Муся догадалась о том, что стала взрослой и ей пора замуж, когда на нее стали заглядываться молодые жеребцы на дискотеках.
Вообще-то, на нее всегда обращали внимание. Например, еще в школе, в первом классе, в нее безнадежно влюбился отличник-кротенок, плохо видящий мелкий индивид из бедной семьи. Муся беззастенчиво списывала у него домашние задания, а потом высмеивала с подружками — сороками и выдрами. Глупых куриц и болонок, а также робких косуль, Муся не любила и отношений с ними не поддерживала. Помимо кротенка, мужской пол в классе был представлен в основном грызунами — кроликами, хомячками, бобрами, имелось также несколько ослов и прочих жвачных парнокопытных. Муся просто физически не могла ни в кого влюбиться. Не в кого было. Не в верблюда же, в конце концов! Мало того, что урод, да еще высокомерия два горба!.. В старшем классе, правда, учился симпатичный бычок, но и он выглядел несколько туповато. Да и семейка у него не ахти, — уголовники одни. Наследственность может сказаться.
После школы Муся, разумеется, поступила в институт, но и тут не нашлось личностей, достойных ее шикарной шубки и ленивых зеленых глаз. Несколько тоскливых дятлов, мулы, ишаки, индюки, пингвины даже, но разве кто-нибудь из них может содержать семью?
Однажды Мусе довелось познакомиться с настоящим иностранцем. Холеный опоссум под охраной двух горилл прибыл в их учебное заведение для обмена опытом. Он заметил красивую кошечку и пожелал, чтобы переводила ему именно она. Муся владела языком, и сначала просто мурлыкала, обращаясь к иностранцу. Но вечером, после ужина в интимной обстановке гостиничного номера (гориллы остались за дверью), Муся устроила небольшой международный скандал, оцарапав посланника. Она выяснила, что он такой же грызун, как и все.
Декан, пожилой лев с густой гривой и царственной осанкой, не стал сотрясать воздух рыком, и вошел в положение.
— Американцу этому мы другую переводчицу дадим, крысу Альбину. А ты возвращайся к учебе.
Декан сыграл роль доброго отца-батюшки, хотя смотрел на ее ножки совсем не по-отечески. Но в ресторан приглашать не стал, побоялся отказа. Деканское чувство собственного достоинства не могло страдать, он бы не пережил.
И правильно сделал, что не пригласил. Мусе и львы не нравились, даже молодые львята, вся эта золотая молодежь. Расслабленные, наглые, все им легко достается, у них мощные лапы, светлые головы и они избалованы жизнью. Им не понять каково это — трястись над единственной приличной шубкой, которую запросто могут снять, когда поздно возвращаешься домой. Львята по подворотням не шарахаются, они даже, наверное, не знают, что это такое. А к Мусе как-то пристал один пьяный козел, тряс бороденкой, мекал что-то неразборчиво, еле избавилась.
А еще ведь есть орлы, горцы, еще издали, как завидят, начинают клювами щелкать, крылья распускать, взглядами прожигать:
— Дэвюшка! Вах!
Конечно, от их жгучих глаз и горбоносых профилей что-то екает в груди, но страшно с ними связываться — все же птицы. Сегодня здесь, а завтра улетели.
Сватался к Мусе и сосед, бешеный боров, полный дикий мужчина из породы «на дороге не стой» с визгливым голосом. Он в милиции работал, и вообще Мусе не нравился.
Тем более Муся в те дни влюбилась нежданно-негаданно. В кота. Ух, красивый Васька был!.. Ласковый, нежный. Но бабник!.. Не выдержала Муся того, что от него всегда чужими кошками пахнет, и бросила его. А Васька и не расстроился. Ушел своей гуляющей походкой, подмигнув на прощанье и слегка хвостом дернув, мол, «еще встретимся».
Потосковала Муся, потосковала по своему Ваське, да и вышла замуж. За Шарика. С детства его знала, в одном дворе жили. Конечно, простоват, конечно, грубоват, невоспитан, необразован, грязнуля и голос слишком громкий. Ест, чавкая, торопится всегда, как будто отберут, глотает жадно, Мусю аж перекашивает.
Сама Муся эстет и гурман. Каждый кусочек понюхает несколько раз, осмотрит, опять понюхает, примерится, чтобы куснуть, но вместо этого вдруг снова понюхает и только потом, наконец, откусит малюсенькую крошечку, чтобы полчаса ее пережевывать деликатно. А Шарик совсем другой, — накидается до отрыжки и счастлив. Но зато трудяга, надежный очень, верный. Заботливый, защитит всегда, утешит, если кто обидит.
Муся его воспитывает понемногу, дрессирует, чтобы можно было с ним в обществе показываться, и вроде даже что-то получается. Уже лапу подает, когда Муся из троллейбуса вылезает. И тапочки приносит, когда Муся домой возвращается.
Вообще, с ним хорошо. Тепло, спокойно. Муся любила дожидаться Шарика вечером с работы и кормить его борщом. Пусть он некрасиво ест, зато с каким аппетитом. Мусю умиляла его неискушенность, его искренность.
«Хотя кто его знает, что будет, — думает Муся, созерцая Шарика сквозь прищур изумрудных глаз, — если он вдруг встретит какую-нибудь кривоногую таксу. Своя же кровь. С ней ему проще, без формальностей можно общаться. Так что придется его все же держать на коротком поводке», — решает Муся и вздыхает.
Подруги не понимают, что она в Шарике нашла — не богатый, не здоровый, как носорог, и вообще, слишком простецкий. А Муся и сама не знает. Наверное, это все же любовь.