Моя беспросветная жизнь, постоянное безденежье. Умирание русской нации. Оболванивание, одурачивание, ориентирование на чуждый нам запад в стиле жизни, что немыслимо тут, на исконно русской почве.За окном электрички-темень, снег на обочинах лесов, голых в это время года. Конец ноября, ночь, а я, сорокалетняя легкомысленная стихоплётка, провинциальная, задавленная тяжестью жизни мать троих детей и бабушка одного внука, бесконечно мной любимых, но нуждающихся и в материальных подарках от меня, почти нищей, добросовестно проработавшей более двадцати лет на одном и том же судостроительном заводе, едущая в столицу на российское телевидение в чрезвычайно популярную в эти дни передачу молодого всеми уже любимого тележурналиста и ведущего Валерия Майорова, трясусь в поздней электричке.
Написав письмо на РТ, я особым чутьём сразу поняла, что оно без ответа не останется, хотя господин Майоров в своих передачах не раз повторял, что к ним на передачу приходят тысячи писем и сотни зрителей ежедневно звонят им. Однако, та Высшая Сила, что ведёт каждого из нас по этой земной бренной жизни, настойчиво заставляла меня отправить это письмо в передачу Майорова, потому, что сидеть в безвестности и катастрофическои нехватке денег больше невозможно. Я даже, не удивилась телеграмме с телевидения о том, что моё письмо там заметили, так как была в этой просто уверена.
Переговорив по телефону с одной из сотрудниц этой телепередачи, я рва- дула в Москву, совершенно не боясь того, что меня там ожидает, наоборот, я жаждала показать себя на телевидении страны, чтоб обрести новых, так необходимых мне друзей и поклонников и напомнить тем, кто меня знал о своей неуёмной гиперстрастной натуре. Зная извращённый нрав своей дражайшей мамули, видящей во мне только плохие стороны, я не сказала, зачем еду в Москву, зато с моими любимыми сыновьями и дочкой, не говоря уж о многочисленных приятелях и сотрудниках, я детально обсудила цель поездки и приняла к выводу, что ничего не потеряю, съездив на Шаболовку, тем более, что дорогу они оплатят. Это немаловажно сейчас.
До Москвы я добралась совершенно без приключений и отвлечений от цели электричками во втором часу холодной ноябрьской ночи, осыпаемой снежной замятью, красиво летящей в свете многочисленных ярких фонарей. Последняя слегка запоздавшая электричка выплюнула нас, немногочисленных полуночников, не боящихся ночных поездок, в суету и шум огромного гудящего Казанского вокзала спящего города-монстра больной гниющей северной страны - Руси-медведицы, подставившей свою завшивевшую шкуру, свалявшуюся и битую молью, под холодные струи зимних ветров и леденящего белого снега.
Почувствовав лёгкий озноб в своём коротком пушистом полушубке искусст- венного меха, я пошла в тёплое чрево вокзала, где надеялась, быть может, вздремнуть до открытия метро, когда будет можно поехать к друзьям или родне.
Сев, наконец, в кресло огромного и бурлящего даже среди ночи зала ожидания, я поняла, что тут скоро не уснёшь, и вынула из большой кожаной сумки, давней подруги моих странствий, еженедельник "Мир зазеркалья", где часто читаю об аномальных явлениях в нашей жизни. Собственно, и вся моя жизнь-удивительна и аномальна, в чём я ежедневно убеждаюсь.И не ищу приключений, они сами прямо-таки гроздьями валятся на мою бедную голову, стоит мне только выйти из дома. Некрасивые и небогатые женщины моего среднего возраста уже ни на что не надеются, если они не имеют мужа или имеют его, замученного тяжестью жизни, а у меня чуть ли не каждый день какие-то яркие романы и толпы поклонников всех возрастов и обличий.Пальцев на руках не хватит перечислить мои романы, вспыхнувшие за этот зловещий сатанинский 1999 год, имеющий в себе число Дьявола, если перевернуть цифры.
В начале этого странно-страшного для России и всей Европы года, унесшего тысячи жизней от американских и НАТОвских бомбардировок, когда христиане убивали христиан, и у нас до всей Руси от войны с чеченцами и прочими оголтелыми фанатами ислама, я потеряла отца,.умершего скоропостижно от кровоизлияния в мозг через день после сватовства моей дочери, его единственной внучки, которую он обожал, как, впрочем и своих троих внуков-мальчишек. Потом мы, не отойдя ещё от этой потери, выдали Светлану замуж, а в августе встретили на этом свете нового члена нашей семьи, пришедшего на смену моему отцу, моего первого внука Максима Владимировича.
И вот год заканчивается, а я сижу в Москве средь Казанского вокзала и так и пыжусь "залезть в телевизор" по выражению незабвенного Карлсона, проказника и хитреца из детской книжки. Может, не стоит и стараться, ведь вожделенная слава местного масштаба у меня давно есть, а с ней и толпы поклонников, как и злопыхателей со сплетнями.
Рядом со мной шумно плюхается в кресла мужчина примерно моего возраста в светлом пуховике. - «Добрый вечер, мадам, вас можно?» Ого, начинается: уже кавалеры идут на знакомство!
- «Я - Александр Пушкарёв из Твери.Добираюсь до дома с места гибели сына»-. От тверича попахивает водочкой. 0, наш пьющий русский мужик! Куда от него спрячешься? На мне кроме серого полушубка, узкие чёрные джинсы от Версаче, чёрная кокетливая шляпка и чёрные же короткие сапожки со шнуровкой, подошва толстая и каблук массивный, устойчивый, удобный, хотя сами сапожки слегка пообносились и потрескались. Я поправляю немного съехавшие на нос очки и нравлюсь себе.
Мужчина не особо мне приглянулся, а он страдает словесным излиянием, рассказывая, как всю жизнь проработал инженером-химиком, потерял жену, а потом и сына, погибшего в армии, от своей неудавшейся жизни и выпивает, предлагая сейчас и мне с ним выпить. Ну вот, такого мне нежелателно. Я встаю с места, заявив, что подходит мой поезд.Покружив по вокзалу, присаживаюсь в другом месте.На часах почти два часа.Интересно, подойдут ли знакомиться тут?
И не успеваю прочесть статейку в аномальной газете, как следующий собеседник начинает изливать душу.На сей раз это жгучий брюнет с седеющими висками.Лицо кавказской национальности, так тревожащее теперь любого русского. В каждом из них мы ждём чеченца со взрывным устройством. Но этот успокаивает меня тем, что он - лезгин по имени Игорь. Он явно неравнодушен к коммунистам и сходу начинает ругать правящих ныне демократов:
- Видите, девушка, что стало с Москвой, бывшей некогда образцовым коммунистическим городом? Загадили, запоганили, бумажки и всякий мусор летают, все углы провоняли мочой. А почему, позвольте узнать? А потому, что туалеты нынче платные, вот народ и гадит за угол, как собака."
Я смотрю на огромный какой-то мясисто-красный нос лезгина, благодарю его за прочистку моих мозгов и вновь меняю своё место. Коммунист тоже мне не нужен.Ещё час пролетает над Москвой с роем снежинок.
