Картинки варшавского детства
Любовь Казазьянц
Рассказ-быль.
Посвящается памяти Хайма Бермана, бывшему узнику Варшавского Гетто.
1. «Мамзер»
1930г. Тогда мы жили в светлой Варшаве. Там прошли мои самые счастливые и самые страшные годы детства. Я был старшим в семье. Тогда мне только исполнилось пять с половиной, но я уже чувствовал ответственность за свои поступки: так воспитали родители. В то дождливое лето я ходил учиться в «хейдер» на улицу Лешно, дом 110. Занятия проводились на первом этаже огромного шестиэтажного здания, выстроенного буквой "П",с двумя дворами и воротами – перед домом и сзади. Через дворы, мощёные булыжником, проложены канавы глубиной в полметра. Летом мы бегали босыми, берегли обувь. В тот день Ребе Абрахам отпустил нас раньше времени из-за начавшегося ливня. Дождь барабанил по крышам. Водяные потоки заполняли улицы и канавы. Я выскочил из здания и, решив пересечь двор по канаве, смело зашлёпал босыми ногами по холодной воде. Мне доставляло удовольствие бежать и брызгаться. Но вдруг, я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Меня затягивал водоворот. Через секунду я понял, что попал в открытый люк. Держась кончиками пальцев за край колодца, я начал звать на помощь. Сквозь мокрые ресницы я разглядел приближающегося Залмана. Мой дружок увидел, как я барахтаюсь и зову его, стараясь удержаться на поверхности. Но, вместо того, чтобы броситься спасать меня, сделал испуганные глаза и дал дёру. На минуту я представил, что сейчас прибежит мама (мы жили недалеко) и увидит меня в грязном неприглядном виде. Моментально решил, во что бы то ни стало выбраться из этого вонючего люка. Рассердившись на самого себя, я собрал оставшиеся силы, всем телом поддался вверх и каким-то чудом выскочил из грязной воронки. Очутившись на твёрдой земле, я взглянул на страшный водоворот, в котором только что барахтался и почувствовал гордость, что мне всё-таки удалось побороть свой страх. Ни на минуту не пришло в голову, что я мог утонуть. Наверное, эта уверенность спасла меня от верной смерти. От ветра и дождя, который усиливался, я спрятался на верхнем этаже дома. С меня стекала вода, пробирал озноб до самых костей. Голые подошвы ныли от холода. «Бросил в трудную минуту. Дружок называется», - в сердцах подумал о Залмане. Вдруг, в окно я увидел подбегающую к люку маму. Залман бежал за ней. Не увидев меня, она схватилась за голову. Её рыдания заглушал ливень. Я высунулся в окно и закричал: "Мамэ, их бин до!"( Мама, я здесь.)Увидев меня, она просияла и крикнула в ответ:"Мамзер, Кум а гэйм!" ( «Мамзер», иди домой.) Она с детства так называла меня. Страх и радость смешались в её крике, а глаза - полны слёз. Ведь она сильнее всех любила своего "мамзера".
16.09.2002г.
2. Горький вкус хлеба
В 1939г. произошла эта история, ещё до того как я попал в Варшавское гетто вместе с моими близкими.
Как-то, ранним снежным утром, в четыре часа, я пошёл за хлебом. На улице Лешно – ни одной живой души. Завернул на улицу Вронья. Дошёл до хлебного
магазина, на углу улицы Бждовской, где тянулась очередь – человек десять.
В ней стояли одни поляки, евреи боялись даже приближаться к магазину
"Злотый руг".
Внешне я был похож на немца – такой же рыжий и голубоглазый. Они принимали меня за своего, но поляки разбирались в этом лучше других.
Я мёрз в очереди до семи часов. Наконец привезли хлеб.
Тут ко мне подошла полька, лет тридцати и тихо сказала на родном языке:
«Эй, жид! Выходи из очереди, я встану на твоё место. Если не выйдешь, объявлю всем, что ты – вонючий жид».
Я ответил: «Не хочу».
Тогда она ударила меня по лицу и тотчас получила ответ - удар ногой в живот. Очутившись в канаве, она подняла вой. Тогда некоторые из очереди, словно озверев, начали бить меня кулаками и пинать. Я только успевал прикрывать лицо от ударов. А разъярённые поляки кричали: « Бей жида!»
Но на моё счастье нашлись добрые люди, которые защитили меня, купили для моей семьи две буханки горячего хлеба. Дали в руки и провожая, сказали: "Иди с богом".
