Халтура

            

               Liubek  Shamsutdinow                London



  Халтурить –  to cut corners; Халтурить – чтобы сократить углы; moonlighting; слабое освещение улиц; shoddy work (плохая работа).
    Халтура развратила умы и переросла в огромную политическую силу, способную развалить СССР. Анатолий Иванович Лукьянов напоследок сказал, - «Погодите, еще не так плохо все было.» Виктор Цой сказал, - «Никто руками жар загребать не хотел.» и Горбачев заметил, как все ловко научились делать приписки. Римская Империя рухнула потому, что халтурный труд рабов непроизводителен. Халтура сделала то о чем Гитлер не мог даже помечтать. Я сам, как и Гитлер, достиг звания  «художник-ефрейтор» и как никто понимаю всю глубину души этого безработного халтурщика. На моем блатном жаргоне он значится как «Трёкало безмозглое, шмакадявка!» Разьве можно  даже и мне, дураку, доверить Дела Госудаственные! В моих руках всё рухнет... В пивной он пьяной публике толкал политические, бредовые идеи. Потом немцы схалтурили, избрали его канцлером. Никто из избирателей не хотел задуматься, не хотел «руками жар загребать». Получился жуткий «Третий Рейх». И её халтура пошла поехала. В конце концов Ефрейтор-Художник дохалтурился до того, что решил застрелиться. Даже в последний раз он схалтурил – застрелил невинную Еву Браун без суда и следствия. Сын кузнеца Бенито Муссолини возродил древнеримсий обычай устраивать шествие со знаком «Фаш», символизирующий – власть –топор а народ – хворост под ним. Гитлер украл его эту идею, получился «Фащизм».
     Адвокат Ульянов в России ничего нового не изобрел, использовал безбожную религию голодных, как секта «Марксизм», с молитвой «Весь мир насилья мы разрушим до основания». С такой халтурой заморочил людям головы и захватил власть. Марксизм – это искаженный вид учения «Христианство», которое описал и возродил врач Лука, поэтому начальник Ленин запретил Библию. Дорвавшись до власти трудно заметить, как ты станешь своей противположностью. Люди начнут молча сторониться и льстить, потому что ты в их глазах человек подлый, способный плюнуть в душу честного человека.
     В Президенты Киргизии мы избрали честного академика Аскара Акаева. Он с ужасом по радио заявил, что политика оказывается – это грязное дело! Лопнули его надежды на порядочную жизнь честного человека. «Пришла беда, открывайте ворота!» и «Беда приходит не в одиночку». Пришлось ему спасаться бегством от демонстрантов, его же избирателей, которые его любили. «У попа была собака, он её любил. Она съела кусок мяса, он её убил».
      Я в чине «Художник-Ефрейтор» работал в Художественном фонде Киргизской ССР. Это был, так называемый Халтур-фонд. С образованием два университета я командовал парадом всюду. Что вздумаю, то и сделаю. Я авторитет – Художник монументалист, архитектор, дизайнер, критик и член худсовета. Зарплату плачу, кому сколько захочу. Пригласили меня в МВД и дали удостоверение с правами их сотрудника, предложили выбрать себе кабинет. Стал я ходить просматривать тюрьмы, как там узники ютятся, чефирят сидят по углам. Это рабовладение времен Цезаря. Только футбол вместо «Бои гладиаторов».
      И, надобно же беде случиться! Мой директор Василий Ильич Королев с радостью ушел на пенсию. Его загрызли общественность – местком, партком, общее собрание, худсовет. Я его жалел и всегда защищал. Мне нравилось, что он бывший летчик, отчаянный парень.  Вместо него появился Окенов, экономист, начальник отдела из Госплана, блатной с большими связями. Моих парней, кого я много лет учил и тренеровал работать по моим проектам и эскизам, начал выкидывать и подменять их киргизами. Мой главный заказчик Пред Горисполкома Медеров узнал это, пальцами изобразил мне узкие глаза и сказал, «Ты мне с этими халтурщиками сюда не нужен.» Я Окенову сказал, - «Ты кончай это дело!» Он в кабинете напился и написал приказ «Уволить!» Случайно встретился мне Королев. Он говорит, - «Окенов халтурит. Чем меньше художников, меньше хлопот а зарплата его идет та же. Есть тут судья, маленький такой, Капичников. Он тебя восстановит.»