Внизу у пригородных касс и камер хранения глазею на газеты и книги в киоске, жалея, что небогата деньгами и не могу что-нибудь подкупить для своей библиотеки и любимых чад, таких же, как и я, любителей чтения. Возле меня на перила лестницы, где сижу и я, садится живописный паренёк с раскосыми карими глазами.На нём кожаная косуха в ремнях и молниях, чёрные кожаные брюки и сапожки наподобие моих на толстой подошве. Из-под чёрной зимней бейсболки виден хвостик прямых чёрных волос. Некрасив на наш европейский взгляд, к тому же на щеках следы от прыщей. Сколько ему? На вид лет двадцать, может, и меньше того - парень не из высоких. Он напоминает мне моего приятеля Алёшку, с которым я вот уже лет десять то ли воюю, то ли дружу.
Огонь чёрных глаз незнакомца бьёт наповал, наши взгляды встречаются -Девушка, хотите пива?-спрашивает он, вытаскивая из-за пазухи непочатую бутылку.Я улыбаюсь:
-Я -не девушка, а бабушка.Мне сорок два. Уже есть внук."
-Значит, мамаша,- делает вывод парень,- Моей матери тоже сорок два. Так пиво будете?
Я беру открытую им бутылку, делаю несколько глотков, говоря, что вообще-то пиво не очень люблю, но вот в Чехии, правда, меня научили его пить, но там я пила пиво коричневое, крепкое, классное- не то, что наше. -А вы бывали в Чехии!-восхищается парень,-И как там? -Нормально,-отвечаю я, -Чехию я объехала всю. И не только там бывала. Но это не важно.
-Как это не важно?-вскидывается обладатель чёрной косухи,- Я кроме России нигде и не был. Мне интересно послушать..
Мне очень нравится это дитя, изъявивившее интерес к моим зарубежным поездкам, но, спохватившись, что мы не знакомы, я интересуюсь как его зовут.
-Владимир Викторович Михалёв,- отрекомендовывается он, а я называю себя, и, чтоб Володя поверил, вытаскиваю одну из книг своих стихов "Любовные чары". Малый сражён наповал:
- Мало того, что ездите за границы, так ещё и поэтесса! Я с ума схожу! то же мы туг сидим!? Идёмте, я отведу вас туда, где есть мягкие кресла и нет народа".
Он берёт меня, доверчивую тётку в модном прикиде, за руку и уводит в кассовый зал вокзала и выше, где некогда была почта, а теперь кафе.закрытое ночью, и зал игровых автоматов. У этого зала стоит заграждение, но Володя ведёт меня за н е г о, и вот перед нами несколько мягких кресел, куда меня и усаживают, а сам он идёт к бильярдному столу, где ударяют длинными киями по белым шарикам на зелёном сукне два игрока. Я издали наблюдаю за новым своим спутником.
Сдвинув козырёк бейсболки набок, Володя, этот молодой нахал, убеждает в чём-то пожилго седовласого дорого одетого мужчину, и я, наконец, врубаюсь в суть: уговорил-таки папашу играть на деньги. Мне интересно, и, поставив сумку в кресло, я подхожу к Володе. Он шепчет мне, что сейчас выиграет у этого дядьки и неожиданно целует меня в щеку:
-Болейте за меня, мамуля Люся!"
-Это ваша матушка?- осведомляется импозантный седовласый господину очередной раз промазывая по лузе..
-Что вы: это моя супруга, да, мам Люсь?-прикалывается, по выражению моих сыновей Вовочка, виртуозно посылая в лузу сразу два шарика, чем вызывает испарину на начинающейся лысине противника.
У Вовочки совершенно одухотворённое лицо, чувствуется, что в бильярде он - ас и "сделать"самоуверенного, не распознавшего в Вовочка Михалёве, раскосом мастере игры в бильярд, жестокого противника, -господина в дорогой дубленке и галстуке ему,"кожаному"металлисту на вид, не так трудно. Совсем скоро все шары - в лузах, партия выиграна моим новым приятелем, и побеждённый господин, отсчитав купюры, удаляется.
-Ну как? –ждет восторгов блистательный игрок в бильярд, и я не медлю с восхищениями. -Идём в кафе, - предлагает мне он, и мы поднимаемся на этаж выше.
Уютный зальчик почти пуст в три часа ночи. Володи берёт сосиски, салат, лёгкое вино "Изабелла". Совершенно обалдев, я думаю, что завела неплохого поклонника. разглядывая его.Мне интересно и тепло с этим, как и я. авантюристом. В голове у меня совеем блаженно и пусто, когда он просит меня почитать мои стихи. Приходится вновь вытаскивать свою книгу:
-Не пей моё зелье,- шептала, смеясь,
Кто выпьет, тот влюбится в деву лесную:
Я- ведьма. Но с прошлым оборвана связь:
Ты выпил. Ты-мой. Ты дарил поцелуи.
Вовочка слушает внимательно, слегка склонив голову набок, вперив в меня всю мощь своих глубоко-карих узких, но длинных умных глаз, а. выслушав, одобряет:
-Класс!- и тут же выдаёт своё:
-Я с любимой на вокзале.
Ночь. Метель и тишина.
Мы пьём пиво в тёмном зале,
Сзади-спящая страна.
Мы о жизни рассуждаем
И целуемся порой.
Я был раньше негодяем,
А теперь - почти герой.
Он сочиняет все это экспромтом, не задумываясь,-просто стряхивая слова, как пылинки з души. и я им очаровываюсь. какой талантливый мальчик, совсем не то, что можно подумать о нём поначалу, и я высказываю ему это.
- Да ну, это так, ерунда,-отвечает мне этот пацан,-я просто хорошо учился в школе, когда-то был отличником. Но всё изменилось. Я ненавижу своего отца.Этот гад с высшим образованием, преподаватель вуза, бил мою мамочку. Она, Лиза, выскочила за него замуж сразу после школы. И меня родила. Когда, мне было лет пять-семь, помню скандалы, драки. Я его ненавижу, понимаете?-
-Понимаю,-соглашаюсь я, выслушивая его исповедь.-У меня было то же самое.С отцом моих сыновей поэтому и развелись. Иначе б муж меня ухлопал. Или я его."
-Они разошлись...Лет семь мы жили чудесно с матерью.дедом и бабушкой. Меня все любили, я их всех любил. Но после смерти дедушки мамуля вышла замуж снова. У меня сейчас десятилетний брат Алёша и пятилетняя сестра Владочка. Как вам это? Я почти на двадцать лет старше сестры!
- Бывает,- успокаиваю я Володю,- Ничего плохого. Ты даже ещё не женат".
- Не женат. - соглашается он, - Отчима я тоже не долюбливаю. Он любит только своих детей, а меня будто и не была возле него. Ну, лишний я, и ладно. Закончил школу и уехал из Челнов сюда. У меня тут бабка Поля в Раменском. Вобщем, она - не родная бабушка, а одинокая сестра моей родной. которая уж умерла. Но бабка Поля-классная.У неё свой домик, сад. Я ей в саду помогаю. Вообще, мужская работа-вся на мне. А баба Поля говорит: « Не покидай меня, Володенька. я тебе всё оставлю.»
Понемногу мне становится близким этот чужой сын с нелёгкой, но обычной жизнью ненужного ребёнка. Спрашиваю его чем он занимается тут.
