Час пик в метро. Суровые лица соотечественников внимательно следящих- не освободится ли сидячее место, для того чтобы мгновенно среагировать и занять его раньше других. В этом замкнутом пространстве почти никого не интересует, что рядом стоят те, кто действительно нуждается в отдыхе.
Например, старик с прямой, как шпала, спиной. Очевидно, он не герой войны, и не знатный целинник. Вряд ли он летал на Луну, или снимал известные кинокартины. Просто старик. На его лице глубокие морщины, и тело уже высохло от старости. Он невозмутим, несмотря на то, что у него очень сильно болит нога. Еще с тех давних лет, когда служба в армии была действительно нужна и почётна. Он стоит, поджав губы, горестно взирая на молодых и сокрушаясь, как ворчат сейчас многие старики: «В наше время такое невозможно было даже представить...»
Или женщина в черном платье с потухшим взглядом. Она еще полна сил физически, даже могла бы считаться красивой, если бы в ней была жизнь. Но её жизнь ушла в тот момент, когда умер муж. И не нашла она еще в себе силы смириться. Она ест и пьет по инерции, по привычке ездит на работу. Жить не хочется, а надо. Да и надо ли? И если надо, то зачем...? И слова поддержки, выжатые из себя коллегами по работе, на которые она вынуждена отвечать благодарностью, к концу рабочего дня лишают женщину сил начисто. И хочется сесть прямо на пол вагона, сползти, держась за поручень. Но нельзя, потому что это неприлично.
Скромная молоденькая девушка протиснулась в вагон последней перед закрытием дверей, прислонилась к дверям и стала судорожно искать что-то в сумочке. Она ещё совсем ребёнок. Но бывает в жестоком мире, что и дети болеют. У нее порог сердца. А погода, как специально, скачет - с солнца на дождь, и обратно. Девушка незаметно кладет что-то в рот. Сидящим на скамейках людям хочется думать, что она порадовала себя конфеткой, но это валидол.
Голос из динамика на потолке вагона внушает: «Граждане! Уступайте места пассажирам с детьми, беременным женщинам, инвалидам и лицам пожилого возраста».
Кто-то читает книжку, кто-то дремлет. И никто не обращает внимания на эти фоновые звуки.
Неожиданно (ведь станции в чёрном тоннеле метро всегда появляются неожиданно) в этом невесёлом спектакле появилось новое действующее лицо - пожилая женщина весьма почтенного возраста. Никто не посмел бы назвать ее старухой, хотя морщин на этом лице намного больше, чем у старика с больной ногой. Но на этом замечательном лице сияют прекрасные глаза. Два синих озерца в пустыне. И на этих озёрах не тихая гладь, а ласкающая взор волна. Внешне женщина ничем не отличается от сотен ровесниц, но её глаза излучают тепло и смотрят с нежностью и любовью. Так смотрят добрые бабушки на расшалившихся внучат.
И неловко стало сидеть молодым и здоровым…
- Присаживайтесь, пожалуйста – первой поднялась девочка-подросток с ярко накрашенными губами (уж очень ей хотелось, выходя из дома, выглядеть повзрослее).
- Спасибо, милая. Ты очень добрая.
Девчушка просияла от ласковых слов, которые, похоже, не часто ей приходилось слышать в своей жизни.
- Вот только губки твои от природы красивее, чем эта краска на них. Если не будешь краситься так ярко, то тебя заметят не только те, кто ищет броскую внешнюю оболочку, но и добрые люди, для которых важнее внутренняя красота. Ты хочешь любви. И ждешь ее. И она обязательно к тебе придет.
Бабушка присела, почти не заняв места. Улыбка добрых синих глаз снова всех согрела и почти ощутимо влила силы в замученных пленников мегаполиса. И сразу ее тёплые глаза выделили из толпы еле держащуюся на ногах больную девушку.
- Доченька моя, садись-ка рядом. Тебе помолиться бы Целителю Пантелеимону. Сердечко и успокоится…
Добрых людей на свете много. Ещё больше тех, кто понимает, что любовь к ближнему – это очень хорошее, главное в жизни чувство, но стесняется его выразить и поддаётся влиянию толпы. Если рядом окажется светлый, исполненный доброты человек, то он может породить волны любви. Наверное, об этом говорил святой Серафим Саровский: «Радость моя, стяжи мирный дух, и тысячи спасутся возле тебя!»
- Садись, отец - пробасил мужчина в старой куртке с сильными руками настоящего рабочего, уступая место старику с больной ногой, который от удивления не смог произнести ни слова, опускаясь на сиденье. В это время старик подумал, что не все так печально в этой жизни. Он стал вспоминать, как первый раз спустился в метро. И как это казалось чудом. Но ещё большим чудом оказалась радость быть рядом с любимой внучкой, которую он часто провожал через это хитросплетение движущихся лестниц, поездов и переходов.
Скорбящую женщину в чёрном усадил на свое место парнишка, совсем еще мальчик.
- Простите, задремал – не заметил, что вам плохо. Ночью вагоны разгружал. У матери скоро юбилей. А что купишь на стипендию? – разоткровенничался он с незнакомкой. И её ноги, уставшие за день, перестали гудеть. И впервые за много дней отошёл от неё образ усопшего. Болтовня студентика, приехавшего из далёкой деревни покорять большой город, оказалась для скорбной души полезнее, чем множество правильных слов, сказанных коллегами по работе. И для неё просиял лучик надежды. Женщина поняла, что жизнь не закончилась со смертью любимого. И что нужно учиться ей радоваться.
Умиротворение сошло на маленькую группу людей в отдельно взятом вагоне метро. И причина тому – добро.