Овидий

Константин Рыжов
В оппозиции к официальному литературному классицизму, представителями которого были Вергилий (http://www.proza.ru/2011/02/17/333) и Гораций (http://www.proza.ru/2011/12/21/410), стояло другое поэтическое направление, культивировавшее любовную элегию. Своего наивысшего расцвета этот жанр достиг в произведениях  их младшего современника Публия Овидия Назона.

Овидий родился в марте  43 г. до Р.Х. в городе Сульмоне и принадлежал  к старинному всадническому роду. Отец готовил Публия к адвокатской карьере и еще ребенком отправил его в Рим обучаться красноречию. Поступив на государственную службу, будущий поэт успел пройти только самые низшие должности. Вскоре он забросил дела.  Светские развлечения и литература  привлекали его гораздо больше, чем перспектива попасть в сенат.

Свое литературное призвание Овидий почувствовал и осознал очень рано. В одной из своих поздних элегий он подробно и с большим остроумием рассказывает о своих первых поэтических опытах. Несмотря на возражения отца, не одобрявшего склонности сына к литературе и считавшего подобного рода занятия пустым делом, Овидий с юных лет всецело отдался поэзии. Известность пришла к нему почти сразу же. Природный талант, удивительная легкость и изящество языка, наблюдательность и юмор – все это доставило стихам Овидия большую популярность. Он дебютировал любовными элегиями, из которых впоследствии были составлены три книги «Любовных стихотворений». Внешне он идет здесь по стопам своих предшественников – греческих и римских элегических поэтов, но фактически разрушает все условности этого жанра. Идеализированная любовь элегии огрубляется, становится предметом иронической игры. Овидий даже не претендует на изображение  серьезного и глубокого чувства, он только «шутливый певец любовной неги». Все это, однако, ни в коей мере не отражается на поэтическом мастерстве. Изобретательность в вариациях, остроумие, тонкость психологических наблюдений, живые зарисовки быта – таковы несомненные достоинства «Любовных стихотворений». К этому надо прибавить исключительную легкость и гладкость стиха, в которых Овидий не знает  себе равных среди римских поэтов.

                Из «ЛЮБОВНЫХ ЭЛЕГИЙ» (I,5).

Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню
Поразморило меня, и на постель я прилег.
Ставня одна лишь закрыта была, другая – открыта,
Так что была полутень в комнате, словно в лесу, -
Мягкий, мерцающий свет, как в час перед самым закатом
Или когда ночь отошла, но не возник еще день.
Кстати такой полумрак для девушек скромного нрава,
В нем их опасливый стыд нужный находит приют.
Тут Корина вошла в распоясанной легкой рубашке,
По белоснежным плечам пряди спадали волос.
В спальню входила такой, по преданию, Семирамида
Или Лаида, любовь знавшая многих мужей…
Легкую ткань я сорвал, хоть тонкая мало мешала, -
Скромница из-за нее все же боролась со мной.
Только сражалась, как те, кто своей не желают победы,
Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда.
И показалась она перед взором моим обнаженной…
Мне в безупречной красе тело явилось ее.
Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался!
Как были груди полны – только б их страстно сжимать!
Как был гладок живот под ее совершенною грудью!
Стан был пышен и прям, юное крепко бедро!
Стоит ли перечислять? Все было восторга достойно.
Тело нагое ее я к своему прижимал…
Прочее знает любой… Уснули усталые вместе…
О, проходили бы так чаще полудни мои!


«Любовные элегии» имели огромный успех у римской публики. Они переписывались, распространялись, читались перед друзьями, заучивались наизусть молодыми людьми. Следующая книга Овидия «Героини» – представляла собой письма  мифологических героинь  к находившимся в разлуке с ними мужьям и возлюбленным. Исполненный с большим психологическим мастерством, этот сборник вызвал множество подражаний. Между тем Овидий завершил свою деятельность «певца любви» пародийно-дидактической поэмой «Наука любви» (1 г.). Она написана по образцу дидактических поэм широко распространенных в то время, и крайне легкомысленное содержание сочетается здесь с нарочито дидактическим тоном. «Наука любви» состоит из трех частей: о нахождении предмета любви, о том, как добиться любви и как эту любовь удержать. Впрочем, ни о каком серьезном чувстве здесь не говорится. Речь везде идет о временных связях между знатной молодежью и женщинами легкого поведения.  Советы даются в шутливой форме, и вся поэма полна рассуждений и примеров из мифологии, часто весьма непристойного свойства. В том же  шутливо-наставительном тоне составлена  поэма на противоположную тему – «Лекарство от любви» (2 г.).