-Работаю я на одной частной фирме: эксдедитор и грузчик. Ездим за товаром, торгуем. А тут я познакомился о одной девушкой из Москвы. Пару раз встретились, ну и пригласила в гости. Я. как дурак. взял цветы. конфеты, шампанское. А там такие мама с папой-уставились на меня, будто сожрать хотят. Посидели-посидели, да и выставили меня среди ночи на улицу. Говорят:
"Мы, вас, иногородних, знаем.Только и норовите прописку московскую получить. Да упаси Бог! Ушёл я от них злой, на последнюю электричку опоздал, вот и сижу тут с Вами. чужой мамашей. А свою три года на видел. Так хочется посмотреть на них...
Этот чужой сын жаловался мне сейчас на жизнь. а я думала о своей дочери, живущей сейчас не так далеко от нас, но всё же в другом городе. Я покраснела, и кровь прилила к моему лицу, мне стало жарко, и я засунула в сумку свою шляпку.
-Так, куда вы сейчас?- спросил он меня, и я ответила. что, по-видимому, надо ехать к двоюродным сестрам или подругам, чтоб отоспаться, ведь вечером у меня запись на телевидении.
-Ладно,-продолжал мой собеседник,-будем пить "Изабеллу" за встречу.
Он налил нам снова по стаканчику, мы снова чокнулись и выпили. Спать мне уже совсем не хотелось. Мягкое тепло вина веселило меня, и я принялась рассказывать Володе о том, что, несмотря на то, что я не блещу особой красотой, у меня масса поклонников, но зачастую бесполезных и бестолковых, а он слушал меня внимательно, вперив свои чёрные очи в мои тоже слегка раскосые, но серо-синие холодные глаза. А я продолжала рассказывать Вовочке о там, что молодых поклонников у меня навалом, даже его возраста, а вот пожилых и состоятельных нет, я не в их вкусе,-лезут молодые и бедные, полагая, что у меня, такой большей знаменитости в нашем городке, куча денег, раз езжу за границы. Но какие тут деньги. если я - простая рабочая на развалившемся заводе и вдобавок бывший муж бегает от алиментов, а парни мои уж выше меня ростом, их прокормить - и то проблема, а надо ещё одевать прилично, ведь в школу ходят.
К Москве подступало утро, и первые электрички уже ринулись по своим привычным маршрутам. Мы допили вино, доели свои салаты. Володя с сожалением глядел на большие электронные часы на стене, которые показывали нам время расставания.
-Вот и просидели всю ночь, - подвела я итог. Метро сейчас начнёт работу. Поеду я, пожалуй, к подруге Тане спать, иначе на ТВ ничего не соображу, ещё и осрамлюсь перед Майоровым."
Вовочка попросил мою авторучку и записал мне свой адрес, а потом по его просьбе я начеркала ему свой, и этот клочок бумаги он спрятал в грудной карман - ближе к сердцу" по его словам. Он заметно погрустнел и, наконец, протянул:
-Мам Люсь, вы меня тоже"обломали", да?
-Слушай, малыш, - я сдвинула. брови,-Я тебе в мамки гожусь, что за дурацкие мысли у тебя? Что значит "обломала", если я всю ночь с тобой говорила?!
- Но у вас есть молодые поклонники, сами говорили,-упорствовал Володя,-Я предлагаю вам встретиться после записи на Шаболовке.
-Когда? После записи мне обещали гостиницу...-сопротивлялась я
-Завтра утром, часов в одиннадцать,- невозмутимо предлагал черноглазый парень, - Я отпрошусь на работе, а вы можете позже домой ехать. Ну давайте встретимся, ведь мне так хочется узнать о съёмках, но главное - побыть с вами."
Он умолял меня, глядя своими тёмными глазами прямо в мою измученную душу, и я чувствовала, как в ней зреет и разворачивается навстречу ему что-то тёплое и приятное, оно ударяет в мой мозг, делая меня безалаберной и шаловливой.
- И где же мы встретимся? -спросила я, дурачась.
-Здесь. Буду ждать вас с одиннадцати до двенадцати дня. Идёт?
-О Кей,-ударяю я ему по руке, надевая свою шляпку с серебряно-чёрным шарфиком по тулье.
-Ну, куда вы? До метро ещё полчаса,-почти стонет он, но всё-таки встаёт. Мы выходим из тишины уютного кафе на гулкий гам просыпающегося вокзала. Мне жарко, я хочу на воздух.
Темно - красное московское небо закрыто тучами. Отходим туда, где нет людей, где можно постоять, обнявшись. Вовочка держит меня в охапку, и, найдя под шляпкой мои губы, целует меня, а я, сняв очки и закрыв глаза, балдею в приятной истоме от его губ и языка. От него пахнет каким-то терпким мужским одеколоном и жевательной резинкой "Стиморол". Он обнимает меня под шубой, говоря:
-Какая вы стройненькая, аккуратненькая, никакого жира по бокам и на животе, - От этого мне становится смешно:
-Вовочка, ты только с толстухами путался? Я никогда не страдала полнотой, впрочем, не была и плоской.
Мы снова целуемся, и он умоляет меня обязательно, непременно быть завтра. Я уже чувствую, что он меня хочет, и он, расстегнув куртку, кладёт мою руку к себе на сердце, и я чувствую его сердцебиение. Боже, что я снова делаю?
Мало мне было дома грехов с Павликом, Лёшей, Димой и Максом его возраста, грехов, которые уже никак не отмолить, как и мои частые гадания на картах, так я вновь, закрыв глаза, падаю в омут этих греховных страстей к пареньку, годящемуся мне в сыновья. Нет, хватит: бежать от него!
Я срываюсь от Вовочки, лихорадочно влетаю в толпу людей на эскалаторе, а потом - в подошедшую электричку, опоминаясь только тогда, когда соображаю, что еду не по тому маршруту. Что со мной? Уж не влюбилась ли я в этого парня, странного и близкого мне по духу? Но не.думать об этом, всё-после, сейчас надо добраться до Аннушки и бухнуться на диван где-нибудь в глубине и тишине её квартиры.
Она встречает меня без удивления, получив моё письмо о том, что я собираюсь на Шаболовку. За долгие годы нашей дружбы эта маленькая художница привыкла к разным моим выходкам и визитам. Я ничего не рассказываю ей о Вовочке - просто, чтоб не было лишних вопросов, говорю, что просидела ночь на вокзале и сильнейше хочу спать. Мой верный друг предлагает мне свою тахту в дальней маленькой комнате, которую она называет кельей, где книги по искусству и поэзия, а также картины хозяйки и её друзей занимают всё пространство, на стене, перпендикулярной окну, рукой Ани нарисовано окно с горным пейзажем за ним, и до того это поражает своей натуральностью, что войдя в её "келью, упираешься глазами в окно и замираешь, сообразив, что оно не настоящее. Вот под этим окном на мягкой низкой тахте я падаю в глубокий сон до двух часов дня, когда хозяйка меня и будит по моей просьбе.
Я выспалась, можно поговорить на её уютной кухоньке, оформленой её же руками, за бодрящим крепким кофе. Но о Володе я не решаюсь говорить, весь акцент разговора делая на предстоящее посещение мной телестудии.
