Путь в.. куда

Эдмунд Эдмундов
Жан-Диего видел, чем занимался водитель. Перегородки между водительской кабиной и салоном в этом «Икарусе» не было. Водитель крутил руль одной рукой, а другой любовно поглаживал деньги и то складывал их в горизонтальные стопочки, то менял положения – укладывал в ряд на ребро, но так или иначе, продолжал гладить. Откуда были деньги – Жан-Диего не знал.
Жан-Диего решил прогуляться по автобусу. Много кто ехал здесь. Человек сидел у окна – откинувшись головой на сидение – ловил потоки теплого воздуха. Но зевал. Зевнул и Жан-Диего. Зевота эта такая вещь, увидев которую в чьем-либо исполнении, человек и сам хочет повторить это, а иногда и не хочет, но повторяет. Впрочем, может это только стереотип.
Пройдя еще глубже в салон и дальше от номинальной водительской кабины, Жан-Диего увидел парочку – этих он знал – Адам и Ева, они всем рассказывали, что познакомились у секс-шопа. Что, на взгляд Жан-Диего, было весьма символично. Они все время целовались.
Жан-Диего продолжил путь. В середине, там, где «круг поворота», стоял парень – Арнольд. Он всегда пугал Жан-Диего – все время виделось, будто у него из ушей кровь, но это были лишь наушники красного цвета. Хотя время от времени Арнольд был чрезвычайно бледен, но иногда – нет. Может и кровь. Жан-Диего считал его вампиром, поэтому весь был увешан крестами – верил. А Арнольд все время слушал музыку.
Дальше, за «кругом» сидела «странная женщина». Ее все так называли. Чего удивительного? Всем она вещала о том, что она тот человек, который переходит дорогу где угодно, не боится машин и проезжей части. А еще она внушала любому, будто за окнами автобуса у нее есть парикмахерский салон «Хоттей» - что за идиотское название? А что за идиотское предположение? Все знали – за окном автобуса нет ничего. Где было ничего не знал никто. Но если бы что-то было за окном, эти люди не ехали бы в «Икарусе» туда, куда они ехали.
По привычке те, кто спал в автобусе, крепко держали вещи и проверяли сквозь сон свои карманы – боялись краж. Им снились кости. Когда они просыпались, в салоне автобуса находили мешки с костями, они были здесь и там и лезли под ноги, будто домашние коты. Их выбрасывали из окна, ведь «Икарус» был местом, о котором не знала/не добралась/не могла догнать/забыла/»простила» смерть – никто здесь не умирал. НИКОГДА.
А о снах Жан-Диего не волновался – скоро их не будет вообще, отчего-то он это предчувствовал, будет только сон разума, рождающий чудовищ. И прошлое, рождающее разум сновидцев. А пока любой, кто ехал в автобусе мог подсмотреть сон другого. Насладиться им. Во всем есть плюсы.
Однако сны многих были невнятицей, а память – гулящей и пропадающей девкой. Скоро она совсем пропадет. Это – рудимент.
Зачем им память и сны? На последнем сидении, что у дверей, иногда появлялся он – Дьявол и состязался с ними в разных играх – стихо и песне сложении, шахматах, строении версии кто они и куда едут. Вчера обсуждали версию, что они – мертвы, позавчера – что их нет и они выдуманы, поза-позавчера, что они – последние живые в мире и мир есть только для них, ведь мир создают те, кто его населяют.
Жан-Диего считал так: весь автобус и все, кто в нем – альтер-эго, части расщепленного сознания неизвестного – человека ли, творца, человека-творца или Творца человеков….
Недалеко от дьявола сидела женщина – ее рост был 160 сантиметров и вес был такой же. Она была человек равенства. Все звали ее Равно. Равно рассказывала о любви тем, кто хотел слушать. Истории своей жизни, как утверждала Равно. Вчера она говорила о ситуации, когда ты любишь, а тебя – нет. То, что нелюбящему кажется общением, дружбой, совместно проведенным временем – не более, влюбленному кажется романом. Но влюбленный просит не называть его Романом, его зовут иначе. Их связывают касания. Ему – это часть, ЦЕЛЬ, после которой захочется большего, но сейчас – это апогей, ей – это максимум, касание – это тоже апогей, но того, что она может ему позволить. Тот, кто любил Равно сейчас вел автобус. Так вышло.
