Занесло нас с мужем как-то в небольшой поселок на северо-западе Крыма, недалеко от Тарханкута. Поселочек понравился изумительно чистым морем (что редкость, согласитесь!), умеренными ценами, обилием экскурсий, причем туда, куда мы еще не добирались в своих странствиях, прекрасными местами для дайвинга. А еще - раскопками древнегреческого города у самой кромки моря. Калос Лимен - Прекрасная гавань – так назывался древний греческий торговый город, где когда-то вовсю кипела жизнь: причаливали суда с белоснежными парусами, выгружались заморские товары, сновало множество людей, слышался разноязыкий говор. Ну а теперь – остатки стен укреплений и жилищ, по которым бродили скучающие отдыхающие. Мы тоже послонялись, перелезая через древнюю кладку, безуспешно пытаясь представить, что здесь было в те далекие времена.
Вот тогда-то я и увидела тот камень. Довольно большой прямоугольник, стоящий на подобии фундамента, или, скорее, - на небольшом постаменте. Я положила на него руку – разогретая знойным южным солнцем, потрескавшаяся поверхность, но удивило меня другое – странное чувство, которое буквально заставило сжаться сердце, смутное ощущение не то страха, не то узнавания чего-то, как - будто я уже была здесь (когда? как? – не знаю).
И теперь каждое утро, приходя на пляж, я, как бы совершая обязательный ритуал, шла к этому камню. Обходила его, гладила, но больше всего мне хотелось залезть на него и лечь. Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение, что я должна сделать именно так? Человек я не суеверный, в меру религиозна, мистику люблю только читать, в переселение душ не верю. Но уж так случилось, что с тех пор я потеряла покой, проклятый камень, как магнитом притягивал меня, и я поняла, что пока не сделаю того, что мне предназначено, не смогу обрести утраченное душевное равновесие, но днем, на глазах у досужей публики, ни за что не решусь.
Ночью не спалось, казалось, после дня плавания в море, прогулок, должна бы спать, как убитая, но вот незадача – верчусь с боку на бок, сна ни в глазу: то ли яркая луна, что льет голубой призрачный свет сквозь тюлевую занавеску открытой двери, виновата, то ли мысли одолевают. И, словно повинуясь лунному свету и неясному зову моря, тихо встала, набросила пляжный балахон – и помчалась к древнему городищу. Страх пробегал по потной спине холодным ветерком, при свете невероятно огромной луны дорога серебрилась и стелилась под ногами, казалось, – это бегу вовсе не я, а кто-то, за кем я наблюдаю со стороны. Запыхалась и дальше пошла уже шагом, страх отпустил, я точно знала, что мне нужно делать. А вот и камень, и четкие тени стен; с трудом вскарабкалась на него и легла, сложив руки на груди, закрыла глаза. И все разом померкло, тишина, как морская волна, накрыла меня…
Из тьмы и безмолвия вначале смутно, а потом все яснее, громче и ближе доносилось пение на незнакомом языке, завораживающее своим странным ритмом. Я открыла глаза и оказалась лежащей на том же камне (только теперь до меня дошло, что это жертвенник), вокруг уже не было моря и лунного света. Помещение небольшое и людей в нем немного, это они пели, тихо скользя вокруг жертвенника в своих длинных одеждах, отбрасывая причудливые тени на грубую каменную кладку стен в свете чадящих факелов. Ритм песнопений все убыстрялся, и вместе с ним на меня накатывала волна страха, но настоящий ужас охватил меня, когда я увидела над собой занесенный широкий нож, на котором зловеще играли багряные отблески. Я попыталась закричать – из горла вырвалось не то мычание, не то блеяние, - и я с паническим ужасом поняла, что я вовсе не человек, а какое-то животное, я даже не смогла понять, какое, да к тому же и связанное. Я стала отчаянно биться и пытаться порвать путы, дернулась – и упала, больно ударившись головой о камень... Так же светила огромная луна и слышался шум волн, - я стремглав бросилась прочь.
Утром, проснувшись, я подумала: какой странный и страшный сон мне приснился, но резкая боль и огромная шишка на голове повергли в шок. Явь, Сон или Наваждение? Что же это!?
Так и не могу сказать точно до сих пор, что же со мной произошло, но к камню я после той ночи потеряла всякий интерес.