Глава 20.
И вновь, только я подошла к почте, меня пронзила эта ужасная боль. На этот раз еще хуже, чем час назад. Боль была во всем теле. Мне пришлось опереться о стену, иначе я бы упала.
Я согнулась пополам, как будто от этого будет легче. Холодный пот выступил на висках. О нет, это невыносимая боль!
Через пару минут я собралась с силами и подошла к стойке. Для меня было два письма.
Одно от родителей, другое от Инги. С трудом шла я по Ортштрассе. Только бы дойти до отеля!
Тяжелые лыжные ботинки казались свинцовыми. Каждый шаг давался с трудом. От боли я едва могла думать. После обеда, во время катания на лыжах на Кирхбергенвизен произошел первый случай. Я оперлась на палки, все поплыло перед глазами. Боль шла с правой стороны живота. Когда подошел Томас, я могла уже двигаться. Но потом боль отступила. Томас уехал кататься, а я пошла на почту. И снова это ужасный приступ боли.
Кое-как добравшись до отеля, я рухнула в кресло в холле. Сначала я почти не видела ничего вокруг. Потом стало лучше, и я спросила пробегавшего служащего, не видел ли он господина фон Бляйн, на что он мне ответил, что господин играет в шахматы.Он поинтересовался, должен ли его позвать. Я сказала, что нет. Оставшись наедине со своей болью, я стала читать письмо от мамы.
Она заботливо интересовалась, отапливаемая ли у меня комната, не мерзну ли я, и положила в конверт пару шиллингов. Ведь я сказала маме, что еду кататься на лыжах в горы со своей школьной подругой. Мы снимем комнату, это дешевле, чем пансион. Я сказала ей, что получила новогоднее вознаграждение от магазина, поэтому могу поехать отдыхать. Так как я не могу дать точный адрес, сказала я родителям, то попросила их писать мне. До востребования. Мама, любимая, заботливая мама.
Мне нужно бы лечь, подумала я. У меня большая комната с мягким ковром, на кровати теплое одеяло из золотистого шелка. Рядом с моей комнатой находится сияющая ванная комната. Мраморный столик для умывания и широкая ванна. В стакане на полочке стоят две щетки. Красная щетка моя, зеленая принадлежит Томасу. Его апартаменты связаны с моей ванной. Мама, дорогая мама! Ну конечно, в моей комнате есть центральное отопление!
Ведь мы живем в Грандотеле, один день здесь стоит как неделя у нас дома.
На миг мне захотелось попасть домой. Мама даст мне грелку, боль пройдет. Она всегда знает, как надо лечить. Может быть, я простудилась? Сверлящая боль с правой стороны не проходила. Нужно выпить горячий чай, может, все пройдет.
Я попросила пробегавшего официанта принести мне чай. Но когда чай стоял передо мной, я не могла его пить. Может быть, я отравилась? Я закрыла глаза и облокотилась на подушку кресла. Чувствуешь себя такой одинокой, когда ты больна.
Сколько времени? В семь часов мне нужно быть в салоне. Необходимо покрасить ресницы, уложить волосы. Срочно нужно сделать массаж лица, я выгляжу неважно.
Со сжатыми зубами я попыталась подняться и не смогла. Совсем без сил, я опять упала в кресло. О Боже, эта боль!!!
Но я не могу, такая как есть, пойти вечером с Томасом в ресторан! Мои брови потеряли свой красивый темный цвет. Только в обед меня осенило, что они стали похожи на мои настоящие брови. Локоны тоже почти развились. Томас привык к тому, что я хорошо выгляжу. Но у меня было чувство, что я не дойду до лифта. Мама, мне так плохо!
Если бы, по крайней мере, пришел Томас и отвел меня в мою комнату...
Не знаю, сколько времени я провела в кресле. Но тут передо мной встал Томас.
-Беби, пора одеваться к ужину!
Ведь мы были в богатом отеле, и я должна была надеть вечернее платье, а Томас-смокинг.
-Да, пойдем,- еле выговорила я и, вставая, оперлась на него.
-Ты себя нехорошо чувствуешь?-спросил он.
-Спасибо, Томас, я думаю, пройдет! Что-то нехорошо с желудком.-ответила я.
Томас вспомнил все, что мы ели сегодня. При слове «куриные фрикадельки» мне стало совсем плохо.
В своей комнате я сразу же легла в кровать. Я лежала, как мертвая. Томас вошел в вечернем костюме и удивился, что я еще не готова.
