О рассказе «Зойка» Т. Чеховой
Подобными текстами – незатейливыми фиксациями жизни или собственных переживаний сайт Проза.ру наполнен процентов на 80. Первый уровень художественной реальности – это непосредственная реакция автора на происшедшее, буквальное отражение события или явления. Рассказы такого рода называют «жизненными», они берут читателя за душу заложенной, а скорее – намеренно вложенной – в них моралью, самой примитивной в данном случае: «не будешь слушаться маму, она уйдёт и больше не вернётся».
Тема родителей и детей всегда актуальна, но подавать её нужно так, чтобы рот от зевоты не сводило, чтобы не знать со второй строки, чем дело кончится. Диалоги должны всё-таки нести в себе черты индивидуальности каждого говорящего: конкретно этой матери и именно этой дочери. Обобщенно-безличное переругивание, которое в жизни происходит ежедневно, нельзя просто переносить в художественное произведение – оно должно дать читателю пусть маленькое, но открытие. А что нового принесёт такой, например, диалог:
«И пошло, поехало.
- Что ты меня контролируешь! Я сама знаю. Я взрослый человек! Не надо мне указывать! - кричала дочка.
- Если ты взрослая, будь взрослой во всем. Следи за вещами. Ноги должны быть сухими, следи за обувью».
Или:
- Надоело! Одно и то же! Каждую копейку нужно выпрашивать! Раз не даешь, так не требуй от меня ничего!
…
- Что я требую от тебя? Что? Сапоги сушить! Пыль вытереть! Куда?! Куда ты идешь? Кому ты нужна? Ведь у нас никого нет, ты да я».
О новизне и каких-то открытиях речи тут и быть не может. Калька с натуры, не раскрывающая характеров. Можно было заинтересовать столкновением личностей. Т.е. кто они, героини – несчастная мать и черствая дочь? Или – стареющая одинокая женщина и взрослеющий подросток? Это не только разные определения конфликта, это в первую очередь разные характеры персонажей.
К сожалению, Татьяна Чехова сама не знает, кого она хотела показать. Очевидно одно: ей хотелось рассказать историю. О том, как из мухи раздулся слон, а закончилось всё непоправимо. Но чем обусловлены испортившиеся отношения – тем ли, что дочь без отца росла, или тем, что мать с неустроенной личной жизнью оказалась, - из текста рассказа не ясно. Психология отношений, к сожалению, осталась за пределами истории.
Явное морализаторство худ.произведению на пользу никогда не идет, однако здесь оно попросту убивает его. Более фальшивой концовки нельзя и придумать. Не в плане того, что такого быть не может, а в плане подачи материала.
И тут я перехожу, в общем-то, к главному недостатку разбираемого текста – языку повествования.
Стилистику начинающего, неопытного автора выдают:
1. повторы:
«Эти угрозы – уйти, были не единожды. Уже не раз, Зойка грозилась уйти из дома, но обходилось».
2. многословие; пространные и, по сути, пустые моно- и диалоги;
3. неопределенность – на чьем месте «видит» себя автор, другими словами: в сторону кого смещена его точка видения в определенный момент. Здесь поясню на примере, т.к. не понятно это обычно бывает многим пишущим.
Начало рассказа дается «глазами» Зойки. То есть ситуацию с сапогами оценивает она. Это ей всё надоело, это её раздражает отсутствие денег и необходимость просить их у матери на подарок другу. Тем не менее, раздраженная девушка «мысленно» называет маму «мамой», а не «матерью», как обычно бывает в минуты ссоры, вникает в её беспокойство по поводу своих мокрых ног и непрактичности обновки. Это говорит о том, что автор неосознанно вышел из мыслей дочери, а со слов «Победила Зойка» и вовсе перекочевал в голову матери. В пределах одного эпизода – фактически, абзаца – такая смена точек зрения не только не обоснованна, но и выглядит грубой ошибкой.
4. Финальная сцена, точнее, фразы, ведущие к ней:
«Конечно, Зойка переживала. Еще никогда не было такого, чтоб она не ночевала дома. И маму она любила. И все же, занятия в институте закончились, а она не спешила домой. Прекрасно сознавала – каково сейчас маме и все же желание быть с Максимом пересилило. И только в конце празднования, какое-то волнение овладело ею».
Претензия та же. «В чьей голове» находится автор? Кто говорит «Конечно, Зойка переживала». Это чувства самой Зойки? Тогда почему она не знает точно, какое волнение ею овладело? Сильное, слабое, досадное, искреннее? Автор пишет «какое-то». Т.е. – сам не знает. Не додумал, не проработал, даже не наметил психологическую линию. Поэтому дальнейшие пояснения-описания событий не внушают доверия. Вызывает недоумение внезапно, среди ночи, открывшая любовь дочери к матери, логически не подготовлена реакция Зойки на смерть: почему, с какой стати девушка поняла, что мать именно умерла, а не потеряла сознание, например? Она видела много умерших? Если да, то где, ведь об этом ни слова в тексте. Нет? Тогда почему первым позывом не было подбежать к матери, проверить, дышит ли, вызвать «скорую», побежать по соседям?.. Уткнуться в ладонь, тем более, таким картинным образом: «Упала на колени, поползла…» – очень в духе дешевых сериалов с надуманными страстями.
Естественный вопрос: зачем же я выбрала рассказ «Зойка» для разбора? Да, собственно, не я его выбрала, а он меня. Первая реакция на прочитанное была именно такой – «не верю! ну что за чушь пишут, а?!»
Поэтому поставила рассказу плюс, чтобы иметь возможность высказаться и, возможно, быть услышанной.
__
© мой. С удалённой страницы