Бабель и Будённый

Александр Анайкин
Странный тандем, скажут мне и будут правы, ибо Сёма Будённый просто люто ненавидел Исаака. А за что? Конечно за его миниатюры, объединённые под общим названием «Конармия».
Казалось бы, в этих рассказах нет развёрнутых описаний событий. Так, мелочёвка, миниатюры. Но, дело то в том, что эти миниатюры, в которые неким пунктиром входят коротенькие характеристики событий, людей настолько точны, что дают очень яркое представление не только непосредственно о первой конной армии, но и вообще о советской армии, более того, и о революции в целом.
Так давайте вместе остановимся на этих мелочах, за которые Бабеля так возненавидел Будённый, а Сталин с удовольствие подписал лично смертный приговор писателю.
Вот рассказ «Письмо».
Вроде, на первый взгляд, ничего особенного. Пацан пишет домой письмо матери. Ну, что в этом событии необычного?
Но давайте остановимся на нескольких строчках этого послания.
- Могу вам описать также, что здеся страна совсем бедная, мужики со своими конями хоронятся от наших красных орлов по лесам.
Но как в этих двух строчках показано время. Вдумайтесь, от освободительной красной армии мужики хоронятся по лесам. И не просто хоронятся, но и прячут своих коней.
А ведь так люди могут бояться только уголовников. А как назвать армию, которая отбирает у людей последнее, лишая народ начисто средств к существованию. Тем более, что отбирают у крестьян коней. Поляки, которые были перед этим в селе, не отобрали у крестьян лошадей, а красное воинство отбирает. Это уже весьма глубокая характеристика.
А вот опять цитата из этого же рассказа.
- Семён Тимофеича за его отчаянность весь полк желал иметь за командира и от товарища Будённого вышло такое постановление, и он получил двух коней, справную одежу, телегу для барахла отдельно и орден Красного Знамени, а я при нём считался братом. Теперича какой сосед вас начнёт забижать – то Семён Тимофеич может его вполне зарезать.
Вот ведь как всё просто. На командира красной армии ссылаются как на вора в законе. Это тоже вполне выпуклая характеристика.

А как конкретно отбирают лошадей у народа, показано весьма ёмко в совсем коротеньком рассказе «Начальник конзапаса».

И что удивительно, революционное время Исаак Бабель сумел передать при помощи описания запаха в рассказе «Солнце Италии».
…солдатня, пахнущая сырой кровью и человеческим прахом.

Остаётся только удивляться, как этот человек вообще оказался в рядах красной армии. Хотя, если вдуматься, то ничего удивительно в этом нет. Ведь он был еврей, который жил в гетто, которому для учёбы в Петербурге требовалось разрешение полиции. Хотя, дело даже не в этом, а в том, что в то время понятия «коммунист» и «еврей» были, по сути дела, синонимами. По крайней мере, к белым на службу евреи не шли. Тем более к полякам. Еврею в то время была одна дорога - в красную армию. Даже таким образованным, закончившим университет, каким был Бабель.

Хотя, как человек думающий, Бабель видел и сравнивал, что было до революции и стало после.
Взять, хотя бы его рассказ, Гедали. Всего два коротких предложения, но как они точно передают свершившуюся перемену.
- Вот передо мной базар и смерть базара. Убита жирная душа изобилия.
А вот как про революцию рассуждает автор через речь старика еврея.
- Хорошие дела делает хороший человек. Революция - это хорошее дело хороших людей. Но хорошие люди не убивают. Значит, революцию делают злые люди.
А вот рассуждения самого автора об интернационале.
- Его кушают с порохом и приправляют лучшей кровью.
А заканчивается рассказ совсем обыденно. Автор спрашивает, где можно поужинать. А старик Гедали ему отвечает:
- Есть рядом харчевня, и хорошие люди торговали в ней, но там уже не кушают, там плачут.
Такой вот новый, счастливый порядок.
Умел Бабель делать точные мазки.

Взять, хотя бы рассказ «Мой первый гусь».
Вроде бы обычный быт. Прикомандировали человека к штабу дивизии.
Но какова оказалась реакция начальника дивизии, который сразу же обратил внимание на очки прибывшего. И, главное, почему?
А, оказывается, потому, что «тут режут за очки».
Ну, конечно, это же красная армия, армия, которая проводит политический геноцид, которая уничтожает людей не за провинность, а за принадлежность к определённому классу. А очки ведь указывают на образованность, а образованный человек - это уже человек классово чуждый.
Мне лично, когда я читал этот рассказ, сразу же вспомнилась Кампучия, где «красные кхмеры» тоже убивали людей лишь за то, что те носили очки и, стало быть, принадлежали к буржуазии. А ведь «красные кхмеры» убили в стране каждого третьего кампучийца.
Но во времена Бабеля никто и слыхом не слыхал про «красных кхмеров». Бабель описывал всего лишь бойцов красной армии. И как описывал.
- Канитель тут у нас с очками и унять нельзя. Человек высшего отличия – из него здесь душа вон. А испорть вы даму, самую чистенькую даму, тогда вам от бойцов ласка.
Но Бабель в рассказе добивается расположения бойцов не насилием над «чистенькой дамой», а просто обычным мародёрством, убивая себе на ужин хозяйского гуся и требуя, чтобы хозяйка ему этого гуся зажарила. И хозяйка жарит. А куда денешься, хотя это и последний из оставшихся гусей в хозяйстве, по всей видимости.
А вот другой рассказ. «Жизнеописание Павличенко Матвея Родионыча».
Просто о человеке, который несколько лет мечтал отомстить другому. И отомстил. Затоптал человека насмерть. Но с каким пафосом обставил своё убийство и как филигранно объяснил свою страсть к зверствам.
Вот как начал, придя в поместье.
- «именем народа, и для основания будущей светлой жизни, приказываю Павличенко, Матвею Родионычу, лишать разных людей жизни согласно его усмотрению…» Вот, - говорю, - это оно и есть, ленинское к тебе письмо.
А дальше этот Павличенко человека просто затоптал. Целый час его топтал. И, главное, какую философию под убийства подводит этот садист.
- Стрельбой от человека только отделаться можно: стрельба – это ему помилование, а себе гнусная лёгкость, стрельбой до души не дойдёшь, где она у человека есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас есть…