До Шаболовки я добираюсь где-то за час до уговоренного с редактором Снежаной времени думаю, что только замёрзну, прыгая возле проходной телестудии, где меня без пропуска и билета, разумеется, не впустят.
Сажусь я прямо в метро на скамеечку там, где поменьше народу. Подъезжающие электрички выплёскивают потоки пассажиров, а я, вынув блокнот и ручку, пытаюсь писать стихи у себя на коленях, и. увлекшись, не замечаю откуда ко мне подошёл живописный старикан, похожий на известного по фильму цыгана Будулая - такой же бородатый и длинноволосый, с большими карими глазами. Дед аккуратно присаживается возле и осведомляется:
-Мадам, вы не стихи ли пишете так отстранённо?
- Да, - кратко отвечаю я, спешно заканчивая свою мысль. -Позвольте представиться: христианский поэт Геннадий Баклаков.- Я отвечаю, что живу в маленьком др городке, называя себя и вытаскивая свою книжку "Любовные чары".
-Подарите? -спрашивает цыганистый дед, листая её.
-Извините, пока пробный экземпляр,-возражаю я
-Жаль, почитал бы,- сожалеет старик и тут же предлагает послушать его стихи о христианстве и Христе. Я внимаю, соображая, что вновь влипла не в своё дело.
-Иисус Христос - наш свет во мгле,- заводится Бакланов и шпарит таким манером с полчаса, не давая мне вставить и слово. Кроме прописных истин и занудства я ничего в его стихах не ощущаю. Наконец, чтоб отвязаться от надоевшего мне моралиста, прощаюсь, хваля его и выбираюсь наверх, на заснеженную морозную Шаболовку.
Уже стемнело, и зажглись многочисленные фонари на улицах, торговые центры возле метро мигают зелёно-голубыми рекламами, зазывающими войти внутрь за стеклянные витрины, на которых лежат связки бананов, ананасы, красные сочные яблоки. Народ снует туда-сюда, а прямо перед метро- за проезжей частью с небольшим потоком автомашин, ворота российской телестудии телевидения с чернеющими в светлом московском небе ажурными конструкциями, освещёнными сейчас, в тёмное время суток, красными огоньками.
У ворот стоят два дюжих ОМОНовца с автоматами, проверяющие пропуска. По мою сторону топчется обычный на вид очкарик среднего возраста. Почуяв своего, подхожу к нему:
-Простите, вы не к Майорову?
-Верно, - отвечает он, но не успеваю я ему сказать, что тоже приехала на неё. Как с той стороны ворот мужчину окликают:
-Вы Макаров? Пойдёмте!- тот уходит с позвавшим его мужчиной.Ко мне должна подойти дама. Интересно, какая? Через проходную выходят изнутри две в длинных шубках-настояшие леди с виду- и садятся в стоящую неподалёку иномарку. Мне почему-то кажется, что Снежана, говорившая со мной по телефону, не такая. Она должна быть скорее.как я: смесь спортивного стиля и хиппи. И действительн, к воротам подбегает белокурая девушка в куртке нараспашку и затёртых джинсах —это и есть Снежана.
Как во сне я иду за ней в студию, приходя в себя только у гардероба. На лице у Снежаны - густые веснушки, красотой она не блещет, но мила и симпатична - как раз в моём вкусе.
-Вы подходите, Людмила, то, что надо. Так, вы давно приехали? Почему не позвонили? -опрашивает она.
Я объясняю, где была и что делала. Снежана ведёт меня в столовую и, взяв мне порцию пельменей и чай с лимоном, просит немного, подождать её. В столовой о чём-то щебечет стайка девчат, отрешённо пьёт кофе известный диктор теленовостей, ещё какая-то публика. Чудесно! Я - на Шаболовке, мечта сбылась.
Выхожу из столовой в вестибюль, где встречаю давешнего знакомого Макарова. Подходя, спрашиваю его имя. Оказывается, зовут его Александром Ивановичем. Он сообщает. что сейчас поведут к гримёрам, и вскоре нас действительно туда приглашают. Я оказываюсь в уютном кресле перед зеркалом, а вокруг меня всё, как в обычной парикмахерской. Милейшая Тамара Ильинична мягкими движениями работает над моим лицом, и от этого мне совершенно приятно. Ещё с юных лет я балдела, когда мои подруги подкрашивали мне глаза и губы. Тут то же самое, остаётся только мурлыкать, как кошке, когда её гладят ласковые руки. Мне подвивают и волосы, делая меня совсем уж хорошенькой, и я весьма-весьма нравлюсь себе в зеркале.
Господин Макаров уже прохаживается в вестибюле, а из большого съёмочного зала вываливается шумная толпа-записывали какую-то другую передачу с массой зрителей, а теперь ставят декорации для нашей. Ко мне вновь подходит Снежана, начиная меня инструктировать. Я должна "завести" публику в зале и произвести впечатление этакой "супергёрл" из провинции, перед которой падают вое мужчины в округе, ведь у меня до моих 42 лет было 200 мужчин. Но я соображаю совсем другое: эта передача по Российскому телевидению должна вытащить меня из моей нищеты, где моя ежедневная пища состоит из чёрного хлеба с кипятком, заваренным на травах из леса или моего сад а. Мне нужно продвинуться, как писателю от своих мелких районных газетёнок к гонорарам побольше, чем десять рублей за стихотворение. Я настроила себя именно на это, а не на поиск мужа. Однако, Снежана пытается внушить мне, что я должна быть просто секс-бомбой, и я вынуждена скоропалительно конструировать из себя нечто среднее между сутью и сценическим образом.
Я делаю своей собеседнице комплимент, что она -как раз в моем духе, одетая в класснозатёртые джинсы и клёвый бесформенный свитер. Я тоже так одеваюсь в повседневной жизни, а сейчас мои джинсы совсем новые.
Пока устанавливают декорации и собираются зрители в студии. я успеваю переговорить и с господином Макаровым в массивных очках. У него своя жизненная позиция, чем он и делится со мной, заметив, что я похожа на его супругу-мою тёзку-такая же сильная личность. Неужели, на мне написано. Что я - сильная?
- Когда тридцатидвухлетний Александр Пушкин женился на восемнадцатилетней Натали, он думал, что будет управлять женой,-заводится Сан Иваныч, - да не тут-то было. В сказке о рыбаке и рыбке он выводит свою молодую красавицу-жену в образе жадной старухи. Натали оказалась настоящей мегерой.В конце концов она и вогнала великого поэта во гроб."
Ого да тут вон что! Опять нападки на Натали! Не желая обидеть собеседника, киваю ему, корча на лице подобие улыбки. Скорей бы на место вели, что ли.
Наконец, нас просят проходить в студию. Мощное сияние софитов пригвождает к полу, и я пробираюсь за свой первый стол под взглядами многочисленных зрителей, а на столиках наших лежат ароматные фрукты, особенно хороша большая шишка ананаса- возле метро, наверно, брали.
Режиссёр Игорь-в строгом костюме и очках- с полчаса учит нас правильно апплодировать, прося меня хлопать не над коленями, а держа руки над столом, чтоб вся страна видела. Игорь сообщает нам, что мы до-о-лго будем тут находиться: запись продлится часа четыре, с дублями и сбоями, чтоб промелькнуть на экране за сорок пять минут, мы, мол, тут не раз ещё устанем и вспотеем.