В последующие годы  Овидий обратился к повествовательному жанру, в котором блестяще развернулся его недюжинный талант рассказчика. Он решил написать произведение, подобного которому еще не знали римляне, все сотканное из мифов и легенд, из картин природы и описания человеческих чувств, произведение, каждая страница, которого давала бы читателю новые впечатления, многостороннее, постоянно меняющееся и все же единое по основной теме. Так возникла  поэма  «Метаморфозы» – один из самых замечательных памятников античной литературы, произведение единственное в своем роде, как по своему сюжету, так и по мастерству изложения. Она состоит из 15 книг; в которых  собрано больше двухсот мифов, имеющих своим финалом превращение. С самого начала Овидий задумал написать не сборник сказаний (что при его таланте было бы не трудно сделать), а связное, цельное произведение, где отдельные повествования были бы нанизаны на единую нить.

Набросав план поэмы, в которой должен был отразиться весь ход времен  с изначальной поры до эпохи Августа, Овидий начал  с рассказа о первой, самой  грандиозной метаморфозе: о сотворении мира. После этого следовало описание  восстания титанов,  всемирного потопа, нового заселения земли, падения Фаэтона. Далее важнейшие эпизоды шли в условной последовательности мифологической хронологии – через поколения Кадма, Персея, Геракла, Троянской войны, Энея и Ромула. Требовалось большое искусство, чтобы создать из этого разрозненного материала целостное повествование. Овидий прибегает самым разнообразным приемам: он то располагает сказания по циклам, то  объединяет сюжетно близкие или контрастные  повествования, то, наконец,  пользуется «рамочным» методом, вводя одно повествование внутрь другого как рассказ  кого-либо из действующих лиц. Большое внимание уделялось не только самому превращению, но  и подготовляющему его рассказу. Здесь особенно ярко проявилось художественное дарование Овидия: игривая легкость воображения и искусство в передаче душевных движений. Он умело избегает однообразия и, щедро рассыпая огромное богатство красок, всегда остается живым и занимательным. С необычайной легкостью он чередует грустные и веселые картины, трогательные и ужасные, возвышенные и смешные. Миф превращается в изящную новеллу, оживленную  психологическими наблюдениями и обилием деталей.

                Пигмалион

                (Из Х книги «МЕТАМОРФОЗ»)