По дороге домой я со слезами жевал и жадно глотал хлеб. Но плакал не от боли, а от благодарности к тем полякам, которые поняли, что и нам – евреям надо кушать. Ведь хлеб был нашей основной пищей.
Когда я принёс горячие буханки домой, родные глазам своим не поверили.
Они были счастливы и благодарили: "Спасибо, Хаим, ты – наш кормилец!"
Помню, в тот вечер мы пировали на славу.
18.11.2002г.
3. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло...»
1 сентября 1939г. началась Вторая Мировая Война. Помню как в этот памятный день бомбили Варшаву.
С первого дня оккупации усугубились наши унижения. В ноябре закрыли все
еврейские школы. На окнах домов и на витринах магазинов появились надписи «Юде». В декабре евреев заставили носить жёлтые
повязки. Появилось множество указов, унижающих человеческое достоинство евреев. Плакаты, воззвания, пропаганда в прессе были направлены против еврейского населения. Так началось гетто*.
Зима в 39-м выдалась снежная, морозная. Как-то в декабре, мы с братом Иосифом шли по улице Смоча. Там, у сарая, ребятишки примерно моего возраста разожгли костёр. Рядом грелся старый дедушка. Седая борода спускалась до пояса, видимо годов ему было за сто. Весь в сморщенный, худой сгорбленный старец стоял, опёршись на палку. Его костлявые руки тряслись, а мутные глаза прикрывали длинные седые брови.
Детишки бегали вокруг костра и покрикивали: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло...» Чтоб подержать пламя, они подбрасывали в костёр старые тряпки и всякий хлам. Мы с братом Иосиком задержались: засмотрелись на огонь, да и погреться – не грех.
Как вдруг из-за угла соседней улицы вывалились три подвыпивших фашиста.
Они шли в развалку и орали на немецком свои похотливые песенки. Один из них стал приставать к старику-еврею. Другой помоложе, сорвал с его головы дырявую ушанку и, просунув в дыры пальцы, вопил что-то на своём зверском языке.У одного из них оказался фотоаппарат. Они решили сфотографироваться с дедом.
Только тогда мы поняли, что дед – слепой.
Немцы всячески издевались над стариком, а потом заставили его раздеться на морозе. А когда старик остался в одних рваных кальсонах, дрожа от холода, жирный немец с отвисшими губами вытащил из кармана спички и стал чиркать, поднося горящую спичку к слепым глазам старика. Тот от неожиданности шарахался, а фашисты громко гоготали, потешаясь над дедом. Старика трясло от холода, тогда тип со спичками подскочил к несчастному и подпалил ему бороду с криком: "На, согрейся!"
Длинная борода и волосы деда вспыхнули и так быстро загорелись, что тот даже вскрикнуть не успел.
Дети разом смолкли и замерли от ужаса.
А фашисты пихнули Иосика под зад, один подмигнул мне и сунул в карман шоколадку.
Эти гады принимали меня за своего: с детства был рыжий и голубоглазый.
Мимоходом они по очереди пнули обгоревший труп деда, перешагнули через него, и, плюнув в его сторону, поплелись дальше как ни в чём не бывало, продолжая орать свои непотребные песенки.
Мы остались стоять у костра и переглядывались, от страха не вымолвив ни слова.
"Гори, гори ясно, чтобы не погасло" пламя ненависти к фашистам, ко всякому тотальному произволу.
*Слово "Гетто" - произошло от названия квартала в Венеции (1516г.), обнесённого высокой кирпичной стеной, где проживали мастера отлива пушек, чтоб не распространился секрет отлива пушек, которые изготавливались там же. А в средние века в Испании уже существовали гетто евреев, так же обнесённые стенами от грабителей. Евреи всегда жили общиной и так защищались от врагов.
«Решение об организации гетто было принято 16 октября 1940 года генерал-губернатором Гансом Франком. К этому моменту в гетто находилось около 440 тысяч человек (37% населения города), при этм площадь гетто составляла 4,5 % площади Варшавы».
(Примечания автора.)
15.01.2003г.
Напечатано: альманах "Хронометр" № 7, издательство Марка Котлярского, Израиль, г. Тель-Авив, альманах "Строка" г. Арад, журнал «Судьбы Холокоста» №7, 2013г. город Тель-Авив, Израиль.
Этот рассказ занял 9 место в конкурсе "Мужество и героизм" июнь 2016 г.
А также занял 7 место в конкурсе, посвящённому Дню Победы июнь 2020 г. Напечатан в альманахе "Open Eurassia" 2022 г.