Входят тик называемые эксперты: известный молодой певец Александр Маршал, киноактриса Ирина Шевчук и какой-то известный критик по имени Виктор. Певец и актриса очень похожи-оба белокурые, голубоглазые, как брат и сестра. Они довольно далеко от меня. За соседним от меня столиком одиноко сидит молодая приятная блондинка в строгом костюме, а далее-вместе господин Макаров и юная особа в тёмных очках, примечательно. что все мы-герои этой передачи – в очках.
Наконец, входит блистательный Майоров в своём всегдашнем белом костюме и начинает сыпать шутки-прибаутки. Зал заливается аплодисментами. Тут я узнаю и тему: «Красивая и крутая», от чего чуть не падаю под стол.Это я, не имеющая нескольких зубов, красивая? Это я - крутая без денег, связей, престижной работы? Вот уж будет смеху у нас в городе, где все, наверное, знают, что я мою кабинеты начальства на своём заводе. Но что делать? Значит, такова моя сила духа, раз моё письмо произвело именно такое впечатление на редактора. Майоров представляет меня и садится за мой столик, обворожительно улыбаясь мне, непроходимой деревне в его глазах. Полезем со своим свиным рылом в калашный ряд….Майоров что-то наворачивает о том, что я -современная женщина-вамп, прямо-таки на ходу завораживаю мужчин. Держа в руке моё толстенное письмо, он задаёт мне вопрос напрямую: "Людмила Борисовна, а правда, что у вас было двести любовников?"
Ну, а что я сделаю, если 200, даже двести шесть на сегодня? Собравшись духом, я начинаю выкручиваться, говоря, что я за свою жизнь написала 20 тысяч стихов, и после подсчёта, скольким представителям сильного пола они посвящены, эта цифра и появилась. У меня было два неудачных брака, которые с треском разлетелись. Я рассказываю всему залу, а может и всему миру об отце своих сыновей-тёзке ведущего-, которому дети совершенно не нужны. Он подло бросил их совсем маленькими, а теперь бегает от алиментов. Майорову, по-моему, мой рассказ не очень нравится. Он и ко мне-то не испытывает симпатии - ждал, небось, томную красавицу, а явилась то ли молодая баба Яга, то ли вторая Джунна Давиташвили, я чувствую, что Майоров презирает всех провинциалов. Какими яркими мы не будь, всё равно не столичные жители, а, стало быть, не годимся им и в подмётки.
Майоров спрашивает меня и о моих занятиях магией, а я рассказываю о том, что моя комната увешана пучками магических трав, их запахи плавают по пространству моего жилища, сообщая ему таинственность и неповторимость, а на полках стоят книги по магии, астрологии, хиромантии, и вся моя обстановка при свечах выглядит, как избушка бабы Яги в современном варианте. Даже свою последнюю книгу стихов на сегодня я назвала "Любовные ча-ры". Я выпрашиваю у ведущего разрешения прочитать хоть одно из моих стихов, ведь одно дело -хвалиться стихами, а другое дело дать возможность их слушать.
Но он, видимо, совсем не любит их и обрывает меня на середине стиха к моему неудовольствию. А зал уже гудит и возится, заведясь, и готовясь забросать меня вопросами. Я рассматриваю зрителей и выхватываю взглядом из их волнующейся массы лицо темноволосого юноши с пронзительными глазами. Он тоже рвётся задать мне вопрос, но микрофон уже осаждают другие. Я слышу женский голос из глубины:
- Вот нам представили вас, как красивую и крутую, но где это?
Я не разбираю деталей её лица, но на голове её блестят волосы пепельно-розового цвета, хотя она не относится к молодёжи, а, скорее, пожилая. Что и ждать от подобной особи? Будто я себя увидела красавицей? Это Майоров и К так меня увидели в моём письме. Но я говорю, что не собираюсь как-то заноситься. Нет, мне важна душа собеседника, изначально я люблю всех и каждого, даже её. Хотела бы всем людям нравиться, сражая не сексуальностью, а привлекая большим умом и доброй чистой душой.
Люди задают вопросы о детях, особенно о дочери, мол, не желаете ли и ей тьмы поклонников. Боже, упаси! Да если б из всех моих кавалеров был хоть один достойный и благородный, я бы другого и не желала. Увы и увы! Наш мужчина сейчас слаб и инфантилен, не дамы ищут сильное плечо, а так называемые мужики и рыцари прячутся за дамские спины. А дочка моя - года нет, как за - мужем, хорошо бы навсегда в любви да совете.
Наконец, вопросы ко мне заканчиваются, и Майоров отходит от меня к соседнему столику, где сидит "новая русская"Юля, которая с полгода назад выступила уже в этой передаче, рассказав свою мечту: найти чистого душой парня, не любящего деньги. Сейчас богатая Юля получила 10 тысяч писем от мужчин, предлагающих ей себя. Мешок с письмами вывалили на пол. у ног богачки. Боже, как стыдно! Молодые русские мужики продавали себя этой бизнесменше. Интересно, сколько бы было писем, если б она была только симпатичной, но бедной? Я просто уверена, что писем было раз в десять меньше.
Майоров, закончив с Юлией, переходит к знакомому мне Макарову е его Пушкинианой, и студия веселится, определив сего господина, как затюканного собственной женой, то есть обычного нашего мужика. Все подустали, забегали курить и в туалет, ведущий всё чаще путался в тексте рекламы, забывая слова. Я отхлопала все ладоши, ёрзая на высоком белом стуле. Миловидная Катя из Ростова-на-Дону, сбежавшая от родителей к жениху-иноверцу против родительской воли, уже не вызвала бурю эмоций, как и вышедшая вслед за ней девушка-киллер. Она появилась в маске с противоположной нашим столикам стороны в так называемой кухне. Майоров порой ухитрялся приводить на свою передачу натуральных рецидивистов. Впрочем, их лиц никто не видел за непроницаемыми масками, вполне возможно просто артисты играли какие-нибудь модные роли киллеров, насильников, грабителей банков. Как оказалось, эта вышедшая малышка-киллер только учится убивать, и изрядно подуставший зритель, собрав последние силы, попытался пообщаться с киллершей, как один, отговаривая её бросить это занятие.
Что бы там не говорили о нас, русских людях, мы, всё-таки, добрые, человеколюбивые, сострадательные к людям, но никто не смог переубедить эту девушку, решившую отстреливать негодяев, - видно, крепко её кто-то обидел в жизни.
На часах шёл уже одиннадцатый час ночи, и надо было закругляться. Утомлённые нашими исповедями знаменитости-эксперты пожелали нам с Юлей встретить своих принцев, всем - успехов, а к нам уже спешили девушки с подарками от спонсоров передачи: баночки с маслом и кетчупом, пакеты с пельменями и выпечкой. Мне, как и всем участникам, вручили три пакета. На одной из прошлых передач какому-то улыбчивому ненцу или чукче, весьма довольному своей нынешней жизнью, вручили настоящий большой телевизор, и я подумала, что моя дражайшая мамуля непременно уколет меня тем, что мне-то телевизор не дали. Но моя задача - не получить на халяву "ящик", а привлечь внимание именно к своей персоне: найти спонсоров. возможно, издателей, а попутно и друзей, поклонников. Ещё и напомнить о себе тем, кто когда-то меня знал, что я жива и здорова. чтоб писали мне письма и дарили тепло своих душ.
