Финал

Игорь Галеев
Оно расползается на всю комнату,

Оно поглощает их.

Оно разрастается в объеме.

Оно продолжает заполнять пространство.

Оно самодовольно колышется,

и непонятно -

то ли Оно олицетворяет собою

гигантский космический фаллос,

то ли это надувается

огромная выразительная Фига,

или же это

Перст Указующий.


И я открыл этот ящик, хотя мне не нужно было этого делать.
В ящике был прибор, подобный тем, что можно встретить в физиотерапевтических кабинетах. На нём даже была вмонтирована эмблема "сделано в Китае". А сверху лежала инструкция на русском:
"Верти ручку, лови впечатления и не забывай про руку".
Наверное, китайцы впереди планеты всей, раз они производят такие аппараты.
Я рассмеялся, сел на край водоёма и повернул ручку. Нужно было оставаться упрямым.
Вокруг всё сделалось серым, из этой серости выплывали тёмные объекты, послышался плач.
Плач нарастал и ширился, он стал морем плача…
Потом посветлело, и я увидел тысячи плачущих лиц.
Стоило мне сфокусироваться на одном лице, и я узнавал в нём своего предка.
От сопереживания плачу, моя рука дрогнула, я прокрутил ручку, и тут же все начали идти.
Люди шли в разные стороны – с разными выражениями лица – молча или разговаривая.
Я крутанул ручку, и люди стали есть.
Они не видели меня, а просто жевали – кто что, кто чем и кто с помощью чего.
Моя рука потянулась за аппетитным куском, но я сбил настойку – и все стали мочится.
Тогда я стал лихорадочно крутить ручку, избегая неприглядных действий – потому что мне казалось, что моча может попасть на меня.
Но я всё равно попадал на спящих людей, на ругающихся, на совокупляющихся – когда кажется, что работает какой-то гигантский механизм – а узлы его – тела-маховики.
Никакой эстетики – детали выступают иногда так выпукло, что видны только поры, словно жерла вулканов, и волосы, как заросли.
Потом все стали писать на бумаге на разных языках. Потом стирать, потом колоть дрова, потом шить, потом садить картошку, потом смеяться, потом нанизывать иголку в нитку. Все всегда одновременно делали один вид деятельности. Правда, по-разному. С разными выражениями и с различной интенсивностью. И всегда среди всех остальных я узнавал своего предка.
В какой-то момент я докрутился до сцен драк и борьбы. Тут я чуть не погорел.
В какой-то момент я увлёкся мастерством одного фехтовальщика, и моё тело стало уворачиваться от ударов, и я утратил контроль над прибором, моя рука соскользнула с ручки настройки.
И тут этот боец с кривой саблей меня увидел. Он погнался за мной с саблей в руке, а я от него. Он кричал:
- Танака, это ты, стой! Стой же, остановись! – он был весь в крови и с пылу и жару от кровавой битвы, в каком-то малахае, с кисточками и косичками.
Я ещё раз обернулся и увидел, что за мной устремляются женщины, дети, старики и старухи, все в разных одеяниях и с разными предметами в руках. "Освободи, Танака!" – вопили они так, что кожа от черепа отставала.
Я помчался прочь от фонтана, но успел схватить прибор. Правда, мне не удавалось больше его настроить ни на одно впечатление.
Весь ужас заключался ещё в том, что я поддавался на их просьбу остановиться и замедлял бег, но меня тут же сильно щипали – и это с целью отщипнуть кусочек моего тела!..