Лучшие свои стихи о назначении поэта и сущности и природе поэзии Пушкин написал уже в лицейские годы. С этой темы, собственно, и начинается Пушкин как поэт. От первого, опубликованного в 1814 году, стихотворения «К другу стихотворцу» пролегает трудная, полная невосполнимых утрат и счастливых приобретений, дорога к знаменитому «Памятнику» 1836 года.
За это время поэт создает такие великолепные программные стихотворения, как «К Овидию» (1821 г.), «Чиновник и поэт» (1821 г.), «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824 г.), «Пророк» (1826 г.), «Поэт» (1827 г.), «Поэт и толпа» (1828 г.), «Поэту» (1830 г.) и некоторые другие.
Всякий поэт, рано или поздно приходит к потребности высказаться о назначении поэтического творчества, правда, не все делают это так рано как Пушкин. Осознав как следует своё поэтическое предназначение, яснее поняв для чего он это делает, поэт лучше творит в дальнейшем.
Пушкин понимал поэзию как главный стимул духовного совершенствования человека. Сам поэт, по мнению Пушкина, несет всю полноту ответственности за духовное состояние общества, за людей и их поступки.
В своём поэтическом даре Пушкин видит весь смысл своей жизни, свое предназначение. Поэзия же должна заниматься только своим поэтическим делом и ничем иным. Но это вовсе не пропаганда теории чистого искусства, не пропаганда поэзии – ради самой поэзии. Просто поэтическим творчеством, как считает Пушкин, нужно заниматься серьезно, отдавая этому делу всего себя, без остатка. Как, впрочем, и в любом другом деле. Только в этом случае, конечно, при наличии поэтического дара, начинающего стихотворца ожидает удача.
Пушкин вовсе не запугивает начинающих поэтов трудностями поэтического творчества, а, как уже было сказано выше, уравнивает его со всяким другим человеческим трудом. Если и проскальзывает в его стихах мысль об особенной сложности поэтического труда, так только в связи с тем, что человеку, родившемуся поэтом, нужно неотступно следовать своему призванию, забыв обо всем остальном, полагаясь только на собственное усердие.
Однако, в первом своем опубликованном стихотворении «К другу стихотворцу» пятнадцатилетний Пушкин обращается к юноше, условно названному Аристом, решившему примкнуть к «толпе служителей Парнаса» и стать поэтом, наставляя его, чтобы тот не спешил «оседлать упрямого Пегаса», не гнался за лаврами «опасною стезёй», воспевая «ручьи, леса, унылые могилы». Пушкин дает понять, что Арист, не будучи твердо уверен в наличии у себя поэтического таланта, рискует лишь пополнить когорту серых бесславных пиитов.
"Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают – целый свет забудет", –
с горечью говорит Пушкин, предостерегал Ариста. Но даже в случае, если Арист – действительно настоящий поэт и справедливо займёт своё место на Парнасе, Пушкин предупреждает его, что писательский труд не приносит поэту большого богатства. «Поэтов – хвалят все, питают – лишь журналы...» Вот и вся перспектива «счастливого» стихотворца, обреченного на вечные поиски средств к существованию.
Самому Пушкину, несмотря на столь юный возраст, уже известно, что путь поэта усеян не розами, а шипами. Но здесь просматривается явное противоречие. Ведь поэт, уговаривая Ариста не писать стихов, сам пишет их, о чем свидетельствует хотя бы данное послание. Причем стихотворение это является одним из первых, сочиненных юным поэтом. Но Пушкин тут же объясняет это несоответствие на клерикальном примере. Поп, проповедующий в церкви воздержание от спиртного, после службы может позволить себе выпить. Однако, своей пастве он внушает, чтобы они не обращали на это внимания и поступали согласно его церковным проповедям. Точно так и поэт, меряя людей в своей поэзии самой высокой меркой, как человек оставляет за собой право не сверять с этой поэтической идиллией образ своей повседневной жизни. В противном случае, его человеческое поведение было бы сковано и превратилось бы в сущую муку, если он не прирожденный монах или аскет, отрешившийся от всех жизненных благ и удовольствий. Все остальные люди также, преклоняясь перед гением поэта, далеко не всегда поступают соответственно духу его поэтического творчества. Иначе грешники давно бы превратились в святых, а земля стала бы раем.
