Жизнь и смерть моего отца

Владилен Николаев
 
Мой отец, Пётр Иыанович Николаев, родился 6 декабря 1902 года в зажиточной (по меркам того времени) крестьянской семье в деревне Носово Волоколамского уезда Московской губернии. Его родители Иван Николаевич и Татьяна Алексеевна имели неплохой надел земли и  добротный пятистенный дом. В одной из половин дома  размещалась чайная, которой "командовала" мать семейства. Семья имела несколько лошадей (зимой Иван Николаевич занимался извозом), а также коров, овец, свиней, домашнюю птицу.  Для обмолота урожая зерновых имели молотилку. Но наёмной рабочей силой пользовались только во время уборки урожая.
 Отец взял от своих родителей их лучшие качества: крепкое здоровье и трудолюбие обоих, силу своего отца, ум и целеустремлённость матери.  Как и его мать, в детстве он учился только в двухгодичной церковно-приходской школе. И, тем не менее, он так же, как его мать, рано пристрастился к чтению. Как многие деревенские парни, при необходимости он был готов подраться.  Но у него не было отцовской задиристости и стремления драться при любой ссоре со знакомыми и незнакомыми. Тем не менее, а может быть, именно поэтому, к 16 годам он стал признанным первым бойцом своей деревни в традиционных драках «стенка на стенку» молодёжи деревни Носово с молодёжью из соседней деревни Отчищево.
Причиной успехов Петра в кулачных боях было удачное сочетание его физических данных (ловкость, сила, выносливость) с данными психическими (быстрота реакций, уверенность в себе, упорство в достижении победы и сохранение трезвого ума во время боя). Была в поведении Петра ещё одна особенность, очень полезная для успешных занятий кулачным боем: он никогда не употреблял ни вина, ни водки.

Драки не были его страстью. В свободное время он предпочитал почитать. Но когда его участие было необходимо, он не уклонялся от драки. Так свидельница этих боёв его сестра Мария Ивановна рассказывала: если в отсутствие Петра в начале драки носовских  с отчищевскими успех начинал склоняться в пользу последних, то носовские немедленно посылали гонца за «Петькой Николаевым», тот тут же бросал и книжки и дела, прибегал на «поле боя»  и драка завершалась победой носовских.
В последние годы «германской» войны и в годы войны гражданской окрепший и повзрослевший младший сын стал главным помощником своего отца. Впоследствии Пётр Николаев  напишет в партийной анкете о своём социальном положении в эти годы: «землепашец в своём хозяйстве».
 

ПУТЁМ ПАРТИЙНОГО ФУНКЦИОНЕРА
 В апреле 1920-го года Пётр Николаев круто повернул свою судьбу: вчерашний "землепашец в своём хозяйстве" стал работать делопроизводителем в Теряевском волостном подкомитете РКП(б) Волоколамского уезда Московской губернии.  Очень скоро Волоколамская уездная организация РКП(б) приняла его в члены партии. Это произошло в августе 1920-го года. Ему ещё не было 18 лет.  А уже в ноябре того же года его направили в Москву на 8-месячные курсы при Коммунистическом университете имени Свердлова. Перед малограмотным сельским пареньком открылся путь партийного функционера, представителя главной власти в стране. Конечно, имеется в виду лишь самый нижний уровень этой власти.

Какие причины заставили его выбрать этот путь? Ведь к тому времени он остался единственным наследником немалого хозяйства своего отца - вышли замуж и стали жить своими домами две старшие его сестры, в самом начале "германской" войны погиб его старший брат. Но его не прельщала перспектива ожидания наследства. Во-первых, уже в ранние годы у него был ярко выраженный характер лидера. А «в своём хозяйстве» при ещё очень крепком 50-летнем отце он ещё многие годы мог быть только «вторым номером».  Во-вторых, у него была большая тяга к знаниям. И, в-третьих, молодому любознательному парню, конечно, хотелось иметь возможность «повидать мир». Всё это обещал ему выбранный путь.
 Сразу же после окончания курсов в Ком.ВУЗе им. Свердлова его направили в город Чебоксары (Чувашия), где он работал помощником уполномоченного по Облпомголу – областной организации помощи голодающим.
 
Проявив непозволительную, по партийной этике, самостоятельность и получив за это партийный выговор, он переехал в Оренбург и стал работать в должности заведующего финансовыми курсами. Одновременно в качестве внештатного корреспондента он часто публикуется в газете «Степная правда».
 Два года, с 1923-го  1925-й, он учится в Москве в Институте политического просвещения. В следующие два года он служит в Красной армии в должности ротного политрука - сначала в 7-ом полку связи в городе Самара, а затем в 101-ом стрелковом полку в городе Сызрань.

