И главное, что можно сказать родителям.
«Как бы далеки вы не были от меня, или я далек от вас, рядом ли вы, бодрствуете или забылись сном, но не перестаю я скучать.
Ни на секунду, ни на один малый сердца удар.
Звуки троятся...роятся в моей пустой голове. Эти звуки лишь стихи, если в словах они, эти звуки просто музыка, от колес по ночной дороге. Эти звуки ведут меня, этим звукам следую я, эти звуки лишь звук един и он есть я.
Вода, мягче и нежней которой нет в мире этом.
Воздух, теплей и прозрачней которого я не вдыхал.
«Ты видишь я таю, меня больше нет...»
Оно сейчас. Происходит сейчас.
Строки сбиваются вслед за мыслями.
Лишь хватило на все провианта. Путь ведь не близкий, далекий предстоит пусть.
Я поглащаю жизнь...свою и ту, что мне не принадлежит.
Я монстр.
Я тот, кто хочет делать добро, но вечно создает одни несчастия... я — Человек.
Я — чистый разум и я начало пустоты.
Я в раскатах грома.
Я в волнах прилива.
Я всюду, я во всем и меня нет.
Мой свет или мир, что достался мне во времена, которых я не помню, что-то напевает мне.
Вражда она так мелка и неприглядна.
Клавиши щелкают так ритмично.
Машина создана, машина ожила и ждет душу.
Душу, которая заполнит ее холод, сталь ее мышц, звериный лязг стальных челюстей, душу, которая все это неудержимое великолепие сумеет удержать в бездействии.
У каждого цепного пса должен быть хозяин, который однажды скажет «фас».
Мы слишком много думаем о себе, так уверены в своей правоте, что возвели свои догадки в ранг закона и истины. Но на вопрос «что есть истина?» ответить не можем, поскольку горла наши ободраны от криков и не могут издать ни звука
Один человек сказал: «Есть только один человек, с которым вы можете себя сравнить — это вы в прошлом, во всем остальном сравнения недопустимы». И он был прав, ведь как иначе увидеть движешься ли ты или замер на обочине, как не по выслеженным нитям твоих перемен, или переменам в тебе.
Земля обетованная наверное это очень тихое место, тихое и безлюдное.
Мы перестали слышать голос мира.
Он словно протяжный дивный гул, то приближающийся, то тающий в воздухе. Он словно покачивается в воздухе, словно колыбель в фильме очень странного режиссера.
Я хотел бы уснуть в этом гуле и проснувшись снова услышать его.
Мне больше нет нужды читать газеты, я все узнаю от него.
Он успокаивает меня, баюкает, как мать дитя свое.
Параллельные вселенные не пересекаются так же, как и параллельные прямые? А может быть параллельные потому и параллельные, что одно они, равно как и две прямых, они лишь кажуться двумя и не должны бы пересечься, но увы, они рядом лишь до куда глаз хватит видеть и разумы думать, а дальше они одно — начало.
Вино дурит нас.
Вино говорит нам вещи, которые нам любо слышать и прячет то, от чего нас пробирает мороз.
Не пейте, его. Совсем.
Один раз можно коснуться его губами и потом забыть навсегда, словно жестокого человека.
Я не успеваю за собой.
Я словно один сон. Как челоек и мысли его в его голове словно вереочку выплетая из неведомого выпихивает через крохотное отверстие маленький человек. Это его путь и его труд.
Пока он жив — все последовательно.
Стоит ему стряхнуться, словно нити накаливания в лампе, все приходит в хаос.
Отверстие пусто или то, что выходит оттуда лишено порядка и стиля.
Стряхнуть его как раз и легко вином.
Пьянит оно.
Пьянь это лжец.
Это обманщик в обманщике.
А если весь мир — блюдо, все люди еда, а смерть это всего лишь трапезник?
Провдит своими приборами над полной чашей, наколет на вилочку лакомый кусок и ест, хорошо ему.
А куски это мы.
Хорошо, если уж парой сразу, а тем, кто один и вовсе терять нечего и посему, по странному везет им и бегается по тарелке, словно диноким горошинам, но за то своя цена, а об этом в следующей передаче).
Десять тысяч дней это один альбом, старое слово, «10 000», делим на годы, что-то около 27 лет. Ну может чуть больше, серединка немного недостигнутого возраста.
Те ли это 27?
Что с кем было в этом возрасте?
Если подумать то, самые нужные уходят именно в него, а для остальных? Там тоже должен быть сакральный смысл, понимание как и что дальше будет, потому, как 27 это одна из дверей, с надписью «Exit” перед длинным коридором, который и есть жизнь, а следующая дверь уто ни что иное, как слив.
Я хочу создать Институт Тишины.
Я сплю и вижу его дисциплины:
пассивная тишина
активная тишина
звонкая...
эвон-какая тишина
натянутая
зловещая
опасная
ожидание ожидания тишины
и экзамен по дисциплине «покой»
А на вручении дипломов все без всего и они при том не обнажены, гладки, словно смоляные капли в лесу, чтобы не было шума, чтобы была тишина, а из ее хрупких невидимых рук принять покрывало мира и покоя. Это дар теперь и отныне.
Я начал с того, что спал так крепко и не заметил, как проснулся уже в тролейбусе, сидя перед стенкой, за водителем. Я отчетливо слышал, как в перекрытии ее прячуться и щелкают реле и в полумраке скрытой мехником полости то и дело сверкают маленькие молниее.
Твой выбор сейчас,
Что ты будешь делать когда свет померкнет
Когда реки побегут вспять?
Ты была светом в моем пути.
Десять тысяч дней в огне....и ты возвращаешься домой.
Я дома сейчас.
Время сейчас
Мое время сейчас.
Дайте мне мое.
Дайте мне мое сейчас же!
ДАЙТЕ МНЕ МОЕ.