Мария Донован. Спасти Наполеона
Maria Donovan.
Pumping Up Napoleon.
Перевод с английского.
Летом Наполеон Бонапарт решил носить шорты. Это вынудило Марджори Кэмпбелл задуматься о своем отношении к нему. Она полагала, что только очень красивые ноги возможно выставлять на показ в городских условиях, - и даже если… Но, к сожалению, из всего того, что она видела, ноги его были наименее привлекательны: грязно-серого цвета, с синими пятнами, с коленями, похожими на усохшие картофелины.
Он сидел в ее университетском кабинете, закинув ноги на стол, и обмахивался ладонями, демонстрируя, как ему жарко. Всю осень, зиму и весну он одевался в элегантные костюмы со стоячим воротничком; они безумно нравились Марджори. Он носил начищенные до блеска кожаные ботинки и белые перчатки, чтобы скрыть разлагающиеся кончики пальцев. Сейчас он обулся в сандалии, и черные пальцы ног были хорошо видны.
*
Марджори влюбилась в Наполеона еще до его воскресения. Она была из тех женщин, которые чувствуют постоянную потребность любить, - какая-то пагубная привычка, сдерживаемая возможностью влюбляться только в тех мужчин, с которыми у нее ничего серьезного быть не могло.
Ее поклонники всегда были выдуманными. Они появлялись за пять минут до сна, всегда говорили правильные вещи и точно знали, когда им затихнуть. Это блаженство – перевернуться на другой бок и не думать о чьих-то прихотях.
Более того, не будучи связанной необходимостью заботиться о другом человеке, она могла все свое время посвятить собственной карьере. Марджори была историком, особенно интересовавшимся периодом Гражданской войны в Англии. Наполеон не был ее первым героем из истории. У нее что-то было с принцем Рупертом (эти прекрасные карие глаза, эта таинственная улыбка), которого навещала в Национальной Портретной Галерее каждое лето.
В один из таких визитов она встретила двух мужчин в длинных халатах. Вдоль по коридору они несли огромную картину с изображением Наполеона. Она узнала его по треуголке. Он стоял на скале, спиной к ней, и всматривался в темное море. Небо заволокло грозовыми тучами, и только у самого горизонта различалось небольшое светлое пятно. На что он смотрел? На закат? Или на английский берег на восходе нового дня? У императора, она заметила, были стройные ноги и некрупное тело. Она не могла видеть его лицо, да это было и не важно. К тому времени, когда она покидала Галлерею, она забыла Руперта и влюбилась в мускулистое средоточие амбиций и энергетики, скрытое белыми бриджами Наполеона.
Вернувшись домой, Марджори просмотрела материалы по Наполеону в Интернете и нашла свидетельства его страстной натуры. Он был так нетерпелив, что бросил лошадей в галоп, спеша навстречу своей новой пассии Марии Луизе (к тому времени он окончательно порвал с Жозефиной). Прямо на дороге остановил ее экипаж; весь мокрый от дождя, запрыгнул в него, потребовал тут же удовлетворить его супружеские права, хотя свадебная церемония и не началась толком. "Вот это по мне", - думала Марджори.
Впоследствии император Франции посещал Марджори несколько раз. Чтобы побыть с нею он отрывал себя от войн и законотворчества, но она того стоила. В ее мечтах к ней всегда являлся молодой и энергичный полководец, а не скучающий, обрюзгший человек, который выращивает овощи на острове Святой Елены.
Она считала себя немного виноватой по отношению к Руперту. Но сейчас, когда все уже позади, она могла допустить его неверность. Она всегда подозревала, что он тайком посмеивается над ней.
*
Реальное воскресение Наполеона вызвало некоторого рода шок у Марджори. Впервые она узнала о произошедшем, когда Международная Амнистия инициировала кампанию по освобождению лиц, реанимированных в ходе какого-то эксперимента. Несомненно, это небескорыстное научное достижение какое – то время оставалось в тайне.