Я не отважилась попросить Томаса ужинать одного. Ведь он так любит танцевать!
Да и за столом он скучает, когда сидит один, и ему не с кем обмениваться шуточками по поводу соседей. Я встала. Боль лишь слегка осталась где-то справа живота. Я стояла перед зеркалом в красивом платье, ( Томас подарил мне на Новый Год целый чемодан платьев, которые мама никогда не видела). Боль была не сильной.
Дрожащей рукой я немного подкрасила губы. Положила на щеки слишком много румян, но мне все было безразлично, такой слабой я была.
За ужином я ничего не могла есть и только сидела, согнувшись.
-Это точно отравление,- сказал Томас.
Я кивнула, хотя точно знала, что это не отравление.
-Ты должна выпить коньяк,- предложил Томас.
При одной мысли об этом мне стало совсем плохо. Я сжала под столом руки. Мне казалось, что время ужина не закончится никогда. То, что происходило вокруг, меня не интересовало. Я видела, что Томас улыбается юной девушке за соседним столиком, которая сидела между своими родителями. Девушка покраснела, но ответила на его взгляд. Мне все это было безразлично. Только бы я смогла встать из-за стола.
Кофе Томас обычно пил в маленьком баре. Я сопровождала его. Вдруг меня осенила ужасная мысль, что мне прямо здесь станет плохо, и я не смогу дойти до двери. Но эту мысль прервал Томас.
-Ты не хотела бы потанцевать?- Спросил Томас.
Но так как я только вымученно улыбнулась и ничего не сказала, он рассердился.
-Не делай такое страдающее лицо! Тебе это не идет, ты становишься совсем некрасивой!- воскликнул он.
Я хотела сказать ему, что просто не успела сходить в салон, но не ответила ничего. Я была совершенно измучена.
-Томас, там сидит молодая девушка со своими родителями. Может быть, ты пригласишь ее на танец?- отважилась предложить я.
-Какая молодая девушка,- сделал удивленное лицо Томас.
-Та, что сидела рядом с нами в зале. Мне она тоже нравиться! Ты же любишь танцевать!- сказала я.
А я посижу здесь одна…
-Может быть, я приглашу ее и родителей посидеть за нашим столиком,- пробормотал Томас.
-Ты можешь выдать меня за свою кузину, или тетю, или бабушку,- пыталась пошутить я.
Я хорошо знала своего Томаса. Но улыбка у меня не получилась, так как произошел новый приступ боли.
Томас танцевал с юной девушкой. Они танцевали молча, и ее волосы лежали на его щеке.
Я с удовольствием присела бы за столик к ее родителям. У матери девушки было такое доброе лицо. Я могла бы спросить ее, положить ли мне на живот грелку, а может, принять аспирин. Ведь она же мама, мне стало бы лучше, если бы я с ней поговорила.
Танец закончился. Томас подвел девушку к столику, и что-то спросил у ее родителей.
Все сразу посмотрели на меня. Я ошиблась, у матери девушки было совсем недоброе лицо.
Томас вернулся один.
Я сидела, совершенно согнувшись, не было сил разогнуть спину. Если бы меня сейчас здесь не было, я знаю, кто была бы его следующей возлюбленной. Наконец, я попросила Томаса отвести меня в комнату.
-Я больше не могу,- стонала я.
До двери я дошла хорошо, но в лифте почти потеряла сознание. Томасу пришлось почти нести меня до комнаты. Я сразу легла в постель и приняла таблетку от головной боли, единственное из лекарств, что было у меня с собой.
Около пяти утра произошел такой сильный приступ, что я думала, что умру.
Наконец, пришел заспанный портье. Я выглядела несколько странно. Лежала на маленьком диване, в теплой пижаме, поверх этого моя лыжная куртка, а сверху еще и пальто. Портье стоял и смотрел на меня.
-У меня такая сильная боль,- простонала я.
Тут появилась заспанная горничная и посмотрела на меня.
-Что произошло? -спросила она.
-Дама, кажется, заболела,- объяснил ей портье.
-Но почему же Вы не в постели?- Спросила горничная, качая головой.
-Я думала, что мне поможет, если я буду ходить по комнате, но не смогла. А потом у меня появилась температура, поэтому я так укуталась. -сказала я.
- Извините за беспокойство, но у меня такая ужасная боль, я наверно, умру.-добавила я.
Тут я начала беспомощно плакать.
Все переглянулись. Портье с невинным видом пошел в ванную комнату.
Сейчас он позовет Томаса, подумала я.