Зрители побежали к звезде эстрады Маршалу, а ко мне подошла кучка тех, кому понравилась я: трое мужчин примерно моего возраста, тот черноглазый мальчик, что задавал мне вопрос, вероятно, с другом, и девушка лет двадцати пяти. Стрелки на часах ползли к одиннадцати, поэтому я тут же отвергла предложения мужчин поехать с ними, взяв только их телефоны, а ко мне уже подошла Снежана и повела за собой, так что моя поклонница Лена на ходу писала свой адрес и телефон и совала мне этот листочек.
Снежана поздравила меня с удачным выступлением перед телекамерами, сказав, что я совсем не пасую перед зрителями, на что я ответила., что лет с семи то пою, то танцую, то говорю на сцене и меня это совсем не смущает, а она объяснила мне путь к гостинице и вручила деньги за дорогу, подведя к директору их программы, у которого был толстый журнал, где я и расписалась.
Осыпав на прощание друг друга комплиментами и, узнав, что моя запись будет показана во всероссийском эфире только через два месяца, в новом 2000 году, мы со Снежаной расстаёмся, а меня годхватывает-таки один из моих поклонников - остатьным не хватило терпения.
Александр Григорьевич Хрунов - среднего роста и обычной незапоминающейся внешности интеллигент в коричневой дублёнке и норковой шапке, на которого бы я в толпе не обратила никакого внимания, шёл рядом со мной до ворот телестудии, где стоял его кофейный "Жигулёнок" девятой модели, такая же, какая лет пятнадцать бегает у моего двоюродного брата.
Я чувствовала себя смертельно уставшей, хотелось скорее броситься в постель и отойти от яркого, просверлившего мне весь мозг, света в телестудии. Как только телевизионщики выдерживают это ежедневно. Мой поклонник настойчиво просил уделить ему хоть немного внимания.
-Простите, назовите мне дату вашего рождения,-прошу я, пытаясь войти в его суть, сообразить, кто он.
-Двенадцатого марта 1956 года, -ответил он.
-Так,- Рыбы, а я-Овен. Притяжение характеров, но разные сущности,- соображала вслух я? Нет, не могу я поехать с вами, а вдруг вы - маньяк?
- Обижаете,- воскликнул Хрунов, - Я -мастер машиностроительного завода, вот -мои паспорт, права. Какой же я- маньяк? Да вы мне нравитесь!
-А...-смутилась я,- Не обижаетесь. Но ведь сейчас столько всяких негодяев. Если вам не трудно, отвезите меня в гостиницу Останкино". Засиявший Хрунов открыл передо мной свою машину.
Девятка мягко, как нож в тёплое масло, вошла в московскую разноцветную ночь и понеслась по неведомому мне маршруту.Я совсем не вникала в незначительную болтовне своего спутника, - он меня не особо очаровал, у меня в городе есть два приятеля Рыбы: 28- летний Валерик и 40 летний Виктор – такие же болтуны, когда им надо, так что пусть чешет языком.
Рассекая своей «девяткой» заснеженный проспект Мира, словоохотливый Александр, потерявший всякую надежду затащить измученную меня к себе домой, доставил-таки меня на место - к гостинице у подножия огромной спицы- телебашни. Он помог мне устроиться, умоляя позвонить ему завтра утром или написать потом, но не теряться во времени и пространстве.
В гостиничном номере первым делом я забралась в тёплую ванну, в которой блаженствовало моё усталое тело, но главное: постепенно затухали и софиты в моем утомленном незнакомой перегрузкой мозгу.
Когда я, основательно отоспавшись, выходила утром из гостиницы, во мне уже горел лёгкий жар притяжения к Вовочке Михалёву, и никому другому я звонить не собиралась. Моя душевная рана от неудачных встреч с Виктором из нашего цеха постепенно затягивалась, и я готова была ринуться в новую любовь. Вот только где её взять? Сынок Вовочка для серьёзного чувства явно не годится. А зачем, интересно, я ему? Я нисколько бы не удивилась, если бы он не приехал, однако, моя обострённая интуиция подсказывала мне, что жду я его не зря.
Возле меня присел на скамейку темноусый мужчина в рыжей лисьей шапке. Он так и испепелял меня взглядом слегка раскосых тёмных глаз. О, Казанский вокзал, кого тут только нет! Под ложечкой у меня слегка посасывало, и я уж было полезла в пакет за плюшкой, чтоб тут и сжевать её, как мой сосед помешал мне это сделать, предлагая сходить с ним в кафе, показывая на то же самое заведение, где мы сидели ночью с Вовочкой. Подумав, что это - неплохое предложение, я предложила усатому помочь мне с сумками.
По дороге мы познакомились. Венер из Башкирии, дома нет работы, вот и подался в Москву. Сорок один, разведён, двое детей. Я пока не сообщала о себе. Венер усадил меня за столик, принёс вино ж закуски.Я не хотела выпивать, ведь вообще это редко случается, но тут я что-то разгулялась. Как бы не попавши в переделку, не каяться потом…Мы чуть-чуть выпили за знакомство, и я смотрела на блестящую лысину его, вспоминая рассуждения моего шефа Сан Ваныча о том, что все лысые - бабники. Лысина Венера напомнила мне лысину сорокалетнего Толика, который ходил ко мне с рождества до лета нынешнего года и строил из себя умного джентльмена, а на деле оказался пьяницей и ловеласом. Конечно, и этот башкир-сын степей, мне не очень нравился, я его не чувствовала.
С полчаса он что-то мне рассказывал о себе, во что я совершенно не вникала и глазела по сторонам, и, когда Венер отошёл за сигаретами, я увидела, что к моему столику подошли, просясь присесть, потому что вокруг всё было занято, седовласый статный дед и изумительно красивый темноволосый смуглолицый юноша, неся поднос о обедом. Я, молча, кивнула и не могла больше отвести глаз от парня.
Дедушка сосредоточенно принялся за еду, а юноша разглядывал меня, а я уже не могла отвернуться. Вскинув голову, я взглянула в его чёрные глаза, а он подмигнул мне. Удивляясь, я подмигнула тоже, а он, понимая, кивнул, спрашивая, не с мужем ли я здесь обедаю. Я покачала головой.
- Мы стоим в кассовом зале за билетами. Можете туда подойти?- спросил меня этот красавец с лицом, достойным кисти Рафаэля. Я опять молча кивнула, глядя ему в самую глубь прекрасных глаз. Ну, почему в свои семнадцать лет я не встречала таких красивых? Как его зовут? Кто он? Конечно, он с Востока или Азии. Точёные и привлекательные черты лица его уже не давали мне покоя. Жаль, что я - не художник.
Попрощавшись, юноша и старик ушли, а ко мне вернулся покуривший Венер и продолжил изливать мне душу, жалуясь на свои жизненные трудности. Почему-то многие жалуются мне, у меня лицо такое душевное, что ли? Венер мне даже по душе как-то не пришелся, и, поблагодарив его за угощение, я наплела ему что-то о подходящей сейчас моей электричке, чуть ли не бегом под тяжестью своих пакетов устремилась в кассовый зал, влетев туда, когда часы показывали одиннадцать.
