийные визы на документе уже были собраны, и низкорослый старикашка после одного-двух ничего не значащих вопросов размашисто расписался. Аудиенция продолжалась буквально несколько минут.
С учётом ожидания в приёмной, моё пребывание в самом главном коммунистическом учреждении страны советов продолжалось не более получаса. Правда, должен признаться, что когда, спустя пару лет, я по какой-то служебной надобности попытался опять проникнуть в штаб мирового коммунизма, в пропуске мне, не объясняя причин, почему-то было отказано.
Если посещение партийного дома на Старой площади вспоминается сейчас, как некое, может быть не особо радостное, но всё-таки развлечение, то от общения с коррумпированными чиновниками осадок остался самый, что ни на есть неприятный.
На заводе хорошо знали о противозаконных порядках, существовавших в министерстве, однако относились к данному явлению, как к неизбежному злу. Полагаю, что на самом «верху» тоже знали, но открыто с коррупцией не боролись. Надо понимать, по идеологическим соображениям тоже.
Ведь в соответствии с большевистскими догмами считалось, что подобный порок свойственен исключительно буржуазному обществу. В социалистическом же государстве взяточничество, так же как, кстати, и проституция, наркомания и другие общественные язвы не имели под собой абсолютно никакой социальной почвы, а потому по сути своей существовать не могли. Короче, формально отсутствовал даже повод для борьбы с подобным злом.
Тем не менее, выезжая в Москву, так сказать, на ответственное задание, я частенько получал в заводской кассе энную сумму на представительские цели, а проще, на умасливание министерских любителей шикануть не за свой счёт. Чиновники средней руки весьма охотно переходили на короткую ногу общения. Особенно с представителями благополучных в финансовом плане заводов.
Со временем у меня появились, не скажу друзья, но приятели. Между прочем, от подписи которых, немало зависело не только финансовое, но и чисто конструкторское благополучие. Каюсь, но по этой причине приходилось нередко водить министерских знакомых по солидным московским ресторанам. Естественно, оплачивать весьма солидные счета тоже. Случалось, что финал такого мероприятия бывал, мягко выражаясь, весьма неприятен.
Хорошо, как теперь говорит молодёжь, оттянувшегося министерского клерка, приходилось с трудом сажать в такси, или самому садиться за руль, и везти чёрти куда. Но что вызывало особое отвращение при передаче тела из рук в руки, так это выслушиваие нелицеприятных высказываний близких «героя» Случалось и отборную брань.
И всё-таки, истины ради, должен признаться, что в конце командировки чувство определённой удовлетворённости появлялось. И это несмотря на разные там этические и прочие с точки зрения морали и даже закона издержки процедуры согласования документов. Не совсем цивилизованным способом, но положительный результат достигался. Какое-то полезное дело воплощалось в жизнь, или, по крайней мере, в производство.
Конечно, по-пьяни подписывались и крамольные бумаги, наносившие серьёзный урон государственной казне. Но об этом ничего определённого сказать не могу. До таких поручений, к счастью, по служебной лестнице не поднялся. А вот реальных историй на эту тему я знал немало. Вспоминая их, приходится удивляться не столько алчности советских чиновников, сколько нищенскому уровню их запросов и убогости помыслов.
За ничтожные взятки и преподношения в недрах «Трактороэкспорта», на пример, подписывались контракты на экспортную поставку наших тракторов по явно заниженным ценам и на заведомо невыгодных условиях. Из-за видео, стереоустановки или максимум тысячи долларов, держава теряла миллионы валюты, а завод получал неудобный заказ.
Я бы мог много ещё порассказать историй этого жанра. Однако вряд ли они добавят колорита той гнусненькой картине чиновничьих порядков, существовавших в насквозь прогнившей управленческой системе огромной советской империи. Особенно накануне её краха.