5. 1812

Светлана Дурягина
  Здравствуй, Мишель! Пишу тебе из Москвы. Мы с маменькой не смогли более оставаться в Тамбове: беспокойство о подмосковном имении и заканчивающиеся средства к существованию тому причиною. Купец Строгов Артемий Фомич любезно согласился предоставить нам возок, и по первопутку мы отправились восвояси.

 В дороге много размышлял  я  о том, что произошло с нами, с Россией. Как могло случиться так, что народ, который мы почитали за образец культуры, чей язык и образ жизни  старались перенимать, вдруг без всякой видимой на то причины напал на нас?

 Французы считают нас варварами, так как вместо смиренного поднесения им ключей на Поклонной горе, все сословия наши поднялись против неприятеля, а особливо простой народ, мужики и даже крестьянки, вооружённые одними  вилами.  А кто же тогда не варвар? Тот, кто проливает реки крови, стремясь к мировому господству? Такие желания  чужды русскому человеку. 

Что же он такое – наш Российский народ? Можно ли его сравнить с каким другим народом? Я считаю, что он всех прочих превосходит. Нынешняя война – это уже не первый пример, где он доказал своё мужество и способность к геройству. Вспомним нашествие татар, поляков, шведов. Чем закончились они? Русский народ – это воинство Христово, которое за веру, царя и Отечество любую вражью силу пересилит. А посему – снимаю перед ним шапку!

Чем ближе подъезжали мы к первопрестольной, тем больнее сжималось сердце от вида разорения,  оставленного ненавистным врагом. А на Москву без слёз нельзя было глядеть. Целые кварталы превращены в пепел, лишь трубы печные, как кресты на погосте, маячили перед глазами. От дома нашего остались одни развалины. Маменька при виде сего расплакалась навзрыд, утешая её, я думал, что беда наша – ничто по сравнению с теми горестями, что выпали всему Отечеству нашему.

 В столице всё ещё продолжается уборка мёртвых тел. Ходят слухи, что груды трупов зарыты неглубоко и в самом городе,  и в окрестностях. Сие обстоятельство очень страшит живых – опасаются эпидемии весной. Но и теперь, в ноябре, от заразных болезней умирает много московских жителей и солдат.

Мы с маменькой не стали задерживаться в первопрестольной и, с трудом найдя извозчика на полумёртвой кляче, потащились в подмосковную. Когда завидели издали колокольню сельской церкви, от радости слёзы так и хлынули и у маменьки, и у меня. Деревня  много потерпела от неприятеля, но дом наш уцелел. Крестьяне встретили нас добросердечно. Теперь надобно восстанавливать хозяйство. Жизнь продолжается! Когда же ты, дорогой мой друг Мишель, вернёшься домой? Поскорей бы!  Обнимаю тебя. Твой Фёдор Валуев.
Ноября 25 дня 1812 г.

Здравствуй, друг мой Фёдор! Пишу тебе, наверное, последнее письмо из пределов государства Российского. Я в Вильне, покинутой мною шесть месяцев тому назад. Мне не верится, что я выдержал полгода этой чудовищной войны и всё ещё жив. Но война  не закончена, как бы этого ни хотелось фельдмаршалу Кутузову, который всеми силами старался сохранить русскую армию. Государь желает продолжения войны, и все теперь говорят о заграничном походе: ведь Наполеон не пойман, он оставил свою армию после переправы через реку Березину и бежал в Париж, чтобы собрать свежие силы для нового нашествия.

Я,  как   и   многие наши офицеры,   разделяю мнение Светлейшего:  зачем проливать русскую кровь во имя интересов иностранцев,  которые будут,  может быть,  впоследствии  лить кровь внуков и правнуков тех русских солдат,  коих теперь хотят погнать для освобождения Европы от Наполеона?  Но к фельдмаршалу   не очень прислушиваются.  Англичане, помогавшие нам оружием, требуют продолжения войны, и Государь дал своё согласие.
  Русская армия измотана тяжёлыми боями и страдает от морозов, доходящих до 27 градусов,  не меньше французов. О присылке зимней одежды для солдат и ополченцев ничего не слыхать, и мёрзнут они люто. Чтобы предохранить ноги свои от мороза, русские гусары засовывают их в медвежьи  шапки французских гренадёр, коими  усеяна дорога, а пехота обматывает ноги соломой, но это не слишком спасает их от холода.

 Тем более что снабжение продовольствием  крайне неудовлетворительное. Во время движения к Вильне даже гвардейские офицеры по два-три человека отправлялись, подобно нижним чинам, в сторону за несколько вёрст добывать что попадётся для своего и товарищей продовольствия и часто возвращались с отмороженными руками или ногами, а иногда и вовсе не возвращались, заплатив жизнью за тщетную попытку найти где-нибудь хоть кусок чёрствого хлеба. Но, несмотря на это, русские солдаты часто делятся с пленными французами пищей, а те не могут  скрыть своего удивления таким поступком.

Сегодня нам зачитали воззвание фельдмаршала Кутузова к русской армии. Привожу его тебе почти  целиком: «Храбрые и победоносные войска! Наконец, вы на границах империи! Каждый из вас есть спаситель отечества. Россия приветствует вас сим именем! Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу…
Перейдём границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата…Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажут им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствий и угнетений даже самые те народы, которые вооружились против России».
 
Ну, что ж, мой друг, Отечество спасено, Европа ждёт нас! Прощай! Даст Бог, увидимся! Обнимаю крепко!Твой Михаил.
Января 12 дня 1813 года.





«Убийственные  последствия тяжкого заграничного похода (1813- 1815 г.г.)  стали сознаваться  во всём  значении  весной и летом 1813 г., когда Наполеон во главе новой созданной им армии начал бить истощённые русские и прусские войска  в кровопролитных сражениях при Лютцене, Бауцене, Дрездене… Кутузов умер перед самым началом этих тяжёлых для русских войск весенних и летних боёв 1813 г., когда воззрения на то, нужно или не нужно России продолжать отчаянную борьбу без всяких дальнейших для себя выгод, стали в умах очень многих и в самой армии приближаться к взглядам покойного фельдмаршала» (Избранные сочинения  академика Е. Тарле, т.1, стр. 380).