Через пару минут появился заспанный Томас с испуганным лицом, в пестром халате.
Он не мог до конца открыть глаза.
Несмотря на боль, я улыбнулась ему.
-Ах, Томас, дорогой! Тебя разбудили.- извиняющим голосов прошептала я.
Томас сел ко мне на диван. Я схватила его за руку. Горничная исчезла и через пару минут появилась с толстым господином в сером халате и золотом пенсне.
-Кто этот господин?- спросила я Томаса.
-Это врач из отеля, он посмотрит тебя и поможет!-ответил он.
Тут мы остались с врачом вдвоем. Он осмотрел меня, потом они с Томасом перенесли меня на постель. Я слышала, что врач срочно послал кого-то звонить по телефону. Я схватила Томаса за руку и больше не отпускала ее.
Тут пришел еще один господин в пальто, на воротнике снег. Явно моложе толстого врача и у него было такое открытое загорелое лицо.
-Молодой господин должен немного подождать в соседней комнате,- проговорил он с приятным тирольским акцентом.
Я сразу почувствовала доверие к нему и отпустила руку Томаса. Он наклонился ко мне и совсем легко провел по телу рукой.
-Где болит?
-О, везде, -простонала я.
Потом я узнала, что симпатичный господин был хирург и руководил небольшой клиникой в санатории.
-Везде? Но это ужасно, -улыбнулся он.
-А тут?-спросил он.
-Не особенно больно.- ответила я.
-А здесь?
И он нашел такое место, где, казалось, нож воткнули в меня. И этот нож еще поворачивали.
-Случай совершенно ясный.
Он повернулся к толстому врачу, и что-то сказал ему на латыни.
-У Вас аппендицит, дорогая моя!
-Но ведь у многих людей аппендицит, и ничего страшного,- сказала я.
-Он бывает разным. В вашем случае лучше всего поехать в наш санаторий и удалить этот ужасный аппендицит. Поняли меня?
-Меня нужно оперировать?- с ужасом посмотрела я на него.
Его лицо стало серьезным. Он опять заговорил на тирольском диалекте.
-Сейчас Вам сделают укол, боль сразу пройдет.
Он достал инструменты из своего портфеля.
-Мне еще не делали укол, это больно!
Но тут последовал укол иглы, оказалось, не так уж и больно.
Оба врача разговаривали с Томасом в соседней комнате.
Сейчас он выдаст меня за свою тетушку, подумала я.
-Но разве не лучше доставить ее в клинику в Инсбруке?- Спросил Томас.
Дальше я почти ничего не расслышала, кроме слов «нельзя терять время».
Я почувствовала себя усталой, натянула одеяло на плечи и заснула. Мне казалось, что я проспала несколько часов. Но Томас, который одетый сидел на краю моей кровати, сказал, что прошел только час. Горела маленькая лампочка на столике, в окне светился серый утренний свет.
-Где твой чемодан? Нужно взять с собой пару вещей,- сказал Томас.
Ах да, сейчас мы поедем в санаторий, нельзя терять время.
Томас ходил туда и сюда, собирая мои вещи.
-Не забудь положить мою красивую голубую шелковую рубашку,- попросила его я.
Мама разрешает нам, когда мы болеем, надевать самое красивое белье.
-Я благодарю тебя, Томми, ты так добр ко мне,- прошептала я.
-Это моя обязанность, Беби,- такой он дал ответ.
Только его обязанность. Против этого трудно что-либо возразить.
Он подошел к моей кровати и сделал «серьезное лицо». Когда он о чем-нибудь задумывается, то морщит лоб. Это я называю его «серьезное лицо».
-Беби, я должен сообщить об операции твоим родственникам?- спросил он.
-Нет, Томас! Во первых, я не хочу их пугать. Во вторых...- Тут я замолчала.
-Твои родные не знают, что ты здесь со мной. Но если приедет мама, я могу не показываться ей на глаза!
-Нет, это не годиться, Томас! Они узнают, что я живу в Грандотеле, узнают, что с тобой. Они узнают вообще все.
Я глубоко вздохнула. Томас стал очень нервным.
-Черт! До чего же вышла глупая история! -воскликнул он.
Я кивнула. Тут пришел новый приступ боли. Действительно, до чего глупая история вышла!
-Ну, тогда я никого не буду извещать, и мы поедем в санаторий,- решил он и позвонил горничной.
-Ты должна одеться, мы поедем на санях,- объяснил он мне.
У меня была к нему одна просьба, но я никак не могла решиться ее произнести.