Вовочки пока не было, но красивый восточный юноша сразу же подошёл ко мне, обворожительно улыбаясь. Неужели, я ещё представляю интерес для молодых красавцев? Желая сказать что-нибудь приятное ему, я спросила:
- Как вас зовут, молодой человек?
-.Рафаэль,- ответил тот, сражая меня, мы с дедушкой едем из Ташкента в Татарию к родным.
Я назвала себя и развела трепотню о съёмках на Шаболовке, будучи уверенной в том, что своим рассказом я заинтересую любого простого обывателя. Парень, хоть и хорош собой, но путешествует поездом, стало быть. не из богачей. Примерно через полчаса я увидела кожаную экипировку входящего в зал Михалёва.
Объяснив Рафаэлю, что я дождалась-таки своего племянника, я пошла к Вовочке, пусть не такому коасуваиу.зато больше знакомому и уже понятному. Тот, очевидно, обрадовался мне и просто сгрёб в охапку с моими пакетами, говоря, что уже не надеялся меня тут видеть.
Оглянувшись, я увидела, что Рафаэль пристально смотрит на нас. Я нащупала в кармане листок с его адресом и кивнула головой. Володя предложил мне съездить в гости к его другу. Вероятно, любая здравомыслящая дама моего возраста никуда не потащится с едва знакомым парнем, но уж больно мне хотелось рассказать новому приятелю о съёмках, и, беспрестанно это обсуждая, мы добрались до Чертаново. Володя не надел шапку, и тёмные волны волос, минуя высокие скулы, спадали ему на плечи.Именно такими и были монголо-татарские воины тринадцатого века, дерзнувшие завоевать весь мир. Вовочка мне нравился, что и говорить.
Процентов на десять я боялась, что Вовик всё-таки затащит меня в какой-нибудь воровской притон, где меня ограбят, а то и того хуже. Володя объяснил мне, что мы идём в гости в этакую коммуналку или общагу, где некий Женёк снимает одну комнату.
Высокий светловолосый Михалёвский земляк сказал, что ждёт нас и сбегал в магазин после звонка друга. В его комнате аккуратно висел на стуле милицейский мундир, и у меня окончательно отлегло от сердца. Я развеселилась и вкратце рассказала хозяину мундира о своих приключениях на Шаболовке, что показалось ему интересным. и он отметил день в календаре.
Совсем скоро, извинившись, Женя сказал, что он вынужден по делам отлучиться ненадолго. Я подумала, что это Володя его попросил заранее. И не успели шаги хозяина смолкнуть в коридоре, как Вовочка попытался меня поцеловать.
- Нет, дитя, не стоит матери путаться с сыном, -возразила я, отодвигаясь.
А в прошлый раз сама была не против. Совсем, старушка, загрешилась. Кто тащил сюда смущать парня молодого?
Мало мне в жизни приключений! Да моих приключений на двадцать жизней хватит! Нет, надо уходить. Я решительно заявила Володе, что мне нужно сделать ещё кое-какие покупки. Ему ничего не оставалось, как тащиться за мной в морозный зимний день. клонящийся к закату. По дороге я разливалась в рассуждениях:-
Вовочка, зачем я тебе? У тебя была и будет ещё тьма молодых девушек, а не дам преклонных лет. Пора мне уезжать домой к детям.
Мы зашли в универмаг, попавшийся на нашем пути, и мой спутник спросил, какие духи мне нравятся. Сообразив, что лучше не разорять парня, я ткнула пальцем в недорогие духи, и красивый флакончик не замедлил оказаться у меня в руках. Но меня привлекали искусственные волосы.
Летом я перенесла душевный кризис в связи с пьяницей Анатолием, и, как девять лет назад при разводе с отцом двух моих сыновей, когда я даже в петлю лезла от отчаяния, у меня стали сильно выпадать волосы. Сейчас я успокоилась, но мои волосы пока не погустели. Вобщем, мне просто необходим хотя бы шиньончик.
У грустноватой от отсутствия покупателей продавщицы, заблестели глаза, как у лисицы при виде жирненькой курочки, и девушка раскинула передо мной не менее десятка темно-русых кудрявых хвостиков, а я долго вертела их, прикладывая к своим волосам. Мой щедрый кавалер оплатил и эту покупку. Я объявила,. что уезжаю домой.
Видя, что. уговорить остаться он меня уже не сумеет, тихонько сожалея о том, Володя поехал со мной на Казанский вокзал, где мы буквально влетели в последнюю электричку, приходящую в Черусти одновременно с Муромским поездом. Вовик намеревался доехать со мной до Люберец и поболтать ещё с часик на волнующую его тему о поездке в Германию.
Володя буквально повис на мне, уговаривая писать ему, пока он зарабатывает баксы на поездку. Сидящий напротив нас пожилой дядька подозрительно на нас посматривал. Выпроводив своего разговорчивого кавалера на Люберецкую платформу, я хотела было успокоить себя чтением любимых мной аномальных газет и журналов, которых и на сей раз я накупила порядочно, но многорюкзачный тип напротив оживился и полюбопытствовал:
Проводили своего говоруна?
Пожав плечами, я уставилась в журнал, но дядьке, видно, было скучно. Он поинтересовался, не муж ли это был.
- Нет, но хочет им быть,- ответила я, совсем не горя желанием говорить с ним, но у дядьки, наверно, сильно чесался язык, и он продолжал цепляться ко мне:
Он вам не годится. Молодой волосатый стиляга. Вам нужен постарше, посолиднее.
Кого этот дедок имеет в виду? Себя, что ли? Только его мне и не хватало! А он всё говорил:
- Вам не до Черустей?
-Да.
Это его обрадовало, и он затараторил, что с Черустей едет далее вплоть до самой Мордовии.
Электричка остановилась, к нам подсела четвёрка парней, что, к моему счастью, отбило у болтливого дядьки охоту болтать, и до Черустей я спокойно мысленно блуждала в замысловатых дебрях парапсихологии.
Но в Черустях прилипчивый пожилой попутчик опять взгромоздил свои рюкзаки над моей головой, Хорошо, хоть в купе с нами село еще двое пассажиров: господин с саквояжем на колёсиках и парень в кожанке.
Не успела я чуть вздремнуть, как старики разругались из-за власти в нашей стране. Молодцеватый новый попутчик оказался коммунистом, более того, бывшим гебистом, а, мешочник – торгашом. Их словесная схватка разгорелась не на шутку. Гебист ругал нынешнего президента Ельцина, а торгаш его же хвалил. Хорошо, что коммунист уже подъезжал к своей Вековке. На прощанье старики помирились. Оказалось, что их обоих зовут Михаилами и они с одного года. Торгаш даже пошёл провожать своего недавнего оппонента. Когда они вышли, ко мне подвинулся парень в кожанке:
- Расшумелись деды. А вы далеко едете?
- До Мурома.
- А мне через час выходить..Давайте познакомимся, что ли!
У него были карие глаза, как и у всех, кто уже знакомился со мной в этой поездке. Ничего мне не оставалось, как рассказать и ему о записи на телевидении. Вернувшийся дядя Миша застал нас мирно беседующими и прикорнул на своём, очевидно.мягком рюкзаке.