Первые семь лет после вступления в партию он работает, учится и живёт далеко от дома. И почти не общается с родителями, оставшимися  в своём доме вдвоём – уехала учиться и младшая дочь Клавдия. Отец на него сердит, мать обижена. Но, отслужив, он возвращается в Подмосковье и начинает работать пропагандистом в Волостном  комитете  партии в  селе Лотошино Волоколамского уезда, а затем - заведующим биржей труда в Волоколамске.

В 1929 году Пётр Николаев получает новое назначение – на должность инспектора политпросвещения Клинского райкома  ВКП(б).  В Клину он встретил и полюбил учительницу Ольгу Владимировну Петропавловскую. Очень молодая учительница не скрывала от влюблённого члена партии, что она  – дочь дьякона. Но это его не остановило.  Они поженились. И только через несколько месяцев после заключения брака Ольга Владимировна узнала, что её муж уже был однажды женат и что у него уже есть сын. Многие годы её сильно угнетало сознание этого факта.

В 1931 году в Москве Пётр Николаев поступает в Ком.ВУЗ им. Л.Кагановича. (Впоследствии этот ВУЗ называли ВПШ при ЦК КПСС.)  Татьяна Алексеевна и Иван Николаевич приняли как родную и вторую жену своего младшего сына. Последние недели беременности жена московского студента очень молодая клинская учительница провела в доме свёкра и свекрови. В сентябре 1932 года в этот дом в деревне Носово  дед Иван привёз своего очередного внука из роддома в селе Теряево. Для хозяев дома это было последнее из немногих счастливых событий того времени.
 Началась коллективизация, сопровождаемая раскулачиванием. Как можно было назвать Ивана Николаева, хозяина  хорошего просторного дома с чайной в нём, большого земельного надела, молотилки и одной лошади? Конечно, кулаком.  Его и раскулачили, отобрав  всё и выставив двух пожилых людей на улицу.
Изгнанных из собственного дома родителей приняла к себе их дочь Мария Ивановна, жившая в то время с мужем в соседней деревне. В бывшем доме Николаевых разместилось правление колхоза. А через некоторое время при новых «хозяевах» этот дом сгорел.

 «Раскулаченный» Иван Николаев, лишившись всего имущества и земли, лишившись тем самым смысла жизни, «запил по чёрному», допился до белой горячки и очень скоро погиб.
Почти одновременно с Иваном Николаевым был раскулачен и его зять Константин Тюрин, житель деревни Ожогино. У него отобрали земельный надел, маслобойню, часть скота и лошадь. Но из дома не выгнали. Более того. Односельчане, знавшие Константина Тюрина как умелого и уважаемого хозяина, избрали его председателем колхоза, организованного в Ожогино. Несколько лет он успешно руководил колхозом. Но в 1937 году на основании клеветнического доноса он был обвинён во "вредительстве в сельском хозяйстве" и осуждён. Он погиб в лагере, где-то в Казахстане.
 
 Татьяна Алексеевна, малограмотная,  но умная от природы женщина, твёрдо и точно сознавала, кто был главным виновником их разорения и гибели её мужа.  Через несколько лет после «раскулачивания» она удивила девятилетнего внука, правоверного пионера, своей реакцией на портрет красивого гимназиста Володи Ульянова. Обычно очень добрая, бабушка, глядя на этот портрет, произнесла  неожиданно жестокие слова: «Сколько бед натворил! Выколоть бы эти его раскосые глаза!»  Много лет потребовалось внуку, чтобы понять её слова.
   
 Сразу же после окончания ВПШ в 1934 году П.И.Николаев был направлен  на Дальний Восток, на станцию Волочаевка, в Политотдел Волочаевского совхоза на должность заместителя начальника совхоза по партийно-массовой работе. На Дальний Восток он приехал солидным семейным человеком; с женой, матерью и двухлетним сыном. Он собирался здесь долго жить и работать. Почти два года он на самом деле энергично и успешно проработал на новом месте, даже был избран в члены местного (Смидовичского) районного комитета партии.
Но в райком поступил донос, в котором он обвинялся в сокрытии при вступлении в партию своего социального происхождения. В доносе упоминался просторный дом его родителей, десяток «довоенных лошадей», молотилка, чайная, коровы, овцы  и прочее. Как мог скрыть своё социальное происхождение 17-летний житель и уроженец  деревни в небольшом уезде, вступая в партию в центре этого уезда? Об этом в Смидовичском райкоме, видимо,  никто не задумывался.  Райком принял решение: исключить. Дальневосточный краевой комитет партии это решение поддержал, а Центральный комитет в феврале 1937 года – утвердил.
Работы на Дальнем Востоке для исключённого из партии бывшего партийного функционера не было. Семья возвращается в Подмосковье. Отец семейства устраивается работать на станции Мытищи Ярославской ж.д.  в совершенно неожиданной для него должности заведующего гаражом при строительстве какого-то Главтучехпрома.  Жильё нашли на соседней с Мытищами станции Подлипки. (Ныне это город Королёв.)  Длительное время Пётр Иванович пытается добиться отмены решения о его исключении из партии. И в ноябре 1937 года решением Комиссии партийного контроля при ЦК партии он восстанавливается в партии. В очень опасное время состоялось это решение.