Бессмысленно, думала я про себя, это бессмысленно.
Горничная пришла и помогла мне одеться. Потом Томас принес большую шубу.
Я в ней утонула и выглядела очень смешно.
-Пожалуйста, принесите зеркало,- попросила я у горничной.
Я посмотрела и увидела серое лицо. Губы были бледными, рот снова казался слишком большим. У ресниц светлые концы, брови почти бесцветные. Еще вчера я должна была сходить в салон. Теперь я такая, как есть, то есть совсем некрасивая. Но Томас все же добр ко мне. Он сказал, что это только его обязанность. Боль была сильнее меня, и большое заблуждение прошло.
Но я все еще не выразила свое горячее желание.
Когда мы ехали в санаторий через спящее местечко, а здесь люди до полудня катаются на лыжах, потом танцуют, а потом долго спят, у меня начало сильно стучать сердце. Я почувствовала, что сейчас единственная возможность высказать Томасу мою просьбу. Когда мы приедем в санаторий, он не сможет меня как следует выслушать.
-Томми, ты должен все же известить кое-кого,- сказала я.
-И кого же, Беби?- Спросил Томас.
-Пошли телеграмму Клаудио Паульсу.
Томас сделал удивленное лицо.
-Ты это серьезно? К чему это?
-Я хотела бы, чтобы он знал, что со мной произошло! Томми, пошли, пожалуйста, телеграмму! Я очень этого хочу.-Просила я.
Томас покачал головой.
-Ну и что из этого выйдет? В лучшем случае, Паульс пришлет тебе цветов.
Наконец, показался санаторий. Три больших освещенных окна на последнем этаже, это, конечно, операционная. От ворот по снегу шел след по саду. Вдоль дороги стояли красивые заснеженные ели. Настоящие новогодние ели!
-Но ты исполнишь мою просьбу, не правда ли?- спросила я.
-Конечно, если ты этого хочешь, Беби,- ответил Томас тоном, которым обычно разговаривают с маленьким заболевшим ребенком.
На ближайшей церкви зазвучали часы. Я снова стала бояться. Два человека вынули меня из саней и отнесли в дом. Солнце как раз взошло, мир казался таким прекрасным!
Все еще будет хорошо, подумала я. Пришел симпатичный доктор, он был в белом халате.
-Вы пунктуальная молодая дама, это прекрасно!
Я ответила ему трясущимися губами:
-Но ведь, господин доктор, нельзя терять время!
Подошла медсестра, и меня переложили на переносную кровать. У медсестры было доброе, приветливое лицо.
Она была монахиня. Я всегда боялась монахинь, только не ее. Может быть, это оттого, что я так хотела жить и не понимала женщин, которые добровольно отказались от всего во имя любви к Богу. У сестры были чудесные руки, она совсем не причинила мне боли.
-Томас пойдет со мной, господин доктор! Томми, не оставляй меня одну!- Почти плакала я.
Доктор взял мою руку и освободил руку Томаса.
-Ваш дорогой Томас пойдет сейчас завтракать. А когда он позавтракает, Вы уже будете лежать в мягкой постели, и он будет сидеть рядом с Вами.
Томас с самым серьезным лицом отошел в сторону. Но я успела сказать ему.
-Томми, не можешь ты сразу после завтрака пойти на почту и телеграфировать?
Мою кровать подняли в широком лифте. От страха я была сама не своя. Они доставили меня в светлый зал и положили на стол. Я посмотрела на доктора и его ассистента в белых халатах. Здесь были еще медсестры с весьма равнодушными лицами. Но почему они не должны быть равнодушными... Ведь это их профессия, оперировать людей.
Потом мне закрепили руки.
Томас сказал, что Паульс вышлет в лучшем случае пару цветов.
А я подумала, что хотя бы пару цветов от Клау.
-Глубоко дышать и громко считать!-сказал врач.
Один, два, три, четыре. Я глубоко дышала и слышала, что считаю. Мне давали наркоз.
Но они не должны начать, я еще в сознании. Надо считать, думала я.
Восемь, девять, десять.
Мой голос звучал издалека, совершенно чужой голос.
Десять, одиннадцать, двенадцать.
Перед глазами пошли зеленые круги, блестящие точки. Но считать дальше!
Тринадцать, четырнадцать. Голос звучал очень тихо, они не услышат. Но я больше не могла дышать. Падаю, я падаю в черную шахту.
Двадцать, двадцать один.
Я упала во тьму.