Вскоре мой новый знакомый Володя вышел на незнакомой мне станции, записав мне свой адрес. Он сказал, что ему тридцать три года. Почему не сорок? Найдёт - напишу, вроде неплохой парень.
Наш вагон пустел по мере приближения к Мурому. Выходили многие, садились редкие пассажиры. Свет в целях экономии убавили, ехали мы теперь в полумраке. Дядя Миша, вытащив свои припасы, принялся угощать меня, попутно разглагольствуя:-
-Как же вас любят молодые: чуть отвернулся, а вы уже говорите с парнем. Не нужен вам такой старик, как я.
Я только посмеялась в ответ. Мой попутчик разговорился в интимной обстановке. Я узнала, что, Михаил Тимофеевич Торгашов родился в Мордовии, но жизнь занесла их с женой на комсомольские стройки далёкого горного Таджикистана. Там обжились, завели двоих сыновей. Хорошо работали, не считаясь со врэме нем, понемногу наживая добро. Тимофеич работал и хотел жить в своё удовольствие, но рухнула огромнейшая империя, а с ней и судьбы немалого числа жителей, особенно на окраинах бывшего Союза.
Старший сын дяди Миши удачно женился на еврейке, уехал с ней в Канаду, а там и мать соблазнили уехать за океан. Оставшиеся же Торгашовы без денег, квартир и машин еле-еле нашли приют на исторической родине у дальней родни. Правда, младший сын теперь женился.
И вот мечтает Торгашов уехать в Канаду, да не знает как. не больно учён. С женой он в разводе, ниа пишет только сыну, так что денег из-за океана ждать бестоково. Тимофеич заделался в «челноки», вот товар из Москвы везёт в свою заштатную Рузаевку. Дядя Миша подслушал мои разговоры с Володей Михалёвым о поездке в Германию и решил со мной познакомиться. Куда бы уж ему, деду, за моря- мне в мои сорок е лишним уж поздно. Пора о вечном покое думать а не искать доли в чужих странах. О Господи, до чего нас довели правители! На Запад рвутся все подряд.
Меня взяла страшная обида за Русь, свою простую и доверчивую родину, которую взялись грабить все, кому не лень: все эти доморощенные новые нефтяные и газовые короли, которые выкачивают нещадно кровушку матери-земли и меняют её на ценные бумажки.
- Опомнись, русский народ!- вопило моё сознание русской писательницы, пусть обобранной и униженной своими же начальниками, но кровной, коренной русской, чей род пошёл из приокского села Большое Окулово, уже слившегося с моим городком. Род наш уходит вглубь веков, так как только письменная история моего села уже насчитывает тысячу лет.
Убежим, бросим эту землю, забудем свои корни и родные могилы, может, и пристроимся где на Западе. Но неужели ж наши правнуки забудут русский язык и первозданную чистую белизну январского снега, терпкие пряные запахи сосновой хвои и смолы в жаркий июльский день, грибное изобилие берёзовых светлых лесов осенью и пышно цветущие по маю яблони, вишни, сливы, сирень?..
А с другой стороны, за что меня, пишущую по-русски, так наказали, заставив жить в ужасных условиях квартиры без элементарных удобств, позволяя отцу моих детей скрываться от алиментов? Дали самую ужасную работу – мыть полы в кабинетах начальников, получивших то же самое образование, что и я, но при помощи знакомств занявших «тёплые» местечки и теперь кичащихся этим передо мной. А ведь я – дочка мастера, учившего их. Они по их разумению, теперь поставили меня на место.
Но эта сволочь – совсем не наша настоящая истинная Русь. Негать правит бал сейчас, на рубеже тысячелетий, но я верю, что моё время ещё придёт, может, даже после моей смерти, как водится у нас на Руси. Я-то знаю, что Русь – это даже тот узкоглазый Владимир Михалёв, на ходу сочиняющий стихи по-русски. Если будет угодно Высшим Силам, то и этот мальчик может стать знаменитым поэтом или бардом, а вот мой начальник, грубиян и мужик, ничего кроме старости и гробовой доски больше не увидит. Он-то уже – не Русь, а отходы производства.
Поезд наш на Муром, утопающей в холодно-тягучей русской ноябрьской ночи, подъехал к живописным башенкам Муромского вокзала. Мы с дядей Мишей потащились со своей поклажей в тепло, чтоб сидеть в нём добрых четыре часа – почти всю ночь до следующей электрички. Летом я бы и пешком дошла до дома, что делала уже не раз, но зимой я на такое не решилась.
Михаил Тимофеевич бурно радовался, что сидит возле меня. Он продолжал упрашивать меня взять его с собой на Запад. Мне он казался назойливой мухой, которую легче прихлопнуть, чем терпеть. Потом он притащил пакет с виноградом. Подкупает…
Напротив нас, как-то незаметно для меня, появился довольно симпатичный мужчина примерно моих лет. Этот незнакомец в тёмной дублёнке пристально стал смотреть на меня. Держа во рту сладкие виноградины, я улыбнулась. Мужчина кивнул и уселся рядом со мной. Дядя Миша просто выпучил глаза.
Мужчина поинтересовался, не папашей ли мне приходится дядя Миша. Я ответила, что этот дядька пристал по пути и навязывается в попутчики по Германии. Он спросил, была ли за границей я, и я принялась перечислять страны, которые имела честь посетить, а потом незаметно перешла и к Шаболовке. Оказалось, что этого мужчину зовут Владимиром Борисовичем. Он с моего года рождения, а в данный момент едет в служебную командировку, добавив ещё, что разведён. Ещё я узнала, что этот Володя родился под знаком Козерога. Тогда я совсем не удивилась нашему знакомству. Я уже много лет, не снимая, ношу ожерелье из мелких чёрно-бордовых камушков.
Гранат- камень творческого горения для писателей и художников, а ещё – он камень Дев и Козерогов, потому и притягивает их ко мне. У этих прагматиков не хватает душевного огня, вот гранат и вливает его в них.
- Позвольте, зачем вам продолжать знакомство со мной? – поинтересовалась я, спросив нового знакомого, как спрашивала многих и многих, кого узнала в этой поездке, немного рисуясь и недоумевая: зачем мужчинам нужны женщины.
- Для души, исключительно, для души,- ответил он, будто уловив мои мысли. Мы поговорили о поэзии, и я, разумеется, к месту вставила свои стихи, не забыв и похвалиться своей последней книжечкой «Любовные чары». Потом слегка охрипшая вокзальная дикторша объявила ночной поезд на Казань, которым он и уехал.
Ехидный дядя Миша, не чаявший, что я ещё обращу на него внимание, съязвил, что и этот кавалер меня покинул, а он, Торгашов, тут, никуда не делся, но я, обняв свои сумки, уже проваливалась в неглубокий короткий сон, закончившийся объявлением по вокзальному радио моего поезда.
- Вы так и не дали мне свой адресок, а я б вам пригодился,- ныл дядя Миша, не теряя ещё надежду на наши последующие встречи, но я вышла в искрящийся от света вокзальных фонарей холод ноября на своей второй станции от Мурома.
Январь 2000г.