БЕДА НЕ ПРИХОДИТ ОДНА
В марте 1938 года был арестован тесть Петра Ивановича Владимир Аркадьевич Петропавловский, бывший дьякон сельской церкви. Его арестовали по придуманному поводу – были организованы донос и соответствующие свидетельские показания о якобы проводимой им антисоветской агитации.  Причина была проще и страшней: в сельской чайной в ответ на чьё-то упоминание о Сталине слегка выпивший бывший дьякон "послал" Великого Вождя Народов по известному непристойному адресу.
 Этого хватило, чтобы лишить человека жизни: он был расстрелян по приговору всемогущей безымянной «тройки» 10 июля 1938 года на Бутовском полигоне вблизи Москвы.

В 1937 – 1938 годах в Бутово были расстреляны несколько десятков тысяч человек, в том числе – около тысячи только священников и дьяконов из сельских церквей Подмосковья. Так сын раскулаченного отца бывший партийный функционер Пётр Николаев стал ещё и зятем расстрелянного тестя.
Родственникам  расстрелянных сообщали, что их муж (отец, брат, сын) осуждены  «на 10 лет заключения без права переписки». В те годы далеко не все знали, что означает эта гнусная формула. Жена и дети В.А.Петропавловского так никогда и не узнали, где и как он расстался с жизнью. Через 37 лет после расстрела он  был реабилитирован с замечательным обоснованием: «так как его отдельные политически незрелые высказывания не являются государственным преступлением».

ХОРОШЕЕ ДЕЛО - ДЕТЕй УЧИТЬ.
В Орск, город на берегу Урала на юге Оренбургской области, Пётр Иванович Николаев приехал весной 1937 года с решением сменить профессию. Он решил стать учителем в школе. Но  перед концом учебного года учительской вакансии не нашлось и его приняли временно на должность инспектора орского гороно. Летом 1937 года он поступил на заочное отделение истории и литературы Оренбургского педагогического института.
Осенью 1937 года он начал работать учителем истории в средней школе № 6  в посёлке Локомотивстрой города Орска.  В том же 1937 году в Орск приехали его мать и жена с пятилетним сыном. Процедура восстановления в партии завершилась для П.И.Николаева в сентябре 1938 года, когда в Орском городском комитете партии ему выдали новый партбилет – взамен старого, отобранного при исключении. Первые два года в Орске семья жила в одной комнате одноэтажного барака.

В июле 1939 года его назначают директором средней школы  № 8 в посёлке Соцгород. Семья переселяется в относительно благоустроенную двухкомнатную квартиру в двухэтажном деревянном доме.
Эти четыре года (с марта 1937-го по 22 июня 1941- го) были, видимо, самыми счастливыми годами его жизни.  Действительно, у него была уважаемая и интересная работа, вполне приличное по тем временам жильё и учёба в институте, выбранном по собственному желанию. (Кстати в его сохранившейся зачётной книжке – в основном отличные и - изредка - орошие оценки.)  Рядом с ним была его семья, а в августе 1941-го ожидалось появление ещё одного желанного ребёнка.
21 июня 1941 года он приехал в областной город Чкалов (Оренбург), чтобы сдать экзамены за последний курс заочного отделения педагогического института. Но сдать экзамены ему не удалось: 22 июня началась война. Он немедленно вернулся в Орск.

ТРИ НЕДЕЛИ ЕГО ВОЙНЫ
В июле 1941 года орский военкомат направил его в составе группы призывников в город Бузулук в запасной полк. Через три месяца здесь было завершено формирование 348-ой стрелковой дивизии. П.И.Николаев был назначен политруком одной из рот 1170 стрелкового полка этой дивизии.
 
348 СД в составе 30-ой стрелковой армии прибыла на фронт в Подмосковье 5 декабря 1941 года. (В этот день Петру Ивановичу исполнилось 39 лет.) 1170 СП занял исходные позиции на окраине города Дмитрова, на восточном берегу канала Москва - Волга. Уже 6 декабря началось наступление наших войск на севере Подмосковья. 348 СД с боем форсировала канал. В первом же своём бою политрук Николаев получил пулевое ранение  в руку, Рана оказалась не тяжёлой. Отказавшись от направления в госпиталь, он остался при санбате полка. От Дмитрова через спалённые, разбитые и разграбленные немцами деревни 348 СД с боями двигалась в направлении на Клин, который она и взяла 14 декабря.
В знакомый город политрук Николаев вошёл со своей ротой в боевых порядках 1170 СП.  В Клину у него состоялись радостные встречи с давними знакомыми, пережившими в городе немецкую оккупацию.
 
