Красота

Дарья Евгеньева
Автор: Hedgehog2008
Вид творчества: оридж
Название: Красота
Бета: нема, но если кто-нибудь возжелает, я буду не против=)
Рейтинг: PG-15
Вид: фемслэш, POV
Описание: один вечер. Одна песня. Три бутерброда. Один чай. Две серии «Секса в Большом городе». И ваше возвращение…

Эту песню поёт Земфира. Может быть, уже не поёт, кстати. Кто её знает? Песня называется «Красота». Каждый раз, когда слушаю её, вспоминаю о вас. И так будет теперь всегда. Знаете, когда ассоциация «прилипает» к той или иной композиции, то остаётся с ней навеки. Ассоциация и музыка сливаются воедино, становятся неразлучной парой, и где бы ты ни услышал знакомую мелодию впоследствии, в голове будет неизменно всплывать одно и то же. Забыть невозможно. Так и у меня с Земфириной песней. Вообще, я не понимаю, почему она называется «Красота» - по мне, так там не о красоте поётся вовсе. Там о несбывшихся надеждах, конце без начала и, может быть, о любви. Мне так всегда казалось, и сейчас, скажи мне кто-нибудь что-то вроде: «Да нет же! Всё было не так!» - и начни объяснять «настоящую» суть, я бы не поверила. Развернулась бы и ушла.
Наверное, это ирония судьбы, как бы смешно это ни звучало, что вы позвонили в мою дверь именно в тот момент, когда у меня в наушниках играла именно эта песня. Я же уже почти забыла. Когда долго не видишь человека, то его образ начинает постепенно стираться из памяти: сначала мутнеют черты лица, потом исчезают звуки голоса, а спустя время остаётся только имя, название без сути. Для меня забыть вас оказалось легче, чем я предполагала. Пробежали три года, и я уже могла слушать «Красоту» и не чувствовать тяжесть на сердце. Ассоциация, разумеется, осталась, но она тоже утратила свою суть. Осталась лишь история, которая более не имела практически никакого значения.
А сейчас вы стоите близко-близко, так что я могу дотронуться кончиками пальцев вашей руки, если бы захотела, конечно. Но я не хочу, потому что Земфира закончила петь, и теперь мне приходится выслушивать жалобы Курта Кобейна. Думается, что три года назад это бы мне не помешало, но три года прошли, а поезд безвозвратно укатил в голубые дали, так что нет, мне не хочется касаться вашей руки. 

Вы не молчите. Это я молчу и слушаю вас обоих, и знаете, Курт Кобейн пока заслуживает большего внимания с моей стороны, потому что а вы несёте всякую чушь, которую мне совершенно не обязательно знать, как когда-то делала я. Но тогда вы слушали меня, значит, и сейчас я буду слушать, хоть мне и неинтересно. Ладно, разумеется, мне интересно! Что вы говорите? Искали меня через знакомых моей мамы? Специально приходили ко мне домой раньше, но там меня не было? Ну что ж, я работаю, чего вы хотели! Вам надо кое-что мне сказать? Тогда говорите быстрее, а то мне надоело стоять на пороге босиком: холодно ногам, к тому же «Секс в Большом Городе» скоро закончится, а я так и не узнаю в сотый раз, по какой причине Кэрри и Мистер Биг расстаются дважды за один сезон…
Вы замолкаете, потому что только что, кажется, вы чуть не потеряли над собой контроль и не расплакались. Я знаю, как тяжело одновременно сдерживать слёзы и продолжать говорить дальше, словно ничего не происходит – это практически невозможно. Вам нужно время, но больше я не могу стоять на сквозняке, поэтому захожу обратно в квартиру, оставляя дверь открытой. Не захлопывать же её у вас перед носом!
Выключаю плеер. Собираюсь досмотреть серию сидя на своём зелёном диване. Но я не успеваю подойти к нему, как вы справляетесь с подступившими слезами, загоняя часть обратно и поспешно смахивая предательски скатившуюся слезу тыльной стороной бежевого рукава. Я делаю вид, что не замечаю этого, а вы спрашиваете, можно ли войти. Я отвечаю: можно.
У вас как и прежде замечательный маникюр. Мне приятно, ибо не доводилось видеть женщину с аккуратным маникюром плачущей, да ещё на моём пороге. Обычно такие женщины с длинными ногтями, как у вас, оказываются стервами и усердно вставляют мне палки в колёса на работе. Вот, почему я предпочитаю партнёров-мужчин. Но вы – исключение.