Дьявол, как выяснилось, подслушивал эту историю Равно, став невидимым, когда Равно окончила рассказ, дьявол проявился и сказал:
«ПрЭлЭстно, прЭлЭстно, тебя никак не сдует ветер – что за бредовые фразы, вроде тех, что на заборе Х. написано, а там объявление практикующих юристов». И исчез. Дьявола не поняли, но уяснили, что рассказ задел и его.
Ехал в автобусе и сумасшедший. Он был кассиром до «автобуса». Как и большая часть кассиров, он был болен – собирал юбилейные монетки. Сейчас монеток в автобусе не было и он собирал мусор. Когда к нему обращались, он неизменно отвечал: «Если вам не дали чек – роллы за счет заведения. Примечания звездочкой – чек показывайте на выходе».
Но и Жан-Диего был непрост. Все мужчины этого хотят, но только у Жан-Диего это воплотилось в жизнь. Его сын родился сразу пятилетним. От этого Жан-Диего и любил его. Может быть это случилось оттого, что жена Жан-Диего хотела ребенка с 5 лет и в садик согласилась пойти только тогда, когда ей сказали, что девочкам там выдают своих детей. Но жены и ребенка не было в автобусе.
Изредка в салон выходил водитель. За рулем тогда был дьявол. Дьявол не хотел умирать. Люди в автобусе думали, что мира за пределами не было и дьявол не уходил вовне, а просто прятался, превращался в паука или нечто подобное – все, чтобы не покинуть автобус, но сохранить лицо.
На груди водителя была футболка. «НАС  РАТЬ» - было сказано там. Но доспех ратника, видимо, оставался в кабине, вместе с дружиной и дьяволом. Некоторые женщины любили водителя только за то, что он использовал вместо бензина природный газ. Впрочем, автобус никогда не останавливался на заправку. Может и воспоминания уже начали стираться, но Жан-Диего не мог сказать, сколько они в пути. Женщины также любили водителя и за то, что его когда-то не любила Равно. Сейчас Равно любила Дьявола, а дьявол – себя. Женщина должна быть красивее мужчины – может ее красота и в жалости с состраданием? На спине футболки водителя была надпись: «Ночь, забери всех живых». Он никогда ничего не говорил и не менял футболку. Температура в автобусе была комфортной. Ни жарко, ни холодно. Про водителя рассказывали, что все его тело покрыто татуировками, что в его стране тату неповторимы и обязательны, говорили, что, когда-то друзья и сослуживцы пили с ним, что-то отмечали, нанесли ему очередное тату, а потом лишили его положения в обществе и почти убили. Но люди многое болтают. Особенно про тех, о ком ничего не знают. Равно рассказывала, что водитель такой оттого, что все его копии из параллельных миров умерли не своей смертью. Среди них были утонувшие, сгоревшие, отравившиеся и т.д. Они искали водителя по своим картам мира. Но на картах мертвых не было автобуса. Водитель, зная, что его ищут, пусть даже и с добрыми намерениями, его копии-мертвецы, перестал говорить. И он стал верить, что всю неделю идет один и тот же день. Если бы он заговорил, он узнал бы о чередовании дней вновь и мертвецы бы нашли и проникли в автобус.
Жан-Диего достал фотоаппарат. Сейчас в автобусе будут петь. Жан-Диего крал песни людей, фотографируя их в процессе пения. Благодаря ему, они вспоминали и придумывали все новые и новые песни. Все будет рОК – считал Жан-Диего. Если бы он мог быть работодателем в Европе «доавтобусных» времен, он воспользовался бы практикой корпораций и затребовал бы пароли от социальных сетей у всех, кто ехал с ним сейчас. Даже у дьявола. Но они с Богом были зарегистрированы в разных социальных сетях – говорил Дьявол. И паролей да компьютеров не было в автобусе.
Люди пели. Жан-Диего снимал и крал. Автобус ехал. «Думаешь как в рассказе» - сам себе сказал Жан-Диего.