Поэтому и вырывается из уст юного Пушкина такое признание:
"Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихий век без горя, без заботы,
Своими одами журналы не тягчит
И над экспромтами недели не сидит!"
В этом стихотворении, по-моему, сказались собственные сомнения и опасения Пушкина, впервые столкнувшегося с мыслью о своей дальнейшей поэтической судьбе. И пылкое послание к воображаемому коллеге Аристу, скорее всего, обращено к самому себе.
Дух сомнения постоянно сопровождает Пушкина на протяжении всего его творческого пути. В стихотворении «К Овидию», написанном в период южной ссылки, поэт ощущает себя изгнанником, принявшим «Овидиев венец». Ему кажется, что творчество его, да и он сам будут неизвестны для «новых поколений». Утешается он только тем, что, может быть, какой-нибудь его поздний потомок, как и он сейчас, придет в эти места, где он был в изгнании, и вспомнит о нем, как Пушкин вспоминает сейчас об Овидии. Он как бы принял от римского опального поэта своеобразную эстафету и верит, что после него придет в эти пустынные места такой же изгнанник. Примечательно здесь такое Пушкинское высказывание об Овидии: «Не славой – участью я равен был тебе». Молодой Пушкин вполне отдает себе отчет в оценке своих собственных, пока еще скромных поэтических успехов и не помышляет тягаться с Овидием, исключая всякие кривотолки в будущем о своей нескромности.
Между тем, Пушкин твердо знал о том, что требует от него поэзия, когда в четырнадцать лет написал стихотворение «К другу стихотворцу». Точно также знал и – создавая «Евгения Онегина». Пушкин желает только одного – оставаться всегда верным своему искусству. Ему достаточно быть только поэтом, делать свое поэтическое дело, как положено поэту, всё остальное приложится само собой. Пушкин не искал себя как поэта, не мучился размышлениями над тем, по какому пути идти. Его беспокоила только одна мысль: правильно ли он обращается со своим поэтическим даром.
После стихотворения «К другу стихотворцу», в том же 1814 году, в печати появляется первое послание «К Батюшкову». Если начинающего поэта Ариста Пушкин отговаривает от занятия поэзией, то Батюшкова, наоборот, уговаривает продолжать поэтическую деятельность, укоряет его за пренебрежение к своему дарованию. Здесь Пушкин проявляет истинную заботу о состоянии отечественной литературы. В стихотворении много афористических высказываний. Главное из них: «Поэт! в твоей предметы воле...»
Из сказанного ясно видно, что Пушкин признает за поэтом исключительное право строить свой особый поэтический мир. Творить его заново, как Бог сотворил землю и небо. Причем, мир этот может не соответствовать окружающей поэта реальности. Пушкин считал, что высшей целью поэта является изображение мира таким, каким он предстает только перед его собственным поэтическим видением. Вот как Пушкин говорит о судьбе поэта в вышеупомянутом стихотворении «К Батюшкову»:
"...Мирские забывай печали,
Играй; тебя младой Назон,
Эрот и грации венчали,
А лиру строил Аполлон".
В представлении юного Пушкина, однажды вступив на поэтическую стезю по призванию, поэт должен следовать по ней до конца. Таков его удел и никуда от него не денешься.
Но, в связи с тем, что «Поэтов – хвалят все, питают – лишь журналы...», в Пушкинском понимании о высоком предназначений поэзии появляется некий низкий мотив – деньги. Ведь поэту нужно на что-то жить, а одним поэтическим вдохновением, питающим душу, но никак не бренное тело, увы, сыт не будешь. В связи с этим, в стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом» излагается спор о назначении поэзии, об ее месте в духовной жизни общества. В споре, как и следовало ожидать, побеждает не поэт, а книгопродавец. Когда поэт, уже прижатый к стене доводами книгопродавца, говорит, что суть его творчества в свободе творить, тот возражает на это:
"...Позвольте просто вам сказать:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать".
Это высказывание стало крылатым. Оно выражает один из важнейших эстетических принципов Пушкина о том, что писать нужно только для себя, не заботясь о дальнейшей судьбе произведения, а печатать лишь для того, чтобы получить гонорар, который даст поэту свободу на некоторое время для написания следующих произведений.
