Родники 10ч. Хор имени Пятницкого

Марина Василькова -Мосур
-Зина, я Марынку побыла!- заявила бабушка Нина, как только  мама переступила порог. Мама вернулась со смены в больнице. Она вздохнула, молча повесила пальто на вешалку и устало спросила:
-За что опять?
-А шо вона вое, як сучка в плытню?! У мэнэ аж машинка глохнэ, шить ны можу…
Мама посмотрела на меня, а я -на её пальто джерси. Пальто было модное, шоколадного цвета, его так и хотелось лизнуть. Бабуля продолжала :
-Мархва Ткаченчиха прыходыла за шитвом. Пабалакать ныяк нызя, скавунчить и скавунчить. Ны слухаеця.
 Я и побыла…трошки…
Повисло молчание. Было видно, что бабушке меня уже жалко. Маме было жалко обеих. Надо было держать паузу по всем законам жанра. Но в семь  лет я плохо  разбиралась во многих очевидных  вещах  и, захлёбываясь  от возмущения, заорала:
-Да не выла я, не выла! Я играла.  В хор имени Пятницкого.
Обе уставились на меня в немом изумлении. Бабушка перестала строчить.
-Убыця с кротовыны…-только и прошептала она. ( Это означало-свалиться с холмика, нарытого маленьким кротом и разбиться  насмерть).
Я сидела на полу в теплом углу времянки, где за кроватью была моя личная территория, моя нычка, где мне никто не мешал и где,  как я до того дня наивно полагала, тоже никому не мешаю.
    Бабушка Нина Петровна портняжила, она была известна на три деревни в округе тем, что быстро и ловко шила разноцветные «душагрейки»  на вате по полтора рубля за штуку и платья по рублю. Отбоя от заказчиков  не было. А ещё у неё было полно пустых катушек от  ниток. Из этих-то деревянных катушек, подобно Папе Карло, я и сотворила свой чудесный хор. Не то, чтобы у меня не было покупных игрушек, просто автор  никогда не искала легких путей. Да и скучно это. То ли дело, куклы собственного производства!
Лица моих артистов были расписаны цветными карандашами. Из верхних дырочек мужской части коллектива торчали черные сатиновые лоскутки, а у дам пёстрые ситцевые. О нижних дырочках я тогда не задумывалась, и из них не торчало ничего.
Обычно хор  выстраивался в три ряда полукругом и смотрелся не хуже чем ни экране телевизора. Ну не смотреть же телевизор без звука!  Вот и стала я  дирижером и исполнителями в одном лице. Старалась от чистого сердца. Пела проникновенно, выразительно и громко. Хор ведь все-таки…
Конечно, такое пение никого не оставляло равнодушным.  Правда, в основном, так же, как бабушку.   Было  обидно со слёз, что бабуля  за одно с нашей   учительницей пения, которая выставляла меня из хора с завидным постоянством. А мне так хотелось петь! Тогда, то ли разглядев меня, то ли желая успокоить, учительница доверила мне чтение стихов и роль конферансье. Уж что-что, а это у меня получалось отлично. Ненадолго  я утешилась.
   Но время от времени, в надежде обнаружить  прорезавшийся музыкальный слух, шла на отчаянные эксперименты.  Получалось гнусаво, «не в ту степь», швейная машинка все так же глохла, бабуля чертыхалась, старшая сестра угрожала расправой. Однажды,  классе в третьем, я так вошла в роль, изображая  Эдуарда Хиля, что презрела все угрозы,   и чуть было не поплатилась за это.
 Вернувшись со школы,   как обычно,  долго отбивалась от борща и прочей еды. Странное дело, в детстве у меня вообще никогда не было аппетита, меня кормили почти насильно. Бабуля соглашалась кормить  за компанию всех моих друзей, лишь бы запихать в меня хоть кусочек. На Пасху мы с пацанами отправлялись на пикничок к кринице. С собой обычно приносили,  кто что сможет. Моя же бабушка отваливала гарный ломоть окорока, пирогов и сала, кучу разноцветных яиц, зеленого лука, картошку и  редиску. Лишь бы я ела.
