Добротный пятистенный дом, в котором жил Тимофей с семьёй, располагался на краю села, на берегу небольшой мелководной речки. Дом был огорожен невысоким красивым забором, выкрашенным в голубой цвет. Ухоженный участок, засаженный луком, чесноком и другими овощами, говорил о том, что хозяева не жалеют сил и времени на поддержание своего благосостояния.
Гостей встретил большой цепной пёс, который поднял такой лай, будто Дмитрий с председателем сельсовета уже перелезли через забор.
На крыльцо вышел сам Тимофей в светлой холщёвой рубахе, подпоясанной кушаком.
- Чем обязан, гости дорогие? – заулыбался Тимофей.
- Здорово живешь, Тимофей. Нужно нашего гостя на ночлег пристроить. Не возьмёшь к себе?
- Если добрый гость, так почему не взять. Пожалуйте в дом.
Он придержал пса и приоткрыл калитку.
- Это Дмитрий Семёнович – уполномоченный из района. Занимается землеустройством. Задержится у нас на недельку.
- Так, не жалко. Одному человеку всегда место найдётся. Да ещё такому высокому гостю.
- Вот и договорились, - обрадовался председатель. – Тогда я его у тебя и оставлю.
Председатель ушёл, а Дмитрий с Тимофеем зашли в дом.
- Располагайся, мил человек, - заискивающе произнёс Тимофей, - сейчас будем ужинать. Марфа, - позвал он жену, - собери-ка нам на стол.
Марфа засуетилась, и на столе появились горячие щи, помидоры, огурцы и другие закуски. Тимофей достал красивую литровую бутылку с самогоном.
- Со знакомством. Не возражаете?
- Может, не стоит?
- Обижаешь, Семёныч. Не часто у нас такие гости бывают.
Марфа с детьми ушли в другую комнату, чтобы не мешать мужикам, и Тимофей налил в рюмки самогона.
- Казённую водку мы здесь не пьем. Не привыкли. Да и самогончик наш, пожалуй, получше водки будет. Очищенный и на чём надо настоянный. Попробуешь, Семёныч, водки больше не захочешь. Будешь ко мне за самогоном приезжать.
Довольная улыбка расплылась на лице Тимофея.
- Вот ты скажи мне, мил человек, зачем нужны эти колхозы, - начал разговор Тимофей после первой стопки.
- Колхозы нужны, чтобы лучше управлять сельским хозяйством, чтобы планировать урожай, чтобы было, на что строить дома, дороги, культурные учреждения.
- Дома мы сами себе построим, - не согласился Тимофей, - дороги тоже сделаем, если прижмёт. Лишь бы не мешали. А культура. Да, когда ей заниматься, если работаешь от зари до зари. Культура для бездельников.
- А без культуры как народ воспитывать?
- А что его воспитывать? Вот, возьми, мои дети. Работают, как и мы, и в культуре не хуже остальных. Самогон не пьют, матом не ругаются, на кулачные бои не ходят. Им некогда, они делом занимаются. Тысячу лет на селе так жили и жили неплохо. А бездельнику что ни дай – всё прогуляет, пропьет. Человек по труду должен жить.
- Смотри, Тимофей: вас, крепких хозяев во всём сельсовете – десяток. А остальные – нищета.
- Пусть придут ко мне, поработают. Заплачу. Может чему-то и научатся.
- Раз придут, два придут, третий раз договорятся и придут с рогатиной или с вилами. И снова бунт, и снова революция. И так – без конца. А в колхозе все будут работать поровну и получать часть урожая, чтобы и себя и семью прокормить. А разбогатеют колхозы, начнут излишки зерна продавать, и деньги появятся. И глядишь, все при деле, все равны, и жизнь станет интересной. И про рогатину не вспомнят.
- Красиво, Семёныч, говоришь. Только лентяй и в колхозе останется лентяем, и ни какой коврижкой его работать не заставишь.
- А вот затем и культура. Воспитывать людей будем. Всем миром. Стыдно будет хуже других работать.
- Не знаю, не знаю, покачал головой Тимофей, - только наши предки не дураки были, и Россия-матушка процветала. А бедноте волю дали – вишь, что получилось. Как бы опять не вышло то же самое.
Разговор затянулся. За выпивкой время прошло незаметно.
- Ладно, - сказал в конце Тимофей, - время позднее, пора на боковую. Завтра рано вставать. Только, Семёныч, не убедил ты меня, хотя говорил вроде всё правильно.
Легли спать, и Дмитрий всё снова и снова прокручивал в голове разговор с Тимофеем. Он не хитрил. Он говорил так, как понимал сельскую жизнь. И во многом можно было с ним согласиться.