Ей не нравилась идея заключения Наполеона в лабораторию, где единственным его развлечением будут допросы сотрудниками МИ 5. Но она с тревогой представляла его во плоти, - казалось, теперь он ей не принадлежал. И все же она поддержала кампанию и написала личное письмо, поприветствовав его в XXI веке. Пришел стандартный ответ. Несколько месяцев спустя Наполеон был освобожден и озаботился карьерой советника в области французской военной истории.
Началась закулисная возня. Университет, жалованный грантом Европейского правительства, присудил Наполеону звание почетного доктора в знак признания его заслуженного вклада в историческую науку периода его первой жизни (1769-1821). Тут же прошел слух, что Франция не нуждается в его услугах; и Англия не имеет к нему доверия. В Брюсселе решили, что исторический факультет Уэльского университета будет тем самым местом, где от него можно меньше всего ожидать неприятностей.
*
Все, кто имел отношение к историческому факультету, столпились в актовом зале с неистовым желанием познакомиться с новоиспеченным доктором Бонапартом. Все были убеждены, что рассмотрение его заявки было пустой формальностью. Его имя значилось в объявлении и магнитом притягивало студентов. Коллеги хотели получше рассмотреть его, подзуживаемые возможностью учинить допрос такой небезызвестной личности.
Выглядел он замечательно для человека, который провел в могиле около двухсот лет. Правда, кончик его носа имел явные признаки некротического разложения, что было не особенно приятно, а мочки ушей болтались как лохмотья. Но все до поры: по всему свету, в лабораториях всего мира для него выращивались новые части тела. Мало–по–малу его восстанавливали.
Его новые глаза внимательно разглядывали лица бойцов на поле боя Истории. Он таращился на Марджори, разглядывал ее сверху - вниз, пока та не вспыхнула. Затем остановил свой взор над ее головой. Но ничего не сказал. Его язык все еще выращивали на спинке мыши в Милтон Кийнз, и он будет готов не ранее, чем через неделю.
Никто не осмеливался заговорить. Никто не знал, понимает ли он по-английски. Никто не решился упомянуть об огромном пробеле в его биографии.
Марджори захотелось, чтобы он опять посмотрел на нее. Чтобы поймать его "взор". От такой мысли она захихикала.
Буря негодования исказило лицо Наполеона. Он пронзил ее взглядом, выскочил из кресла и твердо зашагал к двери.
Пришедшие ждали возвращения Императора, но он не вернулся. Через несколько минут они выстроились в колонну, чтобы последовать за ним.
*
Марджори хотела извиниться, но Наполеон не давал ей возможности. Он не узнавал ее, когда они встречались на лестнице. Он приходил и тихо копировал документы. У него был свой кабинет. В столовую он тоже не ходил, поскольку у него отсутствовала пищеварительная система. Он оставался таким же недосягаемым для нее, каким был и раньше.
В неофициальной обстановке декан поведал ей, что Наполеон нанес ему визит и вручил жалобу. На правильном, но двусмысленном английском языке Наполеон утверждал, что не привык иметь дело с насмешливыми дамами.
Успокоившись, что говорить по-французски не придется, декан подарил ему брошюру «Университет: политика равных возможностей», поклонился и проводил до дверей. Наполеон разодрал издание в клочья и бросил их в лестничную шахту.
Он вернулся к себе в кабинет, где большую часть времени проводил за чтением или учился пользоваться Интернетом. Ему многое приходилось нагонять.
Марджори старалась забыть его, но это было нелегко. Он держался в стороне от всех, казался таким надменным, но каждый раз, встречая его, она испытывала эмоциональный шок. Она открыла в себе классические симптомы влюбленной женщины: когда он находился неподалеку, ее смех становился похожим на крик вьючного животного; она привлекала к себе внимание тем, что, уступая ему дорогу, спотыкалась о свои собственные ноги; хуже всего было то, что она стала пренебрегать друзьями, как это случается в нормальной жизни. Она частенько поглядывала на него, пытаясь перехватить его взгляд. Ее сердце томилось. А у него было сердце? Ах, если бы у нее только был повод презирать его.