-От дитё, як дитё, увэсь борщ с гущей повыедае,  - нахваливала она мою одноклассницу и подружку,
- а ця, своей смэртью нэ помрэ, мабудь забор прывалэ, ты дывысь- якэ  худэ, аж сыне!- возмущалась она, глядя на меня с призрением и жалостью. У бабули вообще была теория- «поки товстый ссохнэ - худый сдохнэ». Готовила бабушка Нина просто восхитительно. Сейчас, вспоминая ее блинчики с творогом, пирожки, подливы, запеканки и вареники, обливаюсь слюной и думаю: Если бы она ожила на несколько секунд и увидела, каких размеров   я стала, умерла бы в тот же миг от шока.
 А тогда, ковыряясь в котлетах, я замечталась и незаметно для себя начала напевать. Громче, громче и как-то уж слишком выразительно.  Это насторожило бабушку и мешало  сестре, которая пыталась в соседней комнате  учить историю.  Когда все методы устного внушения были исчерпаны, маленькая щуплая бабулька и крупная спортивная сестрица вскочили одновременно. По выражению их лиц было  понятно, что мне хотят намылить тонкую в те времена шею, и потому, пора уносить такие же тонкие ноги. На мое счастье, они застряли в дверях, мешая друг другу. Меня точно ветром сдуло и занесло на чердак нашего еще недостроенного дома.  Преследователи не появлялись. Потом сестра вышла и опустила на землю деревянную дробыну- лестницу. Ой, напугала! Ну, сейчас я отведу душу…Орала я долго и самозабвенно. На все лады. Перепоганила всех известных исполнителей. На улице, наверное, решили, что у котов внеочередные свадьбы.
 Сестра давно ушла на занятия  во вторую смену. Бабуля строчила, а родители были на работе. Я заскучала и стала размышлять о жизненных несправедливостях разного рода. Но мысли всё вертелись в области вокала. Тут мне особенно не везло. А я, сколько себя помню, изображала артистку. Вот мне года три. Хмурое осеннее утро. Я натягиваю хлопчатобумажные коричневые чулки, пристёгиваю их к пуговкам на  фланелевом лифе, слушаю радио и пою дуэтом с Кристалинской: «На тебе сошелся клином белый свет»!..
Вот мне пять. К нам приехала близкая родня из Краснодара. Мамин  день рождения. Гости смотрят на меня, умиляются: : «Ах, ты, канапушечка…какой бантик на голове (шутки ли-  метра три на короткой стрижке- сами бы потаскали…)
-Расскажи стишок, Мариночка! Спой песенку!
Я поначалу немного стесняюсь, но это быстро проходит.  Вот вам стишок! Аплодисменты.  А вот и песенка. Все почему-то лежат покатом на столе.   А песня-то серьёзная - о замерзшем в степи ямщике. Из репертуара Магомаева. Вроде нравится… так я ещё  и станцую! Гости еле живы от хохота.  Меня почти силой уводят в другую комнату.
Прошло  несколько лет, я сижу на чердаке, и ничегошеньки не изменилось…
  После школы  мама скажет мне: «Какой театральный? Ты что, забыла, как ты поёшь»?
Позднее  на инфаке в институте на уроках фонетики мы учились интонировать. Помогла и подруга- музыкальный работник. Она помогла почувствовать мелодию, и я потихоньку снова начала петь.
    Сейчас мой «талант» уже не так заметен. Петь я по-прежнему очень люблю. Мы с сестрой живём рядом и часто поём,  просто потому что хочется  петь. С нами поют наши мужья и её взрослые дети, и мои маленькие. «Одинокую гармонь», «Околицу»,  «Черёмуху».  Разных  хороших и добрых песен на свете много. Как людей.
А на нашей улице никто не ругается. Наоборот. Даже говорят, что здорово.
     Давно уже нет ни бабули, ни родителей. Но, когда мы вспоминаем истории из нашего детства, смешные и не очень, они будто снова рядом с нами. И на душе становится легче.
7.04.07г