Ты с дочкой гуляешь по парку
проходишь под аркой зари
проходишь в ту часть мирозданья
где роди'лись и выросли мы
где держались за руки детьми...
И кружи'мся мы в танце зари
все пронизаны солнцем и счастьем
Где рассветные росы ступни
нам омыли лучась от счастья...
Маришка рисовала. Она рисовала образ жизни, этот образ она начала рисовать давно. Она была художницей сколько себя помнила. А помнила она себя с колыбели. Она мыслила объёмно и красочно. Мысли являлись ей в виде действующих персонажей. Лучистых световых сгущений светящейся непрерывно струящейся световой субстанции перетекающей по световым направляющим одновременно в противоположных струящихся направлениях. Изгибающимся и теряющимися в бесконечности, от момента где нить появлялась и искривляясь терялась в бесконечности поворота. А ещё она воспринимала их невообразимый несказанный благоуханный аромат, непостижимым образом отображая их характер и образ действий целостно и динамично, в каждое отдельное мгновение и в единое непрерывное многоплановое бесконечное целостное бытиё. Она видела всё древо жизни с высоты, отдельные его листья и ветви, колеблемые лёгким ветерком струящейся жизни. Это видение было восхитительно, неописуемо благоуханно… невообразимо и сказочно, невозможно прекрасно, полное знанием всего и всегда. Маришка видела её. Видела её глаза. Они манили, завораживали, притягивали. Нежные, ласковые, бездонные. Заботливые и любящие. Озорные и радостные. Всё было в каждом мгновении и каждое мгновение было во всём. Всё отражая и всё поглощая одновременно, всё растворяя и одновременно всему давая жизнь…