«…Видел их Пигмалион, как они в непотребстве влачили
Годы свои. Оскорбясь на пороки, которых природа
Женской душе в изобилье дала, холостой, одинокий
Жил он, и ложе его лишено было долго подруги.
А меж тем белоснежную он с неизменным искусством
Резал слоновую кость. И создал он образ, - подобной
Женщины свет не видал, - и свое полюбил он созданье.
Было девичье лицо у нее; совсем как живая,
Будто с места сойти она хочет, только страшится…
Диву дивится творец и пылает к подобию тела.
Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,
Тело пред ним или кость. Что это не кость, побожился б!
Деву целует и мнит, что взаимно; к ней речь обращает,
Тронет – и мнится ему, что пальцы вминаются в тело…
То он ласкает ее, то милые девушке вещи
Дарит… Он ее украшает одеждой. В каменья
Ей убирает персты, в ожерелья – длинную шею…
Все ей к лицу. Но не меньше она и нагая красива.
На покрывала кладет, что от раковин алы сидонских,
Ложа подругой ее называет, склоненную шею
Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может!
Праздник Венеры настал, справляемый всюду на Кипре.
Возле святых алтарей с золотыми крутыми рогами…
Ладан курился. И вот, на алтарь совершив приношенье,
Робко ваятель сказал: «Коль все вам доступно, о боги,
Дайте, молю мне жену, чтоб была на мою, что из кости похожа!»
На торжествах золотая сама пребывала Венера
И поняла, что таится в мольбе; и являя богини
Дружество, трижды огонь запылал и взвился языками.
В дом возвратившись, бежит он к желанному образу девы
И, над постелью склонясь, целует, - ужель потеплела?
Снова целует ее и руками касается груди, -
И под рукой умягчается кость; ее твердость пропала.
Вот поддается перстам, уступает – гиметтский на солнце
Так размягчается воск, под пальцем большим принимает
Разные формы, тогда он становится годным для дела.
Стал он и робости полн и веселья, ошибки боится…
Тело пред ним! Под перстом нажимающим жилы забились.
Тут лишь пафосский герой полноценные речи находит,
Чтобы Венере воздать благодарность. Уста прижимает
Он наконец к неподдельным устам, - и чует лобзанья
Дева, краснеет она и, подняв свои робкие очи,
Светлые к свету, зараз небеса и любовника видит…»

Одновременно с «Метаморфозами» Овидий работал над другой мифологической поэмой – «Фастами». Если первая в основном объединяла в себе греческие предания, то вторая всецело была посвящена римским. Овидий поставил перед собой задачу создать серию повествовательных элегий об истории происхождения римских праздников. В качестве нити, связующей отдельные рассказы, он избрал римский календарь. Каждая книга посвящается здесь отдельному месяцу, и мифы чередуются с реальной историей, как легендарной, так и более поздней.

Овидий уже почти закончил «Метаморфозы» и довел «Фасты» до середины, когда в конце 8 г.  Август приказал сослать его на далекую окраину империи – в город Томы на берегу Черного моря. Формальной причиной тому послужила якобы безнравственность «Науки о любви», но действительные причины опалы так и остались неизвестны. Катастрофа, постигшая Овидия, оказалась для него полной неожиданностью. В отчаянии он сжег рукопись «Метаморфоз», но поэма сохранилась благодаря копиям, имевшимся у его друзей. Отныне содержанием  поэзии Овидия становятся  жалобы на судьбу и мольбы о возвращении. В последствии поздние произведения поэта были объединены в сборник «Скорбных стихотворений» (12 г.) из пяти книг. В первой описываются впечатления поэта по пути из Рима до места изгнания. Вторая книга, законченная уже в на месте ссылки, была обращена к Августу и широкой публике. Здесь он всячески старался оправдать себя. В трех последних книгах, полных жалоб на трудности жизни в Томах, Овидий прославляет жену и верных друзей, не забывших бедного изгнанника, и просит их о заступничестве перед Августом.

Основания для жалоб были и немалые. После блестящего Рима Овидий оказался  в маленьком городке-крепости на самой отдаленной окраине римских владений. Местное население, жившее в постоянном ожидании нападения кочевников, не знало латинского языка. Нравы его были дики и суровы. Если прибавить к этому  очень холодный для жителя Италии климат, долгую и снежную зиму, и полное одиночество, станут понятны бесконечные жалобы высланного Овидия. В последующие годы Овидий постарался взять себя в руки. Он выучил язык гетов и даже написал на гетском языке панегирик Августу. Кроме того, он создал четыре книги «Понтийских посланий» (16 г.). В этих стихах уже явственно проскальзывает холодная риторика. Былой поэтический блеск угасает. В 18 г., так и не дождавшись прощения, Овидий умер.

Подобно Вергилию, Овидий во все века оставался востребованным поэтом. Его любовная лирика и его «Метаморфозы» пользовались громкой славой и во времена поздней античности и в средневековье. Еще более интерес к его творчеству возрос во времена Возрождения, когда сюжеты Овидия подверглись бесчисленным переработкам.

Античность  http://proza.ru/2010/12/19/444

Культура Древнего Рима http://proza.ru/2010/07/27/1457