Копаться в огороде мама не любит. Ну, как не любит, ненавидит просто. Шесть соток густо посаженного мучения сводили маму с ума, начиная с 70 – х годов прошлого века. Закаленные коммунизмом и стахановскими плетьми, бабушка с дедушкой в течении лета поставили на сотках домик с печкой, сарайчик и засадили огород всевозможными растениями, доступными в средних широтах. Мама с тетей извивались змеями и плелись лаптями за непоколебимой спиной моей бабушки по дороге в огород. Тетя изловчилась навсегда отмазаться, а мама, горестно вздыхая, каждые выходные вяло ковыряла чернозем. Первое время, мама, дипломированный врач – терапевт, профессионально имитируя солнечный удар и тепловой перегрев, пыталась прятаться в туалете. Выковырять из туалета притворявшуюся дочь для бабушки, медсестры, прошедшей Великую Отечественную, было делом плевым. Пока из под бабушки со скоростью света летели клочья сорников, а дедушка пританцовывая присядку, окучивал клубнику, маму тошнило от запаха навоза под вишней. Не выдержав балласта и постоянной беготни за нерадивой дочерью, бабушка решительно тряхнула мотыгой, выделила маме кусочек земли под укроп и взялась за подрастающую меня. Мама не особо мучилась угрызениями совести, субботним утром, засовывая плетеную корзинку с дачными причиндалами в мою маленькую ладошку.
Я была горда от возложенной на меня миссии, первым делом облазила все яблони вокруг и нажралась зеленых неспелых яблок. Бабушка накачала меня марганцовкой и отправила в дом отдыхать. Я завистливо глядела на бабочек и задумчиво отрывала крылышки у мух, подкидывая их вверх, проверяя, будут ли они летать без крыльев. Когда бабушка зашла в дом, чтобы позвать меня на прополку клубники, я была замотана в паутину, измазана букашечными фекалиями и отковыривала сыр из мышеловки. Бабушка окунула меня в бак с водой и установила между клубничных рядов, строго наказав срывать только сорняки. Она долго рыдала над горой зеленой травы, в которой вперемежку с осокой валялись белые цветочки клубники. В наказание меня усадили охранять выгребную яму подумать над своим поведением. Сорняки скидывались в глубокую яму, которая постепенно наполнялась разнообразными мягкими травами. Я кидалась на сорняки с разбегу, разбрасывая их в диаметре нескольких метров вокруг себя. За это бабушка гнала меня с крапивой в руке по всем шести соткам, причитая и спотыкаясь об грабли. Я носилась как угорелая, орала от страха и восторга, перепрыгивала через картофельные кусты и врезалась в пионы, пока бабушка не уставала и не садилась на маленькую скамеечку, на которой уже сидел ухохатывающийся дед. Поглядывая одним глазом на обманчиво притихшую бабушку, я проползала между грядками, собирая коллекцию садовых жителей, состоящую из капустного слизняка, колорадского жука и дождевого червяка. К дождевому червяку я испытывала особо теплые чувства и помогала ему размножаться. Размножался он в основном методом деления лопаточкой на части. Покончив с размножением, я складывала шевелящиеся останки в ямочку, желая вновь образовавшемуся семейству здоровья и счастья.
Выловив меня под кустом белой смородины, которую я начинала выжирать снизу доверху, бабушка вешала на меня банку на веревочке и ставила на сбор черной смородины. Черную смородину я собирала в основном себе в рот. Причем в больших количествах.
Поняв, что стойкая аллергия на работу в огороде передалось мне генетически, бабушка наконец – то предоставляла меня самой себе шарахаться по саду. Безнаказанно шарахалась я лет до 10, пока меня не начали призывать к совести и работать по полной на огороде. Тогда то я и научилась профессионально имитировать острые респираторные вирусные инфекции в лучших традициях моей мамы.
Мама еще долго холила свои грядки с укропом, приезжая исключительно в будние дни, а недавно позвонила мне и сообщила, что хочет купить дачу. «Будешь приезжать, - сказала она мне мечтательно по скайпу, - Будем в огороде копаться. Мы ведь так любили это делать, помнишь?». Я молча повалилась со стула.