После двенадцати мы сидели в кафе на улице Сен-Жак, это был обычный весенний день, такой же, как все. Полупустой зал был пропитан густыми ароматами кофе, шоколада и ванили. Из открытого окна доносилась путаная мелодия, извлекаемая смычком уличного скрипача.
Наш столик стоял у стены, на которой висела огромная копия «Золотой Адели» , совершенно нелепо выглядевшая в интерьере парижской кофейни. Однако, Фернар именно из-за нее любил просиживать здесь часами, строча под чашку кофе статьи для «Воскресного коктейля» . Он называл кафе «Две Адели», находя между нами сходство, понятное только ему самому.
Каждый раз мы, если не проводили ночь вместе, не созваниваясь, встречались в полдень за этим столиком. Поднимаясь навстречу, при моем появлении, Фернар кивал улыбчивой официантке, давая понять, что можно приносить заказ, затем мы обменивались поцелуями, нежными рукопожатиями, парой ласковых слов и принимались завтракать, болтая при этом обо всякой чепухе.
После завтрака Фернар попросил не беспокоить его с полчаса, надо было закончить очерк, я же с удовольствием согласилась помолчать, пользуясь возможностью, глядя на него, немного поразмышлять. Последнее время стала часто задумываться о том, стоит ли продолжать наши отношения, сильно переменившиеся со дня первой встречи.
С Фернаром меня познакомила Натали, он брал у нее интервью прямо в гримерке после премьеры какого-то модного спектакля. У Натали прошел успешный дебют, мы были веселы, выпивали шампанское, много говорили и громко смеялись. Потом Фернар вызвался меня провожать, мы долго гуляли по ночному городу, а наутро проснулись в одной постели.
Я поймала себя на том, что улыбаюсь этим воспоминаниям. Было хорошо с ним, легко, спокойно, надежно. Какое-то время я даже видела себя его женой, эдакой любящей, верной домоседкой, матерью, как минимум двоих карапузов, синеглазых и кудрявых, как их отец. Но со временем... меня стали раздражать его занятость, его компания болтливых приятелей-журналистов, его уверенность в моей привязанности, даже не так, в любви и в том, что я никогда никуда не денусь. Однообразное времяпровождение изо дня в день, месяц за месяцем вот уже на протяжении года вгоняли меня в тоску. Я вдруг открыла для себя, что Фернар никогда не замечал, во что я одета и какое у меня настроение, не интересовался моими вкусами, взглядами, увлечениями. Я почувствовала одиночество рядом с этим человеком и мысль расстаться с ним стала навязчивой.
Раздался гром, мелодия оборвалась, на улице, укрывшись под вывеской кафе от внезапного дождя, торопливо укладывал инструмент музыкант.
- Фернар, - я была решительна.
- Да, мадемуазель, - Фернар захлопнул крышку ноута, и посмотрел мне в глаза, широко и радостно улыбаясь. - Я уже закончил и прошу вас сосредоточить внимание на следующих моих действиях, - он хихикнул своему шутливому официозу, протянул руку, приподнял пальцами мой подбородок и прилип губами в длинном поцелуе.
- Фернар, я хотела... - попыталась продолжить я, высвобождаясь.
- Тсс, - перебил он, прикладывая палец к губам. - Я знаю, что ты хотела.
Фернар неторопливо достал что-то из внутреннего кармана пиджака и опустил это "что-то" вниз, пряча от меня. Донесся звук из детства: так заводилась механическая игрушка. Несколько секунд напряженного молчания и на столе появилась хрустальная Эйфелева башня на крохотных ножках. Фернар слегка подтолкнул ее мизинцем и игрушка, жужжа и раскачиваясь, направилась по гладкой столешнице ко мне. На ее верхушке в такт шажкам болталось золотое колечко с розовым бриллиантом.
- Я люблю тебя, и ты сегодня же переезжаешь ко мне, - как приговор, огласил Фернар свое решение.
На какое-то мгновение я оцепенела, наблюдая за этим спектаклем, потом подняла глаза, но вместо того, чтобы посмотреть на Фернара, уставилась на картину за его спиной - Золотая Адель злорадно ухмылялась и показывала мне язык.