Никита сидел на моем крыльце и смотрел на наплывающий от реки туман. Полкан уютно пристроился у него в ногах. Я вышел к ним, набросил на плечи Никиты свою фуфайку и сел рядом. Полкан крутанул головой, давая понять, что он услышал и узнал меня.
– Карл уснул? – Никита тоже повернул голову.
– Нет. Сидит, тыкает по клавиатуре пальцами. Смурной, – я протянул пачку сигарет.
– Только выбросил, – Никита неопределенно махнул куда-то рукой.
– Ко мне на «газон»? – сказал я, подчеркнув в голосе самоиронию.
– В твой бардак!
– Устроишь пожар. Смотри… – я закурил и тоже стал смотреть на туман. – Вот чё тебя черт дернул? Какой смысл – на ночь глядя, ругаться? Тот клавиши разбивает. Ты вот «не весел»…
– …Старею, наверное. Никогда раньше не позволил бы себе вслух инсинуировать по поводу этой дурацкой темы… А тут? Правильно говоришь – «черт попутал». Дурь, конечно…
– Не думаю… Рано или поздно все задают этот вопрос. Но редко кто «выбивает» ответ на него из собеседника. Да ещё с помощью неплохой дикции, грамотно построенных фраз и наличием определенной логики.
– Ты-то для себя придумал удобоваримый ответ?
–…Пока нет. Да и не особо этот вопрос у меня «свербит»… что б на него обращать внимание, а тем более выдавливать из себя ответ на него. Как-то так живем в рамках «пакта о ненападении». Он меня не трогает – я его.
Ты-то вдруг, что на него осерчал? – спросил я с иронией.
– А хрен его знает!
Вчера проснулся, а он что-то воспрял, руки расставил, я в них и попал. Провозился весь день и вечер с ним, а на ночь вот – к тебе. На утро получается… Витьке позвонил, сказал что я буду у тебя, и… Все-таки день рождения Пушкина. Как-то хочется побыть со своими… Праздник всё-таки… Как-никак…
У тебя-то версия какая-никакая есть – «В чем смысл жизни?» – Никита повернулся ко мне. – Все равно – «все дороги не пройдешь, всю водку не выпьешь, со всеми певуньями в стогу не переночуешь». Времени маловато…
– Никита… Тебе ночи мало? Ни свет, ни заря… Солнце ещё не взошло. Не выдержим день. Окстись, ради Бога… Или вон иди к Карлу… Ты отдохнул, он отдохнул, тональность только пониже и можете начинать сначала… Мы с Полканом подойдем, вас по третьему кругу послушаем, вы воду в ступе потолкёте – нас повеселите…
– Ну, тебя…
– Вы только начинайте с начала – «с чего вы взяли, что должен быть он – смысл этот» – это первое, а потом уже решайте – «в чем, если он есть». Йес?
– Так ты считаешь, что смысла нет?
– Брэк, брэк, брэк… Я ничего не говорил… Пойду проверю верши и вернусь. Полкан, ты со мной? – я встал и взял ведро, давая понять, что я ухожу. Полкан встал и пошел за мной.
– Браконьеры… и предатели… – услышал я сзади.
– И разберитесь там ещё, о какой жизни идет речь! Об жизни индивидуума, о жизни сообщества, жизни общества, и о какой популяции идет речь? Да, Полкан? – парировал я и скрылся в тумане.
– …Мы с тобой, как ежик и лошадь, – сказал я Полкану и подумал о том, что если бы Полкан мог говорить, то, наверное, поправил бы меня и ответил: – Мы с тобой, как человек и собака, которым делать нечего, кроме как мочить ноги в холодной траве.
– Вы с Полканом как ёжик и лошадь в тумане, – раздалось сзади, и показался Никита. – Я говорю о жизни отдельно взятого человека.
– Его родили для жизни – значит цель его существования – жизнь, значит смысл жизни – устранение причин мешающих достижению цели. Где-то так!
А цель и дорогу он выбирает… пусть случайно выбирает. Но идет же…
…Ты похож на филина, – сказал я, оглядев его с ног до головы, и обратил внимание, что поля фуфайки чем-то напоминают крылья. Но почему-то крылья тетерева.
– Простудишься, – я кивнул на его кроссовки, – и вещь испортишь. Дорогие... Кожаные... Из кожи брата меньшего... Которого ты сожрал, чтоб самому жить… и людей смущать ночными разговорами.
Полкан посмотрел сначала на кроссовки, потом на меня, а потом на Никиту.
– …Для конкретного человека… – Никита упер «руки в боки» отчего полы фуфайки поднялись ещё выше, он стоял выше нас, ожидая ответа.
«Если присядет, то будет совсем походить на тетерева на току», – подумал я.