*
Начинался семестр. Студенты толпами валили на лекции Наполеона, несмотря на то, что его язык еще не был готов, - мышь в Милтон Кийнз ослабла: ткань языка развивалась очень медленно. Некий активист из «зеленых» написал статью в студенческий журнал «Даф», в которой активно возражал против использования маленького животного и дальнейших затрат на дорогостоящее забальзамированное тело Императора. Его не должно было извлекать из усыпальницы. Ему ли место в аудитории?
Свои занятия Наполеон проводил по расписанию. Посещаемость была замечательной, хотя преподаватель хранил молчание. Студенты читали вслух его комментарии к произведениям Плутарха, Гомера, к биографии Александра Великого. Его интересовало все, и он не ограничивал себя определенной ему областью исторической науки. Вторгаясь на территории своих коллег, он вносил путаницу в трактовку исторических событий, таких как Индустриализация, Октябрьская революция, Вторая Мировая война. Он начал писать роман.
Во время лекций, когда вслух зачитывались его суждения, Наполеон вышагивал по классу; на семинарах он писал что-то на доске и тыкал в доску своей длинной указкой, изображая на лице все оттенки своих эмоций. Студенты разбились на тех, кто обожал его, и тех, кто ненавидел. Некоторые были очарованы его горящим взором и белоснежными перчатками. Других досаждала его привычка неожиданно бить по голове тех, кто был недостаточно внимателен.
Национальная пресса вытащила на свет историю с мышью. Ежедневно публиковался бюллетень, отражавший рост языка Наполеона и ухудшение состояния здоровья мыши. В университетских коридорах нарастала конфронтация тех, кто поддерживал право Наполеона говорить, и тех, кто поддерживал право мыши на жизнь. Это грозило студенческими беспорядками.
На Рождественской вечеринке его окружили поклонники, пытаясь сойтись с ним поближе. Его официальная униформа включала бриджи до колен и розетку, что заставляло некоторых сожалеть об отсутствии у них старых карнавальных нарядов.
Марджори держалась от него на приличной дистанции, отталкиваемая силой, пропорциональной ее желанию быть рядом. Она наблюдала за ним из дальнего конца комнаты. В полумраке его кожа приобрела жемчужный оттенок. Он не пил и не танцевал. Марджори танцевала до самозабвения. Когда кто-нибудь угощал ее, она выпивала залпом.
К полуночи весь пол был залит пивом. Какой-то молодой сотрудник поскользнулся, толкнул другого. Они сцепились, пытаясь захватить друг друга в замок. Марджори не замечала возникшую потасовку, и спокойно, покачиваясь, стояла в стороне, пока эти двое не налетели и не сбили ее с ног.
Она подняла глаза и увидела пару коротких ног в белых шелковых чулках. Это был Наполеон; он стоял спиной к ней, как будто защищая баррикаду. Он сверкнул взглядом на молодых людей и указал своим жезлом на Марджори. Они трусливо обмякли, и отступили к бару.
Наполеон повернулся и, наклонившись, подал руку. Она не осмелилась потянуть его обтянутые в белые перчатки пальцы, но мягко приняла их и поднялась. Осмелевшая от выпитого, она решила отдать инициативу ему. Наполеон подвел ее к своему столу и, подвинув других, усадил рядом с собой.
«Спасибо», - мимикой выразила благодарность Марджори, потому что из-за шума расслышать что-либо было невозможно.
«Не стоит», - так же ответил Наполеон. Первые минуты он просто улыбался ей, показывая великолепные новые зубы.
*
На Рождество мышь умерла. Это стало главной вечерней новостью. Наполеон, направившийся в Южную Америку для пересадки ушных раковин, был предупрежден о возможных неприятностях в аэропорту. Инкогнито он прилетел в Канаду, где обрел новый нос и несколько пальцев. Накануне Нового Года он прилетел в Хитроу. Встречать его вызвалась Марджори. Некоторое время она провела в беспокойстве, будучи неуверенной, что ему удастся вернуться.
Его рейс прибыл как раз в полночь, и он смог проскочить таможню, воспользовавшись суетой с песнопениями в стиле Auld Lang Syne*. Увидев Марджори, он выпустил из рук чемодан, бросился вперед, обнял ее.
- О, Наполеон, - сказала Марджори. - Я так рада, что Вы вернулись.