Я всё-таки сажусь на свой зелёный диван и начинаю пялиться в экран. Естественно, началась новая серия и, естественно, я просмотрела, чем закончилась предыдущая, пока мёрзла с вами у входных дверей.

- Вы не хотите со мной разговаривать, Алиса? – спрашиваете вы, присаживаясь на диван рядом со мной. – Я понимаю, немало времени прошло, и у вас есть причины злиться на меня.

Злиться? Да что вы! Я никогда не злилась на вас. Всё, чего я хотела – это забыть, и, чёрт, у меня практически получилось!

- Я не хотела делать вам больно, поверьте, и я бы не пришла, если бы не такая ситуация…

Раньше таких слов я от вас не слышала, но больно вы точно никому не делали! Когда спали с моим отцом, когда убивали моего брата в утробе, когда бросали его и когда он бросал маму ради вас. Но более всего, когда заставили меня искать ассоциации с вами и когда потом так играючи вытерли об меня свои прелестные каблучки. Нет, что вы! Вы никому не делали больно. Только себя прежнюю пришлось снести на помойку вместе с вечерним мусором. А теперь вы сидите здесь, на моём зелёном диване, и вынуждаете меня снова вспоминать не самые лучшие главы моей биографии.

Мы молчим ещё минут пятнадцать, пока идёт серия. Потом я выключаю телевизор и иду на кухню, потому что с утра фактически ничего не ела, а одиннадцать часов вечера – это самое время ограбить холодильник на пару бутербродов с сыром и салями. Вы остаётесь на зелёном диване, а я неторопливо режу колбасу и сыр тонкими ломтиками, а затем так же неспешно уплетаю их всухомятку. Но потом всё же ставлю чай: хлеб комом встал в горле. Когда я поворачиваюсь уже с полной чашкой от плиты к столу, вы снова оказываетесь непростительно близко ко мне. Когда-то я смотрела интервью всё той же Земфиры, где она говорила, что каждый сантиметр личного пространства нужно завоёвывать годами. Ну только если вы решили наверстать упущенное за все три года…

На этот раз вы действуете решительно: берёте меня за запястье своими тёплыми ладонями с длинными ногтями кремового цвета - и мне приходится отдать вам свою дымящуюся чашку чая, потому что иначе она бы досталась полу, а он чай не пьёт. На секунду вы останавливаетесь в замешательстве. Затем делаете глоток. Аккуратно, с мягким приглушённым стуком, ставите чашку на стол. Всё это время ваши пальцы плотно обхватывают моё запястье. В принципе, я спокойно могла бы высвободиться, но я не хочу: может, оттого, что мне интересно, что вы будете делать дальше, а может, потому что ваши прикосновения вызвали прошлую меня к жизни, а она, уж поверьте, всё бы отдала за такое. Нынешней мне остро хочется выпить. Здесь и сейчас. Но нынешняя я знает, что до круглосуточного магазина переть и переть, и пить одной – большое свинство. А с вами я не хочу. Да вы и не стали бы.

- Я хочу попросить у вас прощения. Слышите, Алиса? – ваш голос приятно сконфужен, а пальцы на запястье холодеют. Я торжествую и уже готова вас простить, но мне интересно, чем же всё-таки это закончится, поэтому продолжаю молчать, прикидывая, сколько времени займёт дорога в магазин туда и обратно. Сбиваюсь со счёта, когда вы снова пытаетесь со мной заговорить:

- По закону часть этой квартиры принадлежит мне, так что, если бы я захотела, то я завтра же спокойно могла въехать сюда. Но я этого не сделаю, слышите, если вы против.

Вы размыкаете круг из пальцев на моём запястье, и теперь ваша рука находится примерно на уровне моего плеча. Холодные пальцы быстро согреваются. Так приятней и вам и мне.