– Ты похож на несушку, только не кудахчешь… – сказал я и пошел доставать из травы жердь, чтоб вытащить верши.
– Значит смысл жизни человека в устранении препятствий для его жизни? – он пошел за нами.
– Отстань, а!.. Репей!
«Да» – если так тебе хочется, но это противоречит смыслу жизни других людей и общества в целом. Поэтому такая трактовка не может быть принята обществом, – я нашел «кол» и пошел вынимать верши.
…Пока мы проверяли верши с Полканом, складывали рыбу и опять опускали их в воду Никита, молча, ходил за нами. Но чувствовалось, что его распирает от желания что-то сказать.
Улов был неплохой. Было понятно, что три линька достаточно приличных размеров гарантировали отличную уху, а плотва и уклея обещали одну-две сковородки неплохой жарехи. Это было понятно и Полкану, поскольку он повеселел.
Белое покрывало над водой стало толще стали появляться редкие одинокие всплески мелочи, которая начинала резвиться.
– Браконьеры, – сказал Никита.
– Как и все человечество. Что есть «браконьер»? По сути – просто человек нарушающий правила того, что он делает, придуманные обществом для того, чтоб это же самое делать по правилам. Убивать не по правилам – «браконьерство», по правилам… Что по правилам-то это? Тоже убийство. Но по правилам. Суть для объекта не меняется. Что его убили «по правилам», что «не по правилам» – для него без разницы. Для общества – «да», есть разница. И то только в том, что кто-то нарушил правила, а не в самом факте убийства. Поскольку общество мало интересует содеянное, его больше интересует факт нарушения правила, установленного им.
Ты пересек сплошную линию. И что из этого, если на сто верст никого на дороге. Но ты лишишься права ездить рядом с этой полосой потому, что ты нарушил правило или правила.
Суть существования любого общества – установление правил и соблюдение их членами общества.
Мы с Полканом вне общества – мы у него ничего не берем, ничего ему не даем, поэтому считаем себя свободными от законов общества.
Общество так не считает, поэтому оно вправе нас наказать, поскольку нас защитить от общества некому. Пусть наказывает. Да, Полкан? Мы разве «против»?.. Флаг в руки и вперед на Дарданеллы!.. Бей нас, изничтожай. Изгаляйся над нами. Куражься. Да, Полкан? Рви нам ноздри, выдирай язык, ставь клеймо на лбу. Что принято у вас – то и делайте.
Я с удовольствием разглядывал Никиту, размышляя и представляя то, как сегодня пройдет день. Мне так надоело за ночь слушать мнение то одного, то другого, что просто хотелось позлить их обоих. Кроме этого было жалко клавиатуру, от которой Карл наверняка еще не отстал и продолжал тыкать в неё пальцами.
– Чем собственно я сейчас отличаюсь от тех, которые качают нефть и моют золото? Тем, что от их деятельности что-то достается обществу, а от моей – ничего.
…Никитушка, но ты же понимаешь, что это не так. Ты-то понимаешь, что от нефти и золота достается только армии и полиции, которая их охраняет, и тем, кто воспроизводит им рабочую силу, тем, кто их развлекает.
Мы с Полканом не требуем защиты, нам не нужны работники – вот мы и ничего от пойманного обществу не отдаем. И нам по барабану, кто будет там качать нефть и заставлять других лазить по кимберлитовым трубкам, поскольку нам этого не надо.
…Мне положительно нравилось злить Никиту.
– Вот ты помнишь?.. Сегодня у Александра Сергеевича день рождения. А Наталья Николаевна – его сто тринадцатая любовь. Это по правилам? А вести себя так, что другим с тобой неуютно? Двадцать девять дуэлей и первая же серьезная – смерть! О ком думал? О Наталье? О нас с тобой? О русском языке? И любил он осетрину запеченную цельным куском по полтора – два фунта, а это… кусочек от семисот до почти килограмма. Это по правилам? Если каждый в обществе будет так жрать осетрину?.. Не от этого ли нет сейчас осетрины? Не от этого ли сегодня быть «сотой любовью» по правилам? А?.. И что это за общество со своими правилами? Что это за правила такие?..
Как тогда были не соблюдающие их, так и сегодня их полно. Да, Полкан?
Не веришь посмотри на нас с Полканом. Да, Полкан?
– Уеду я от вас, – Никита сел прямо на траву.
– Хоть уедешь, хоть останешься, хоть женишься, хоть не женишься – все равно будешь жалеть о сделанном. Одно спасает человека, что не дано ему знать, что было бы если бы не было того, что уже было. Хоть что-то защищает его от себя… Куда уедешь-то?.. Как мы… Что Витька говорит?..