Из Клина 348 СД, правофланговая дивизия Западного фронта, была переброшена к селу Завидово, в распоряжение Калининского фронта. Отсюда дивизия с боями шла на запад вблизи границы Калининской (ныне - Тверской) и Московской областей. (1170 СП прошёл примерно в 25 километрах от деревни Носово, малой родины политрука Николаева, и всего в 15 километрах от села Воздвиженского, родины его жены.) В первые три недели наступление проходило успешно. Но за это время немцы успели закрепиться на некоторых удобных рубежах.
Одним из таких рубежей было село Афанасово Лотошинского района Московской области. На восток от села  лежит поле, а за ним на расстоянии 1,0 - 1,5 километров от крайних изб села начинается лес. От этого леса по полю на Афанасово в течение нескольких днй с 24 декабря безуспешно пытался наступать 1170 СП.
 
Немцы, занявшие деревенские избы и оборудовавшие огневые точки в подвалах изб, встречали советских солдат пулемётным и миномётным огнём. Для поддержки этого наступления в те дни у командования 30 СА не было ни авиации, ни танков, ни артиллерии. Ряды советских солдат по команде раз за разом поднимались в атаку на село и под огнём оборонявшихся откатывались назад, оставляя на снегу убитых и тяжело раненых.
 
В одной из первых атак 24 декабря погиб командир роты 1170 полка лейтенант М.П.Мищенко. В следующие двое суток роту в атаку поднимал заменивший командира политрук Николаев. Во время атаки 26 декабря около него разорвалась мина. Политрук упал. Атака в очередной раз захлебнулась. Оставшиеся в живых солдаты роты вместе с другими солдатами полка откатились на исходные позиции. Вытащить политрука под огнём с поля они не смогли. Он умер от потери крови. Или просто замёрз.

Бои за Афанасово продолжались ещё несколько дней.  Об этих боях генерал Гальдер, начальник Главного штаба сухопутных  войск Германии, написал в журнале боевых действий:  «…несколько дней русские с бычьим упорством, не смотря на большие потери, продолжают безуспешные атаки.»
Через много лет жительница Афанасово пожилая женщина, свидетельница тех боёв, рассказывала сыновьям политрука Николаева: «…гляну поутру на поле, а они, наши солдаты, лежат по всему полю, как кучки навоза…»
Немцы ушли из Афанасово уже в январе, сами, без боя, не оставив в селе ни одной своей могилы. Только тогда были собраны с поля и свезены в Афанасово тела погибших солдат и офицеров 1170 СП. Стояли жестокие морозы, и копать могилы было очень трудно. Поэтому в качестве братской могилы использовали большой подвал под сгоревшим домом. Но командира роты Мищенко и политрука Николаева их боевые друзья похоронили в отдельной могиле.

В 60-ые годы производилось перезахоронение тел солдат и офицеров 1170 полка, захороненных во время боёв и после их окончания в отдельных и братских могилах в нескольких деревнях поблизости от села Афанасово. Их привезли в Афанасово и похоронили в той же самой братской могиле, бывшем подвале. Около могилы был поставлен типовой  гипсовый памятник.
Официальные сведения о количестве похороненных в этой могиле были недоступны многие годы. Они были опубликованы на сайте Мемориала лишь в 2011 году, накануне 70-летия боёв за освобождение Подмосковья. 
В том же году в Афанасово был установлен новый памятник, на мраморные плиты которого нанесены фамилии 247 солдат и офицеров, похороненных в братской могиле.
   
 Извещение о гибели политрука Николаева его семья получила в феврале 1942 года. От этого известия у Татьяны Алексеевны, его матери, случился инсульт, "удар", как раньше говорили в деревне. Такой "удар" уже был у неё в 1914 году, когда она узнала о гибели на войне своего старшего сына. Но тогда она через некоторое время выздоровела. После нового "удара" она уже не восстановилась. Стала слабеть физически, временами совсем теряла представление о том, в каком времени и где находится. Она умерла весной 1944 года.

Не думаю, что в 1920-ом году мой отец выбрал самый правильный для себя путь. На интересный для него и достойный  путь он попал лишь в 1937-ом. .Но заниматься этим новым делом ему удалось чуть больше четырёх лет. И началась война.
 
Без отца остались трое сыновей. Старшему из них было тогда - в конце декабря 1941-го - 13 оет, среднему будущему автору этих строк - 9 лет, а младшему - три с половиной месяца.