Не в деньгах смысл поэтического творчества. Они лишь печальная необходимость. Как о том говорится в стихотворении «Пророк», предназначение поэта – «глаголом» жечь сердца людей. Такова Божья воля. Под пророком здесь подразумевается поэт, наделенный только одним пророческим даром – жаждой к утверждению изначальных истин о мире. Поэт – рупор народа, его глас. Но он, ни в коем случае не принуждает всех остальных следовать за ним подобно некоторым лжепророкам начала XX века, задумавшим насильно осчастливить всё человечество. Но, как известно, благими намерениями устлана дорога в ад.
Как был убежден Пушкин, поэт, живущий в определенное время, обязательно преломляет в своем творчестве те или иные моменты и события своего времени. В этом предпосылка Пушкинского вывода, что история принадлежит поэту. Для историка она всего лишь предмет изучения, поэт же овладевает предметом, поскольку овладевает собой. Ведь предмет изучения поэта, то есть история, время, - прежде всего заключены в нем самом, поэт всё пропускает через механизм своего личного субъективного восприятия. Отсюда, успех поэта, как понимает Пушкин, зависит не от того, насколько растворяется он в истории, а от того, насколько он растворяет историю в себе. Сила поэта заключается столько же в чувстве исторического момента, сколько и в не подвластности ему. Момент приходит и уходит, а поэт остается. Отсюда следует, что поэт явление вневременное. Истинный поэт всегда опережает свое время. В этом заключается еще одна сторона пророческого дара поэта, в смысле предвидения будущего, но это уже другая тема.
Истинный творец, по Пушкину, всегда один. Тоскующий в забавах мира, как говорится в стихотворении «Поэт», –
"Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы..."
Быть одному, исполняя свое призвание, значит идти на подвиг, отдавать себя в жертву высшим идеалам. Но подвиг этот непонятен простому народу, привыкшему подходить ко всему с точки зрения голого рационализма и отрицающему всё, что не приносит материальной выгоды. Потому так горько звучат в устах Пушкина строки из стихотворения «Поэт и толпа», осуждающие «чернь тупую»:
"Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;
Тебе бы пользы всё - на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский,
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь".
Кое-кто, возможно, пожелает усмотреть в этом показательном стихотворении не конкретного поэта и не конкретную толпу, а всего лишь абстракцию, вещи отвлеченные. Увы, по-моему, именно в этом стихотворении Пушкин, пропустив всё через себя, на основе собственного опыта, подошел к ясному пониманию глубинной сущности народа и, вообще, устройства человеческого общества. Тема эта, тема поэта и толпы, героя и толпы, пророка, – на протяжении многих веков будоражит умы многих писателей и поэтов. И начинается она едва ли не с распятого в древней Иудее Иисуса Христа, не понятого и не принятого современниками. Толпа, она обладает удивительной способностью забрасывать камнями своих поэтов и пророков и превозносить до небес тиранов. Кто из великих творцов древности и современности не вступал в конфликт с толпой, наткнувшись на острие ее непонимания? И не в одной черни здесь дело. Чернь, это, скорее всего, обобщение. Чернь, это серая масса посредственностей, отвергающая всё исключительное и неординарное. Не отсюда ли целая плеяда, так называемых «лишних» людей, начиная с Пушкинского Онегина и продолжая Печориным, Обломовым, Базаровым, Раскольниковым и так далее.
Потому и отстаивает Пушкин независимость поэта от толпы и призывает его вершить над своим творчеством только свой собственный суд. Поэт – избранник Бога и его устами говорит сам создатель. Поэту, как и Богу, нет равных, а посему, удел богов царей (земных богов) и поэтов – одиночество. Обо всем этом достаточно ярко говорится в сонете «Поэту»:
"Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.
Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник".
Этот же мотив смирения, равнодушия к хуле глупцов и невежд повторяется в заключительных строках известного пушкинского стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» Но основная мысль стихотворения, которая является определяющей и для всего Пушкинского творчества, изложена в предпоследней строфе. Поэт здесь говорит:
"И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал".
В этом четверостишии – ключ для понимания назначения поэта и поэзии. Пушкин видел назначение поэзии в этом и следовал ему всю свою жизнь, завещав подобное понимание будущим поколениям поэтов.
1991 г.