Дождинки в окна тихо застучали, и свет погас в безлюдии ночном. От пристани «Удачливый» отчалил, буксируя нагруженный паром. Его надстройка старостью скрипела, и корпус охал тихо на волнах, а девушка испуганно смотрела, как берег растворялся метрах в ста.
Река неистово в порогах закипала, и в самый раз на дно бы сигануть, но цепкий взгляд какого-то нахала успел её за платье потянуть. Успел…, и платье - тихо затрещало. Он носом в грудь, а катер в рыхлый берег. И вновь она по-детски запищала, а он сказал:
- Простите меня, Вера.
«Простите» - прозвучало откровенно, с таким обыденным понятием и шиком, что ей никто, казалось, во Вселенной не говорил так нежно и открыто.
- Вы знаете?.. а я вас не припомню, хотя два раза приезжала на каникулы.
И что-то в памяти мелькнуло чуть знакомое.
- Ах, Борька, милый! – вдруг она воскликнула.
И всё кругом поплыло в карусели. Он взял её на руки и понёс, потом на лавочку у пристани присели, и каждый стал размазывать свой нос.
- Ах, Борька, Борька, ты ли это, ты ли?
Она рукой притронулась к виску, где был рассыпан слой дорожной пыли. И сердце вновь усилило свой стук.
- Чечня?
- Возможно, - дёрнул он плечами.
- Таких дорог пройти пришлось немало, когда гроза не грезилась ночами, а вещмешок служил нам покрывалом. Я был солдат, каких там было много. И все мы были радостны тому, что спим в грязи, девчонок не потрогав, и любим жидкую от снега полутьму.
Да ты всё видела, наверно, в «новостях», о том, как били наши парни наших, как танки гарцевали на костях, без времени, за что не знаю, павших. Ах, Верочка! Не знали мы войны. Я был всего лишь уличный вояка, какой-то жалкой, детской старины, когда, подравшись, прятался и плакал.
Какой наивный был. Какой я был смешной. Я знал, что Родина подумает за нас. И вот я вырос, выучен войной, и с белой проседью отправлен прозапас. Но, Верочка, я верил в нашу мощь. Я верил, что Москва пригнёт чеченцев. А были: стыд, предательство и ложь, и сотни тысяч злых переселенцев.
Бог с ними, я тебя нашёл. Ты замужем? – спросил не сознавая, и пальцами ласкал сыпучий шёлк её волос, под мерный стук трамвая.
- Я – нет, но ты мне был как брат.
- А хочешь, мужем буду? – и осёкся. Душа воскликнула: Ну, я ж не виноват! - И первый раз, любя её, отрёкся. Лицо его, как в стужу, почернело. Хрусталь солёный падал со щеки,
и волосы, окрашиваясь мелом, неслись порогами бушующей реки. Он съёжился, и грубо оттолкнулся. Она не знала, что произошло, а видела лишь миг его конвульсий и никогда неизлечимый шок.
Это произведение можно послушать на: www.realmusic.ru/songs/1327540