А вот в рассказе «Соль», вроде бы нет никакой философии, одна гипертрофированная обида.
Подсела в вагон к солдатам женщина, вроде бы с грудным ребёнком. Командир отряда её милостиво впустил в вагон, даже место в уголке женщине выделили. Только к утру выяснилось, что в свёртке у женщины не младенец находился, а мешок с солью, который она везла на продажу. И очень это обидно стало командиру. Выбросил он эту женщину из поезда и пристрелил её из винтовки.
А что же возмутило так командира красноармейцев? Его, оказывается, возмутила явная несправедливость. Ведь в этом же вагоне бойцы захватили к себе на станции двух девчонок, которых всем гамузом насиловали всю ночь. А ловкачку женщину, эту обманщицу, не трогали, потому как она вроде с грудным ребёнком. В лучших чувствах обидели командира. Ну, как не выбросить бабу из вагона после этого, да не послать ей пулю вдогонку? Никак нельзя.

Как ни странно, лично меня, просто позабавил рассказ «У святого Валента». Хотя, вроде бы, обычное дело для революции. Красноармейцы разграбили церковь, учинили разгром, в пьяном виде играют на органе в этом храме. Вроде всё обычно. Но есть один нюанс. В храме, ко всему прочему, разломали раку с мощами святого Валента.
Вы спросите, что же здесь забавного? Вандализм чистейшей воды. Всё так, но ведь впоследствии коммунисты соорудили собственную раку в столице, назвав её мавзолеем и поместив туда труп Ленина.
Спрашивается, если так презирает советская власть святые мощи, считая всё это пережитком, то зачем делать свои мощи, свою раку?
Что это, раздвоение сознания? Наверное.

Вообще, Бабель из самого трагизма умел делать весьма философский сарказм. Взять, хотя бы, для примера, рассказ «Вдова». Умирает командир полка. Возле умирающего сидит убитая горем женщина.
Ну, спрашивается, какой сарказм можно сделать из трагедии. Но писатель умудрился достичь комизма всего одной фразой красноармейца, наблюдающего за этой картиной.
- Убивается, - сказал тогда Лёвка, - ничего не скажешь, хорошо жили. Теперь ей снова под всем эскадроном хлопотать. Несладко…
И ведь действительно, совсем несладко.
И ведь обратите внимание, всего одна фраза, но как она проясняет жизнь конармии, её грубый быт, хотя эта армия и несёт идеи мировой революции.
Впрочем, революция революцией, но и про себя люди не забывают, даже в красной армии товарища Будённого. Этот умирающий командир полка успевает ещё составить завещание. Женщине этой он оставляет золото, кольца и сбрую.
Оказывается, реквизированные ценности шли не только на нужды революции, но и немного на личные нужды красноармейцев и, конечно, командиров.

А вот аналогичный рассказ о санитарке. Называется «Чесники». Женщина хочет свою кобылу случить с жеребцом одного красноармейца. Тот возражает, нельзя мол, молод ещё конь. Санитарка недовольно ворчит:
- Вас небось по пятнадцатому году пускаешь, - пробормотала Сашка и отвернулась. – По пятнадцатому небось, и ничего, молчишь, только пузыри пускаешь…
А ведь эта фраза санитарки говорит не только о свободных нравах, но и о наличии пятнадцатилетних в конармии.
Всего одна фраза, а как характеризует время и конармию, конармию, где в генералах ходили двадцатидвухлетние. Это из рассказа «Поцелуй».

Да, умел Бабель подмечать мелочи. Странно только, почему этот человек, владея несколькими иностранными языками, имея возможность иммигрировать, человек, у которого все родственники, близкие оказались за рубежом, сам всё же остался в советской России?
Может быть, он боялся своего прошлого? Ведь Бабель не только служил в конармии товарища Будённого, но успел поработать и в ВЧК. С таким послужным списком, разумеется, возникнут сомнения, сумеешь ли адаптироваться к нормальной жизни и примет ли эта жизнь тебя.
Может быть, и приняла бы. Большевики не приняли. Да и писал он в последние годы своей жизни весьма на опасную тему – о ВЧК, о своей работе в этом ведомстве.
Да и в предыдущих его работах слишком часто упоминался Троцкий. И даже не в качестве злодея. Это уже совсем недопустимо для живого человека.