Вы когда-нибудь видели генетически предрасположенных убийц?
О, это идеальная машина смерти. Они испытывают почти такое же физическое наслаждение от зрелища погибающих людей, как обычные люди - от секса. Им чужда жалость и сострадание, редко у кого из них бывают привязанности.
Но вы их не видели. А я видел. Более того, я их тренировал.
Когда-то я и сам был таким. Но у меня встали мозги на место после того, как я пустил своему единственному другу пулю в лоб. Я никогда не сделал бы этого в иных условиях, но на тот момент я истекал кровью и очень хотел выжить. Чавкающий звук от вошедшей в его черепную коробку пули придал мне сил, заставив адреналин выплеснуться в кровь, и я смог добраться до больницы. С тех пор убийство не перестало быть для меня обычным делом, но больше не приносило удовольствия.
Но я рассказываю все это не из праздного хвастовства, ибо хвастаться тут нечем. Я лишь хочу, чтобы вы лучше поняли суть того, о чем – вернее, о ком – я хочу вам рассказать.
Наклонности генетически предрасположенных убийц проявляются обычно в раннем возрасте. Они мучают кошек, голубей, палят муравейники, предварительно полив бензином. Порой нападают на родителей и близких. Родители ведут их к психологам или врачам, а те звонят нам, и мы забираем их, ничего не объясняя родственникам. Ну сами подумайте, как бы вы отнеслись к тому, что человек, читающий напротив вас газету, рожден, чтобы убивать, и с радостью разорвал бы вам грудную клетку? Поэтому мы не допускаем распространения информации, чтобы убийц никто не трогал, и чтобы не линчевали невинных людей.
Родиться генетически предрасположенный убийца может в абсолютно любой семье. Это все равно, что аутизм или синдром Дауна – никто не знает, что именно вызывает такое отклонение. Грешили раньше на наследственность, что было вполне научно, или на генетическую память, что совсем не научно, но к единому выводу так и не пришли.
Среди моих подопечных была одна девчушка по имени Хелен. У нее был чудной акцент, и свое имя она произносила как «Хейлин». К нам она попала в возрасте пяти лет после того, как уронила престарелой бабушке на голову чугунную сковороду. Я до сих пор помню каждый день, связанный с ней.
Когда её привезли, Хелен была немного напугана. У нее в руках был плюшевый мишка с почти оторванной лапой. Ей задали несколько вопросов, на которые она очень тихо отвечала, а потом отправили спать. На следующее утро я зашел в отведенную ей комнату, сел к ней на кровать и начал диалог:
-Хелен, ты знаешь, кто ты?
Она не ответила, только продолжала смотреть на меня.
-Ты – генетически предрасположенная убийца. Но в этом нет ничего плохого, - сразу же добавил я, когда увидел, что она собирается заплакать. – Честно говорю. Я тоже такой.
-Правда? – она недоверчиво посмотрела мне в глаза.
-Чистая правда, - заверил я её. – Пойдем на площадку, и ты выберешь то, что тебе понравится.
Там я дал ей нож, пистолет, гранату и снайперскую винтовку. Ножом Хейлин махала без особого энтузиазма, из пистолета пару раз выстрелила и отложила, а к гранате даже не прикоснулась. А вот снайперская винтовка целиком завладела её вниманием. Она с восторгом попросила меня показать ей, как с «этим» управляться, и я объяснил ей, как целиться, как стрелять. Сперва ей это не удавалось, но потом пуля вылетела из дула и пробила мишень. Тогда я впервые увидел на её лице улыбку – наивную детскую улыбку безгранично счастливого ребенка, которому подарили новую игрушку или кулек конфет.
Я никогда не видел такого раньше. Обычной реакцией для убийц было сексуальное возбуждение, экстатический транс, как от наркотиков, но она просто улыбалась. Она была счастлива.
Спустя много лет началась война, и она отправилась на поле сражения. Я был там, и видел Хейлин. Она все так же улыбалась при каждом удачном выстреле. Мне казалось, будто в её искаженном сознании это все – как игра в прятки, а её жертвы – её друзья, спрятавшиеся за деревьями. Ведь несмотря на твердый нрав, стойкий душок самокруток от одежды и не самое пуританское поведение, каждый раз, когда свистели пули, она улыбалась так же, как тогда, когда в пять лет впервые увидела снайперскую винтовку.
Я уже давно отошел от дел и больше не тренирую новичков. Хелен, как неприкаянная, мотается с одного поля боя на другое, чудом умудряясь выжить. Иногда, раз в год примерно, она приезжает ко мне. Тогда мы пьем чай с шоколадными конфетами, рассказываем друг другу разные истории, и она улыбается, искренне, радостно и по-детски наивно. Так же, как когда от её руки умирают люди. Так же, как когда она видит агонизирующих детей и женщин. Так же, как когда взрываются дома. Так же, как когда свистят пули.