     Капичников мне сказал по-свойски, - «Что же ты, за мудак такой, с таким образованием не умеешь написать заявление, чтоб защитить себя.» Послал он меня к адвокату Шафигуллину Хасан Борисовичу. Он татарин – я татарин! Меня восстановили. Окенов испугался, сбежал. Натравил он на меня своих блатных дружков, ГАИшников. Вскоре постовой меня тормознул и лишил прав. Пришел я на Гаишный Суд. Офицер мне говорит, - «Ну ты сам посуди. С кем то ты поспорил, а я буду из-за этого козлом отпущения.» Он лишил меня прав. Володя, начальник Гаи, сосед мой через стенку. Гаишная машина каждый день за ним подъезжает, возит на работу. Я на его имя написал Заявление ввиде трагического рассказа и показал его Шафигуллину. Пошли мы сним посоветоваться с главным Судьей Лолитой. Эта смелая, прекрасная девушка, сказала, - «Такая филькина ваша грамота ни в каком Суде рассмотрена быть не может. Никого я по вашей клевете наказать не могу.» Отнес я это Заявление в Гаи, Володе прямо в руки. Мне водительские права вернули но вскоре вызвали в Городской Отдел Милиции и стали меня там ругать и стыдить, как «Стукача». Я плевать на них хотел, по положению я начальник над ними. «Я стукач»!
      Но случилось непредвиденное. Они как-то докапались, кто я на самом деле и передали мое злополучное Заявление Министру МВД. Он то знает, что мой тесть человек из команды Леонида Ильича. Он вежливо меня уговаривал, - «Зачем ты нашего парня так обработал, как нечестного человека? Если хочешь, мы посадим его на восемь лет, а у него семья, дети. Он весь от обиды дрожит, чуть не плачет. Мы то знаем, какой он наш честный человек!  Мы итак видим, что парни халтурят, делают видимость работы. ГАИ это сплошное недоразуменье. Я ито их побаиваюсь.»
      Чувства человеческие мои перепутались, от стыда я покраснел до ушей. Из кабинета я смылся молча, как тень. Не стал я больше продлевать срок действительности удостоверения. Не умеешь, не стучи, а то наживешь халтуру на свою же шею. «Человек человеку кто-то кому-то друг, товарищь но я им больше не брат». Полезла мне в голову армянская поговорка, - «Какой мой самый счастливый день? Иду я , со мной мои друзья! Какой мой самый черный день? – Иду я, мои друзья идут против меня!»
                ***
      Просмотрел я свой рассказ, вижу как бесстыдно я научился врать лакировать и искажать правду. До чего же я так докатился! Научился халтурить, ну и прогнил, прямо как тот «Ефрейтор-художник». Сохранились кадры, гле он с трибуны так изловчился дурачить толпы народа, что, как обезьяна, женщинам показывал, до какого бесстыдства можно докатиться. Пошлым немкам это нравилось и они тоже задирали юбки и кричали «хочу ребенка от фюрера!». Где это я успел провалиться в такую корумпированность? И с такой гнилой душенкой притворяюсь честным человеком. Есть же главный вопрос жизни, счастье это чувствовать себя честным человеком. Стоит раз оступиться и на всю жизнь на душу ляжет тебе черное пятно угрызения совести. Что обо мне может подумать моя внучка? Она же видела, до чего докатился Гитлер, показывая свой «Ай-Яй-Яйаку».
       Правда имеет силу необыкновенную. Пусть она хоть кривая горбатая, однажды как нечестный поступок пролезет и покорит души. Если честно пересмотреть ей прямо  в глаза, то происходило все не так, как того хотелось бы. Чтоб остаться честным человеком, попытаюсь сказать все, как было на самом деле.
