Серия рассказов «Кромешный рай»
НАСТОЙКА ПИОНА
Пейте три раза в день по стопке пиона,
если сумеете его купить.
Замуж я вышла благодаря пиону, настойки его. Сильно у меня тогда глаз дёргался, кажется правый, нет, погоди, вроде левый. Да, левый, долго я терпела, наконец вижу - клиенты меня неправильно понимать начали; они думали, что я им подмигиваю и реагировали на это по-разному. Одни очень обижались, ну, и ругались, конечно, другие наоборот радовались и пытались мне подносить подарки.
Они, простые такие, думали, что от меня что-то зависит, а от меня ничего не зависит. Я и поставлена там, чтобы отказывать, желательно вежливо, потому что «клиент всегда прав», ну, и прочее. Вот и утешался бы сознанием своей правоты, а тут ещё я подмигиваю при своей немощи – надежду значит даю. Нет, вижу так и с места полететь не долго, и пошла в поликлинику.
- Доктор, я мигаю левым глазом, - говорю.
- Ну, и что? Я Вам бюллетеня не дам.
- Нужен мне ваш бюллетень. Мне мигать не положено. Помогите мне, всё же Вы какой-никакой, а врач.
- А вы не психуйте, женщина, тогда и мигать не будете.
- А я и не психую. Я без психа мигаю.
- Нет, Вы психуете, Вы на себя посмотрите…
- Мне на себя смотреть нечего, это Вы на себя посмотрите…
Тут мы немного заспорили. Надоела я, видать, докторше, она мне и говорит: «Ладно, вот я выписываю Вам одно лекарство, правда оно редко бывает в продаже, но если найдёте, выпейте пять штук и сразу поймёте, психуете вы или нет!
Взяла я рецепт. На нём какой-то бру-брум-брум написано, и пошла лекарство искать. Долго я его искала, наконец, в одной аптеке аптекарша говорит, есть, мол, такое и так странно на меня поглядывает.
Сначала на рецепт, значит, потом на меня, затем обратно на рецепт, и на меня. Я ей говорю: «Что смотрите, фальшивый рецепт что ли?»
- Может быть он и фальшивый, а только пять я Вам не дам, дам одну.
- Как так не дадите, если мне врач выписал, как миленькая дадите, а не то я Вам сейчас всю аптеку разнесу. У меня может курс лечения такой.
И мигнула три раза сряду. Тут мы, конечно, поскандалили. Я хоть и хорошо её понимаю, она ведь тоже как и я поставлена на отказы. Если даже есть что-нибудь, то желательно сначала отказать, а уж если клиент скандальный попадётся, тогда смотреть по обстоятельствам. У нас то же самое, но эта уж слишком разошлась – и алкоголичкой меня назвала, и по-разному – там, ну и я не отставала. Вызвали заведующую, та тоже орала, что выведет на чистую воду меня и врача. Всё же через час я их пересилила. И им пришлось продать мне лекарство. Однако, когда я увидела, как аптекарша, юркая под прилавок, достаёт оттуда одну за другой пять полулитровых бутылей с какой-то чёрной жидкостью, мне стало не по себе. Неужели всё это надо вылакать? Кое-как я уложила бутыли в мешок, уж очень руки у меня тряслись после разговора с аптекарями, хорошо ещё сердце крепкое, а то там бы и подохла, целый же час в голос лаялась, и пошла домой.
Вечером, чувствую совсем бесперебойно мигаю. Налила себе стопочку лекарства и р-раз - проглотила. Мать честная – забегала я по кухне с открытым ртом. Хорошо, соседка обматерила, и сунула мне краюху хлеба. Я её нюхнула и закусила. Вот так лекарство – да это чистый спирт с какой-то дрянью перемешанный. Пошла я спать. А я уже несколько лет не сплю, а так дремлю кое-как, а тут как провалилась, еле глаза утром разлепила.
Опять выпила я утром стопочку, только уже культурно - с водой и закуской, и пошла на работу. Правда, на остановке автобуса меня немного повело в сторону, но настроение было отличное, давили меня в автобусе нещадно, а я хоть бы хны – улыбаюсь себе и не мигнула ни разу. И вообще больше не мигала. Права, значит, была докторша.
Вот проходит неделя, и звонит мне подруга Люба.
- Не хочешь, - говорит, - пойти со мной в оперу. «Отелло» слушать.
У Любы муж осветителем в театре работает. Молчаливый такой мужчина, без юмора, а она весёлая баба, в шутку сказанула, что, мол, меня-то не зовёшь оперу твою слушать, а он такой без юмора мужик, принес пропуск на два лица. Ей одной невмоготу тащиться. Вот она мне предлагает: говорит, я всех, мол, уже обзвонила, но сейчас никто из нормальных людей в оперу не ходит, тут я о тебе и вспомнила. Пойдём?