- Полчаса.
- Что «полчаса»? – резонно спрашиваете вы.
- Столько времени понадобится, чтобы дойти до ближайшего круглосуточного магазина. Плюс-минус пять минут.
- Вы хотите есть? – удивлённо усмехаетесь вы.
- Нет, пить, - на меняя выражение лица отвечаю я.

Вообще-то, мне уже не хочется идти в магазин, не хочется напиваться на ночь – всё, чего я желаю, - это обнять вас. Потому что вы этого хотите, но не смеете сделать. Потому что всё равно день почти на исходе и тратить его остатки, притворяясь, что мне всё равно, катастрофически неправильно. В принципе неправильно тратить время на глупое слово «всё равно», если только действительно не всё равно. Да и тогда не стоит.
Больше я не думаю – слишком много мыслей за этот вечер.
Мне хватает одного короткого движения, чтобы сделать нас обеих счастливыми, и вот между нами уже нет никаких сантиметров. Мои руки сомкнулись в замке вокруг вашей шеи, а подбородок я положила вам на плечо (мы примерно одного роста, и мне не приходится вставать на цыпочки или строить из себя жирафа). Всем своим телом я ощущаю ваше тепло и ответную дрожь, которая возникает, как только я опускаю голову вам на левое плечо, и постепенно умолкает, как только наши тела приходят в состояние теплового равновесия. Я чувствую ваше осторожное сердцебиение, замедленное, неровное, как будто вы намеренно его сдерживаете. Проходит минута или две, прежде чем вы, наконец, кладёте свои ладони мне на спину и вынуждаете меня прижаться к вам ещё сильнее. Теперь наши шеи соприкасаются, свои руки мне приходится положить вам на плечи, а голову наклонить чуть-чуть вправо. Сейчас мы распластаны друг в друга, мы держим друг друга в ладонях, и я не могу сосредоточиться ни на чём, кроме биения вашего сердца, которое теперь отбивает чёткий такт, успокаивая, убаюкивая меня. Вы справляетесь с собой первая:

- Алиса, - осторожно убираете ладони с моей спины и отстраняетесь, не намного, а так, чтобы удобней было разговаривать, - мы не можем весь вечер молчать и обниматься, - в вашем голосе прослеживаются привычные ироничные нотки, за которые я готова любить вас вечно, - мы должны говорить о чём-нибудь. Я пришла поговорить.

Ну вот и говорите, не замолкайте! Боже, какой у вас завораживающий голос! Думаю, будь я змеёй в мешке, то мне и дудочка бы не потребовалась. Только говорите со мной всегда в таком тоне, говорите…
Но вы ждёте, что скажу я, так что мне приходится пересохшими губами в отсутствие чая невнятно произносить нечто следующее:

- Вы можете жить у меня, я не против. Обойдёмся без суда, - я тоже отстраняюсь окончательно, и теперь нас связывает только лёгкое касание кончиков пальцев на уровне крышки стола. Я хочу сказать что-то ещё, но вы прерываете меня на полпути к слову вдумчивым поцелуем. Вы всегда всё делали вдумчиво, даже самые отчаянные вещи.
Теперь вы касаетесь меня только своими губами, но сами держитесь на расстоянии. Видимо, вам уже хочется больше, чем я намерена вам дать сегодня. Поверьте, это невыносимо и для меня, но мы не можем сразу переходить от ненависти к любви за один раз! Должна же у меня быть хоть какая-то гордость!
Вы завершаете сладкую пытку так же внезапно, как начали. Ещё минуты три вы смотрите мне в глаза своими сине-серыми. Затем разворачиваетесь, подходите к двери, улыбаетесь и на прощание говорите:
- Хорошо, я завтра вернусь. И дверь закройте обязательно!
Только сейчас я понимаю, что весь этот вечер мы провели с открытой нараспашку дверью. Воруй – не хочу!
Я смотрю, как захлопываются створки лифта, который уносит вас вниз, в темноту городской ночи, а затем тщательно запираю дверь.
Следует ли мне теперь называть вас на «ты»? – думаю я, дожёвывая третий бутерброд.