Вчера сидела в московском скверике на скамеечке - ни мошки, ни комарика, ни мотылька, ни бабочки, дышать нечем - МЕРТВЕЧИНА! А вернулась в Мещёру - ВОЗДУХ ХЛЫНУЛ УПОИТЕЛЬНЫЙ, чистый, проникнутый ароматами цветущего жасмина, нежностью и бодростью, потоками звездного света, синевой необыкновенной! Ночи, между прочим, черными не бывают! Там, где много кислорода, они бывают нежно лиловыми сразу после заката и густо синими в предутренний час. По ночам на пустынных тропинках страшно не бывает, потому что сами звёзды – дозорные Мирового порядка, защищают и насыщают легким дружественным участием, будто руки протягивают к дружбе, у которой, как известно, расстояний на самом деле нет, есть уговор не топтаться на одном пятачке и не толкать друг друга.
Нынче на цветущих проселках нашествие белых бабочек, у которых рисунок на крыльях как на японском фарфоре. Крылья расчерчены по сегментам, а когда попадают под дождь, то становятся прозрачными, словно подсвеченными перламутром. Встречаются несчитанные колонии, похожие на небесное воинство, вплоть до того, что на каждом цветке по три-четыре трепещут крыльями и целуются усиками с белыми фонариками на самых кончиках. Гибнут сотнями, а другие сотни над ними крыльями машут и пытаются оживить. Живые сражаются за каждую поникшую бабочку, до того, что сами идут на верную гибель. Людей не боятся, могут запросто пролететь перед самым лицом или сесть на одежду. И как-то у них особенно ловко получается танцевать парами, вьются, спирально устремляясь ввысь, замирая в воздушном потоке и виртуозно кружась над цветущей обочиной. Часто встречаются супружеские пары, зависающие на цветах в позе Небо и Земля, как искушенные в Кама Сутре. Трепетание их крыльев не сравнимо с другими бабочками, по мере наблюдения за ними возникает ощущение, что у них особенно развит язык жестов усиками и крыльями, которыми они общаются как разумные посланники неземного чуда. Особенно их много на красном клевере и белой ежевике, на жасмине, но и все другие цветы они облетают как дегустаторы июньского нектара.
За три часа первой лесной прогулки отыскала горстки две лисичек и на донышко земляники, затем вырулила на закат, и, набрав скорость, постаралась не раздавить ни одну нежную красавицу, из прижавшихся тельцем к песчаной просеке. Вдруг мне захотелось подобрать уснувших и присвоить, чтобы, например, сделать панно на черном бархате, где бабочки будут имитировать любимые созвездья. А что ещё я могу придумать, если даже представить не могу, в каком фантастическом воображении они были задуманы и великодушным сеющим жестом выпущены на волю?