Ну, если бы я не была под пионом, то конечно, вставила бы Любке про её «нормальных» людей и трубку бы швырнула, но пион – великая сила! Я под ним тихая стала, ласковая, и даже книгу себе купила – «Как не надо себя вести». Ох, и удивила меня книжечка – оказывается я всю жизнь так и вела себя – как не надо. А теперь я только по этой книге чешу, а пион очень способствует. Вот я, значит, вместо того, чтобы налаять на Любку, говорю ей сладким голосом: «Ах, Любаша, я очень тебе благодарна за приглашение». Она, значит, икнула от удивления. Видать, она не ожидала такого выпада, видать она со всеми уже переругавшись и решила напоследок со мной зацепиться, а потом на своего молчуна наброситься, а тут нет – дудки, срезалась. Дело было обговорено и мы пошли.
А что мне об этом жалеть? Что телевизор весь вечер смотреть буду, что в опере проскучаю, там хоть народ, если надоест всю эту мутотень слушать, бинокль возьму и буду на публику смотреть, буфет там может неплохой, да и потом ведь на халяву – деньги, конечно, я бы за это мероприятие платить не стала.
Как там у классика «театр уж полон…». И вправду полон, и ещё билеты у входа спрашивают. Мы с Любой подивились и решили, что это всё приезжие или чокнутые. Внутри всё было нормально. Буфет даже богатый. Если бы с приличным мужиком прийти, так спокойно можно всю оперу там просидеть. Много попадалось иностранцев, одетых кое-как, зато наш народ вырядился – женщины в основном длинные платья надели, перчатки, обвесились бижутерией.
Мы с Любой нормально смотрелись, тем более, что у нас волос с ней богатый и в одну длину. Правда, у неё рыжий, а у меня белый, но когда обе распускаем, то смотримся вместе отлично. Мы потому и ходили всегда вместе, что на нас так больше внимания обращали, чем врозь. Да и одной уж очень тошно ходить, подчеркиваешь только одиночество, чтобы все, мол, видели, что ты никому не нужна, ну, нет, увольте. А так, вдвоём, вроде и полезнее, и веселее. Да вот неприятность, Любка нашла своего молчуна, а я не у дел. Я бы с удовольствием с другой подругой ходить стала, да ни одной подходящей нет; та слишком высокая, другая слишком симпатичная, третья одета как нищенка, а четвёртая, наоборот, «по-фирме» – в общем, кругом одна дрянь, не из кого выбирать, а с Любой у нас была полная гармония – и одевались на один вкус и рост одинаковый, и волосы усиливали эффект. Боюсь, что другой такой задушевный подруги у меня не предвидится. Так что в тот вечер мы тряхнули, как говорится, стариной, и были в форме. На мне было белое платье, я в нем такая нежненькая и волос так хорошо лежал – химия удачная была и краска хорошая, даже морщинки на лице не видны были, конечно я намалевалась атомно, так что всё, как понимаешь, было в ажуре.
Вот сидим мы (между прочим, в директорской ложе сидим), слушаем оперу. Тоска смертная. Поют все по-итальянски, так что смысла никакого нет. Музыка скучная-прескучная. Дездемона толстая и старая. На колени опустилась кое-как кряхтя, а с колен её трое подымали. И нужно четыре действия высидеть. Это же убиться можно. Вот где-то в середине третьего акта чувствую – беда, пион мой действовать начинает. Глаза, значит, как клеем слипаются и неудержимо тянет в сон. А спать нельзя – в театре же, да и не одни мы в этой ложе сидим; какие-то знакомые театральных служащих сидят, а сзади поместился чернявенький такой еврейчик, и очень громко хлопал, если ему что-нибудь понравится.
Стала я бороться со сном, но в четвёртом акте он меня победил. Закрыла я (культурно так) лоб руками, будто бы задумавшись, и заснула. Вот сплю я, чутко так сплю, а сама думаю – только бы мне не всхрапнуть. Что греха таить, есть у меня такая привычка. Сплю вроде бы тихо, а потом как… И тут это и случилось – я как хрюкну во весь нос, аж сама вздрогнула и проснулась. Гляжу, а негр-то уже задушил жену. Всё кончилось, все хлопают, а еврейчик сзади громче всех.
Стали мы выходить, а еврейчик вьётся возле меня.
- Ах, - говорит, - я всю жизнь искал встречи с такой чувствительной девушкой, как - говорит, - Вы рыдали в последнем акте!
Открыла я было тут рот, чтобы объяснить ему по-русски про свои переживания, а потом, пион-то и тут подсобил, смотрю, а парень-то неплохой и ах, говорю, вы меня очень смущаете, и глаза опустила. Тут-то я его и взяла голыми, можно сказать, руками, ну а дальше сами знаете, дальше уже было не сложно…
1976 г.