Он выглядел довольным. Он повернул голову, чтобы показать восстановленный профиль, снял перчатки, чтобы она могла восхититься его новыми пальцами. Она брала его руку и внимательно разглядывала ее.
- Ну, просто великолепно, - сказала Марджори. - Я так за Вас рада.
В конце длинного проезда, внизу по шоссе М4, она должна была высадить Наполеона у его дома. Но улица была забита борцами за права животных, совмещавших сидячую демонстрацию с празднованием Нового Года. Делать было нечего, - и Марджори отвезла его к себе.
Она решила уступить ему свою постель и самой устроиться на софе; но он потряс головой, давая понять, что ему вообще не нужен сон. Он провел ночь, разбирая бесконечное множество ее книг, - к утру пол оказался устлан ими. Он приготовил ей чашку горячего кофе, и сидел на краю постели, наблюдая, как она его пьет.
*
В январе протестующие переключили свое внимание на лаборатории. Когда они подорвали два начиненных взрывчаткой автомобиля, правительство озадачилось, а стоит ли Наполеон таких проблем?
Один за другим исследовательские центры по всему миру вынуждены были прекращать свою деятельность по физическому восстановлению Наполеона и ему подобных. Настало время сказать: пусть в природе все идет своим чередом. В Университете это восприняли тяжело. У него еще оставалось полтора года до истечения срока контракта. Послышались недовольные голоса: он-де собирается взять слишком длительный отпуск по болезни. «Технически он же вообще мертв»,- подавала голос в его защиту Марджори из своего угла на кафедре.
Декан подметил ее особое отношение к Императору и попросил ее проследить за тем, чтобы тот находился в надлежащем состоянии. Одна часть ее была счастлива получить возможность подольше общаться с ним; другая – испугалась ответственности.
Она торжественно ввела его в спортзал, попыталась придать его телу приличную физическую форму. Но к началу лета, без операций по искусственной регенерации тканей, разложение его стало бросаться в глаза. Его новые органы портились заметно быстрей, чем те части тела, что в свое время были забальзамированы. Марджори освободила Наполеона от занятий с тяжестями после того, как два его пальца остались на грифе штанги.
Доктор заключил, что стрессы усиливают разложение Наполеона, - и Марджори повела его на занятия йогой. Он научился делать вид, что глубоко вдыхает и выдыхает. Он освоил крик «Й-а!» и царапанье воздуха по-кошачьи. Казалось, все это расслабляло его: когда инструктор сказал, что у него внутри разрастается «дерево», он не спорил, - он зевнул. Марджори видела, как его рот раскрывается шире и шире, в то время как его совершенные зубы оставались сомкнутыми. Когда его нижняя челюсть открылась до предела, она затаила дыхание, испугавшись, что все его зубные протезы просыплются на пол.
*
К июню он потерял желание сохранять единство духа и тела. Он ночевал в ее кабинете. Он носил мешковатые шорты, обнажая мертвенно-бледную плоть. А она так желала верить в него.
В конце семестра он переехал к ней; ему нужен был кто-нибудь, кто ухаживал бы за ним. По вечерам, когда она должна была писать труды по истории, она позволяла ему класть голову ей на колени. Когда он лежал, то не казался таким маленьким. Когда жалюзи были опущены, его кожа не казалась такой мертвой. Его внутренние полости были так же чисты, как двести лет назад. Но вот его новый нос начинал тлеть, и даже студенты стали жаловаться на запах в аудитории.
Он передал ей листок бумаги, на котором было написано: «Мне не хватает страсти, Марджори. Я не чувствую более ярость желания».
Она погладила то, что осталось от его волос. Она точно знала, что он имел в виду.
*"Auld Lang Syne" - поэма на шотландском языке, написанная Робертом Бернсом в 1788г. и переложенная на мотив традиционной шотландской песни, чаще всего исполняемая в канун Нового Года под полуночный бой часов.
Примечание: более подробно познакомиться с автором новеллы, а также купить сборник ее произведений в любом формате вы сможете, зайдя по адресу http://www.mariadonovan.co.uk/