В тот же день Селандин отвел меня к одной своей знакомой ведьме. И что ты думаешь? Она меня вылечила. Правда не сразу, а за три месяца сеансов, но с тех пор я, сколько с Кралидесом жил, вообще спиртного в рот не брал. Как рукой сняло. Ну если только за компанию. А еще та ведьма предсказала мне будущее…
А дальше время пролетело очень быстро. Селандин был меня на двадцать лет старше. К моменту нашей встречи ему было уже под сорок. С ним я не заметил, как сам повзрослел, а он – постарел. И я никогда не задумывался о его преклонном возрасте. Потому что у любимых нет возраста. А вот если бы я задумывался, то его смерть не стала бы для меня таким внезапным откровением.
В тот день у нас была шумная вечеринка. Мы праздновали мой тридцать первый день рождения. Когда все разошлись, мы с Кралидесом, оба сильно навеселе, занялись любовью прямо в гостиной. Потом лежали на ковре, счастливые и довольные.
Я склонился над ним и он улыбался мне, тяжело дыша. Потом вскрикнул, дернулся и замер. Даже глаза не закрылись. Я стал его трясти за плечи, кричать его имя. Кричал, видимо, так громко, что прибежал его слуга, Рей. Он, вообще давно уже был нам больше друг, чем слуга.
Он не был лекарем, но имел некоторые познания в медицине, за что был нами сильно уважаем. Рей взял Селандина за запястье, что-то там пощупал и заплакал. И я тоже заплакал, еще ничего не понимая, но уже медленно трезвея. Потом Рей осмотрел его, расспросил меня и сказал, что все очень похоже на сердечный приступ. И провел ладонью по его лицу, закрывая ему глаза. И тут только до меня дошло, что Селандин не потерял сознание, а умер.
Мы с Реем в одночасье лишились друга, хозяина, любовника, кормильца. Всего того, чем был для нас барон Кралидес. Любовником он был, конечно, лишь мне. Рей был абсолютно гетеросексуален, что однако, не поселяло в нем никаких предрассудков против нас. Селандин умер, не оставив завещания. Это мы знали точно.
Мы также знали, что его брат Ир Кралидес, которого я видел всего два раза в жизни – в обоих случаях тот приезжал в замок ругаться с Селандином по поводу наследства их отца, рано или поздно узнает о том, что случилось. Селандин говорил мне, что Ир ненавидел его за то, что он был первенец, и за то, что отец оставил ему замок.
Вобщем в этом замке мы оставаться больше не могли. Ранним утром мы отвезли тело Селандина ко мне домой, где моя мать и сестры, заливаясь слезами, провели все нужные обряды и похоронили его на погосте недалеко от нашего дома. Но мы с Реем не хотели, чтобы Ир когда-либо нашел могилу. Поэтому на надгробном камне я заказал высечь такую надпись: «Супругу и хозяину от любимого и слуги. Ты всегда с нами». И все, без имени, без даты.
Три дня мы вывозили из замка все ценное домой к моим родителям. В конце концов это были наши с Кралидесом вещи, к которым его брат не имел никакого отношения. Потом Рей (он, в отличие от меня, умел писать), написал Иру сочиненное нами короткое письмо приблизительно следующего содержания: «Ваш брат умер. Теперь замок наконец принадлежит вам. Однако вы никогда не найдете могилы вашего брата. Мы знаем, как вы его ненавидели и не хотим, чтобы вы беспокоили его и после смерти. Подпись – близкие барона Кралидеса». И оставили это письмо на столе.
Я знаю, что в тот день Селандин читал это письмо у нас через плечо и посмеивался. Я чувствовал, что он одобрял наши действия.
Подмечено, что наши враги гораздо более внимательны к нам, чем наши друзья. Бывает, что умрет твой друг, или родственник, живущий далеко, а ты узнаешь об этом только через несколько лет… Так вот я знаю о том, что замок Кралидесов был продан той же зимой. Продан самим Иром. То есть произошло то, на что мы рассчитывали – Ир почуял наживу, и приехал в течение следующих двух-трех месяцев со дня смерти своего брата. Причем жил он где-то в Корейне. За тридевять земель.
Преследований я не боялся. Ир Кралидес был туп и невнимателен. Я был уверен в том, что за те считанные разы, когда он видел меня, он не запомнил не только моего лица, но и моего имени. Найти меня он никогда бы не смог.
Однако он был гораздо лучше знаком с Реем, и поэтому, после того, как мы поделили драгоценности (я считал что он, прослужив более двадцати лет, имел такое же право на его наследство, как и я) и я отдал Рею нашу с Селандином карету, мы распрощались, и он сказал, что направляется в Дейкерен, подальше от Антейна. С тех пор мы больше не виделись. Ир меня так и не нашел. Но я знаю, это потому, что меня хранил Селандин. И не только хранил – он больше никого из ухажеров ко мне не подпускал.»
Примечания Тунисара: «Задача Мела на этом этапе – понять, что власти над нами нет ни у кого до тех пор, пока мы им это не позволим. Какой бы сильной ни была сущность, она не может, и не имеет права на нас влиять без нашего разрешения и согласия.»
Следующая страница была темной, в разводах чернил, на которые упали слезы. Она пахла дождем и липовым цветом.
«Денег нам хватило приблизительно на два года безбедного существования. А дальше я снова вышел на улицу… Потому что не захотел продавать драгоценности любимого. Они были мне дороги, как память. Ну вот, а четыре или пять лет спустя в Рейенкерене проституцию узаконили.
И я тут же попытался попасть в первый же открывшийся мужской публичный дом. В первый год я не прошел по конкурсу, а во второй сделал выводы из прежних ошибок, и все-таки попал. Я никогда не думал, что жизнь моя прошла не так, как надо бы. Никогда не считал себя жертвой обстоятельств.
Родители научили меня принимать с благодарностью все, что ни посылает тебе Бог. Жалеют себя только те люди, которые не понимают своего предназначения в жизни. Или не хотят его принять. Я не хочу, чтобы кто-то ужасался моей судьбе или жалел меня.
Я счастливее многих, потому что я выжил. Не опустился, не сломался. Смерть Селандина, правда, надолго выбила меня из колеи, но мать тогда сказала – вам было отпущено много лет, которые вы прожили в любви и согласии.
Это большой дар, который дается очень немногим. Оглянись на прошлое, и будь благодарен за то, что у тебя было. Так я это и воспринял. Эта точка зрения помогла мне снова встать на ноги. И потом – как я могу роптать на судьбу – ведь я прожил счастливую жизнь, потому что в ней была Любовь.»
Я перелистнул страницу, увидел на ней свое имя, прочитал несколько строчек, и захлопнул книгу. Сердце прокололо иглами боли. Не надо было вовсе открывать эту страницу. Но зато теперь я знаю, что там случилось. Хотя это мне ничего не дает. Мел продолжает считать, что барон имеет над ним власть. Как его переубедить?