      Вопервых, Окенов был очень хороший человек. Он пристроил меня в МВД к своему надежному приятелю. Был он обо мне такого хорошего мнения, что даже не обговорив со мной подробности такого тонкого дела, поднял меня так высоко, быть личным «стукачем» министра. Как-то хитро они втянули меня в свои сети. Не помню с каким-то делом я в министерстве поднялся на второй этаж, в какую-то комнату к какому парторгу, как мне показалось. Он мне сказал очень страшные слова, «Мы своих за малейший проступок сажаем, там где надо год или два, мы своим даем шесть или восемь лет тюрьмы. Если тебя это устроит, мы дадим тебе удостоверение равное начальнику милиции. Будешь иметь право входить везде и вмешиваться».
       В этом здании повсюду расставлены постовые. Стали они меня узнавать и отдавать честь. «Все менты мои кенты. Самый главный мент, самый лучший кент.» Даром мне достался такой важный документ. Я с полным пренебрежением и неохотой положил его в карман. Кто мне его дал и кого как зовут, я и непытался даже спросить. Меня всюду знают и уважают. Стал я сдавать экзамен на водительские права. Включил мотор, скорость а машина ни с места. Думаю «Вот я влип!» а инспектор говорит «Отпусти ручной тормоз!». Я нашел этот тормрз, отпустил и чуть проехал. Инспектор говорит, «Ты наш человек, тебе доверяем!»
        Во Фрунзе самая благоустроенная улица это Советская. Она ведет от Дома Правительства прямо на правительственные дачи под синими горами. Там же кладбище Чон-Арык с почетным квадратом для лучших людей, таких как я наверно. Все это на фоне сияющих снежных вершин. Секретарь ЦК КПСС Кулматов обычно машину отпускает вперед и сам топает пешком по этой дороге.. Я тоже по утрам бегаю здесь несколько километров. Кругом красота такая! Прозрачный воздух пахнет свежим снегом! Жара в сорок градусов, а как в лесу в тени высоких тополей не жарко! Ко всему этому я уже привык и чувствую себя каким-то паразитом, которому все красоты и блага достались за даром.
       Друг мой Фридман над этой улицей построил железнодорожный мост с семикратным запасом прочности. У этого моста какой-то парнишка лет шестнадцати проголосовал, попросил подвезти до дома, у центрального рынка. Сунул он мне взятку три рубля на бензин. У самого моста, в метрах двадцати, тормознул меня крепкий долговязый гаишник. «Отдай права!». Мальчик оказался подставной уткой, гаишник халтурил, проявлял бдительность по службе. Это я понял только после того как из-за него наделал кучу глупостей.
       Отвез я парнишку до дома. А там вся взволнованная его мама подзатыльниками погнала его в дом. Из её криков я понял, чтоб мальчик перестал лезть в какие-то грязные опасные дела!
       Офицер гаишник, который так подозрительно вершил Суд над моими водительскими правами, оказался абсолютно честный парень. Честь, погоны и честность – его единственное богатсво, одежда на нем и та казенная. Зря я на него написал, будто он вымогал взятку. Потом он, с моей подачи , поймал опасную банду грабителей в одиннадцать человек.
       Дело было так. Мой свояк, крепкий спортсмен борец Клим, еще затемно рано утром, весь избитый еле добрался до моей квартиры. Поехали мы с ним  за город к дачам на место происшествия. Оказалось, что вечером какие-то парни вчетвером попросили его подвезти. Они нунчаком ударилего по голве. Клим потерял сознание. Очнулся, когда те на двух жигулях стали уезжать. Они поснимали с машины все, колеса и все что можно. Их глварь Климу злозтно настрощал, «Попробуй только донести на нас! Найдем и убьем всю твою семью!»
       Я Клима привез в здание МВД. Там все спали крепким сном. Я накричал и приказал всем «Встать!» Они подняли всю милицию Октябрьского района. Начальник полковник Борунбаем сам повел расследование. Клим по фотографиям опознал главаря банды. Нашли эту банду на пятом этаже общежития политехнического института. Они милицию сверху забросали бутылку.
       Этот офицер гаишник на них сильно обиделся. По опечаткам пальцев на стеклопосуде он выявил всю банду. Потом была статья в газете. Оказывается это деревенские парни собрались из кышлаков, учились грабить. Были у них далеко идущие цели, нападение на Президента Оскара Окаева и ограбление ЦУМа.