– В Колумбийский университет… лекции читать буду…
– О! Давай! Дорога известная… Потом помянешь меня, Витьку, Полкана ещё парочку американцев на вручении какой-нибудь премии, а я буду жить тем, что всем рассказывал, как ты с Карлом выжрали три литра самогона за ночь… обсуждая смысл жизни…
…В смысле – обсуждая «ничто»… пока был самогон в банке… Учти – так и буду говорить…
– Так ты против?..
– А кто я тебе?.. – я остановился и посмотрел на его помятую небритую физиономию, – чтоб быть «за» или «против»?
… Придем, побрейся. Прямо на глазах у тебя щетина лезет. Помрешь – два раза брить надо будет… Будет ли кому брить-то?.. Вот это тебе не безразлично… А не все остальное… Как выглядеть в гробу будешь… А как сейчас – тебе наплевать…
– Сам-то?..
– Я дома. А ты в гостях. Вот в Нью-Йорке и ходи на лекции небритый.
…О чем лекции-то? О том, как бы ты писал, если бы умел? О том, как неточно написали другие? Какой смысл вкладывали в слово, в окончание, в предлог?
…На английском читать лекции о русской литературе… Или наоборот…
Студентов-то в наручниках на такие лекции приводят? Не могут же по своей воле идти.
…Господь разъединил людей по языкам для чего? Для чего? Плевать он хотел на эту башню, надоело смотреть на дурь человеческую – тратят время на пустое дело… Чтоб каждый своей дорогой шел, не отвлекался на «давай поговорим». Усек? Каждый своей! По дороге познания со своим инструментом – языком и нравами. Не сможешь ты познать «чужой язык и нравы»… Жизни не хватит… «Где родился – там пригодился» – дураки придумали?..
– Отстань! Как скандинавский лесоруб – «в лесу – о бабах, с бабами – о лесе»! Рыбу чистить не буду! От твоих линей потом неделю везде рыбой пахнет.
Мы, молча, подошли к дому. На крыльце сидел Карл. Он как-то согнулся и наклонился к широко расставленным ногам, держа сигарету в кулаке.
– «Сделал дело – гуляй смело»! Раздолбил клавиатуру-то?
Я поставил прямо «под нос» ему ведро с рыбой.
– Это как в сказке – закрытая дверь, которую нельзя открывать, – сказал он, глядя на Никиту.
– Это как в палате твоей больницы – «белочка» – алкогольный психоз, – сказал я.
– Просто в жизни должна быть закрытая дверь, которую открывать нельзя.
– С вывеской «Смысл жизни»? – добавил я, убирая ведро и расстраиваясь из-за того, что рыбу, похоже, мне придется чистить самому.
Солнце выкатилось из-за верхушек деревьев, разогнав туман. У кого-то закричал петух, прокашлялся и опять стал стараться выводить свои «рулады», изредка замолкая в надежде, что ему кто-то отзовется.
– Ага! Дождешься!.. Без тебя не знали, что взошло, – сказал я ему.
– Так ты считаешь, что такого понятия, как мировая культура, нет? – спросил Никита.
– А ты считаешь, что войн нет? А если есть – то при наличии мировой культуры?.. Или она есть, но об этом воюющие не знают, что она есть? – ехидно ответил я. – Просто идет стремление одного народа понять, кстати, – безуспешно, чего достиг другой народ в понимании этого вашего содержания, хранящегося за закрытой дверью.
– Давайте я почищу рыбу и пожарю? А?.. Домой за мукой схожу, может там ещё что-нибудь на «черный день» есть? А? – Карл посмотрел на нас как-то жалобно.
– Будь добр! Сделай милость! А?.. – я радостно согласился в тон ему.
… Мы сидели с Никитой на крыльце. Курили. Карл под навесом возился с рыбой. Полкан крутился около него.
Показалась машина. Не наша – городская.
– Наверняка Витька, – сказал я.
– А то! – грустно сказал Никита. – А на хрена мне эти деньги?
– Какие? – спросил я, глядя на выходящего Витьку с какими-то пакетами. Витька был почему-то в приличном костюме.
– Тоже не спал. Даже домой не заходил. У кого ночевал?.. Котяра!..
…Которые обещали за лекции заплатить. Куда их тратить?.. Вот смеху будет, если он рыбу привез! – сказал Никита.
– Я вам за носильщика что ли? – крикнул Витька от калитки, – хоть бы оторвали задницы или улыбнулись, что ли!
Он приподнял пакеты.
Полкан медленно пошел к нему.
– Неси сюда! Ну их! – крикнул ему Карл.
– Неси туда на «газон», – крикнул ему Никита и ехидно посмотрел на меня, – там сегодня спать будем.
Я встал и пошел проверить – работает ли клавиатура.
– Хорошо, что есть у нас Александр Сергеевич… Ничего придумывать не надо, – услышал я уже открыв дверь.