А. Мапу. Сионская любовь. Глава 17

Дан Берг
                Перевод: Дан Берг

                Глава 17



                Счастье


     Люди замышляют и люди загадывают. Молятся идолам и молятся Богу. Предвкушают торжество и страшатся утрат. Ищут забвения в вине и постигают слово Божье. Приготовляются долго терпеть, а вожделенное является вдруг.

     Единственное послание получила Тамар от Амнона. Время идет, и девушка томится наедине со своими мечтами и страхами. Напрасны, случайны дни, прожитые в одиночестве. Лишь Господу открывает сердце. Молится, просит вернуть ей возлюбленного.

     В один из дней, когда Тамар по обыкновению своему сидит в комнате и грустит, врывается ураганом Маха.

     - Свершилось, госпожа! Амнон и Хананель здесь! – выпалила служанка, - у отца с матерью! 
     - Амнон, Хананель! Господь услышал!

     Ликует душа. Ног не чуя под собой, бросилась Тамар на родительскую половину. Тирца обнимает старика, плачет и смеется вместе: “Отец, отец!”

     Иядидья стоит напротив Амнона, с губ его срывается: “О, чудо, верить ли глазам? Не ждал!” И Тейман и Зимри тут, оба изумлены. Сердце Тамар замерло и не вмещает счастья. “Мой Амнон...” – прошептали уста, и нет иных слов.

     Иядидья взял ее за руку и подвел к Хананелю. “Это – Тамар”, - сказал. Хананель обнял обоих.

     - Пусть Амнон станет твоим сыном. Велики дела сего славного юноши. Он спас мою душу, достиг славы и возлюбленной добился. Все, что есть у меня, достанется ему, - сказал Хананель.
     - Нет равного Амнону, а мы виноваты перед ним, и чем искупить грех? – воскликнула Тирца.
     - Прости мне, Амнон, слова бесчестья, - сказал Иядидья, - обнимая за плечи юношу. – Кабы знал я наперед твои деяния!.. Ты обратил сон в явь. Люби Тамар и будь любим ею. Откуда было знать тебе о моем уговоре с Иорамом? Теперь как быть с этим уговором? Хананель -  старейший среди нас, он и постановит. Мудрость лет знает, как оставаться человеком, отступая. Его уст спросим и по его слову поступим.
     - Любезная моя Тамар, вот Хананель перед тобой. Как обещал, выкупил и привел его в Сион, - сказал Амнон.
     - Мой спаситель, ты возвращаешь детям сердца отцов.., – только и нашлась ответить Тамар.

     Хананель обратился ко всем домочадцам.

     - Взгляните в окно! Видите ли вы груженых поклажей ослов? Их спины обременяют тюки с сокровищами, которые я сохранил в Шомроне. Отныне они принадлежат этому прекрасному юноше, освободившему меня, старика, из плена. Я беден, а Амнон богаче всех иерусалимских богачей. И по праву взаимной любви ему же принадлежит спасенная им Тамар, - торжественно провозгласил Хананель, и соединил руки молодых.
     - Дитя мое, - обратился он к Тамар, - огромно сердце твоего избранника, и великие дела и слава ждут его. Пусть неведомы нам родина и родичи его, но твердо знаю, преумножит он заслуги отцов Сиона. Те много свершили, а завершать – сынам. Ты, Амнон, - повернулся к юноше Хананель, - дважды жизнью играл ради возлюбленной, стало быть, вдвойне дорога она тебе, и посему не надобно тебе других жен.
     - Тамар единственная у отца с матерью и у меня будет единственной, - ответил Амнон, как всегда достойно и находчиво.
     - Ты покорил мое сердце! Навеки твоя! – воскликнула Тамар, и слезы радости брызнули из глаз.
     - Веди ее в сад, говори с ней, сын. Счастливая, она словно не очнулась ото сна, - ласково сказала Тирца Амнону.
     - Амнон по-братски обнял Теймана, выразил расположение Зимри и прочим домочадцам и повел Тамар в сад.
     - Пробудись, любимая! Миновал сон, и счастье с нами!
     - Ах, вся бы жизнь, как этот день! И чтобы сердце твое было со мной...
     - Не веришь мне вполне? Душу за тебя отдам, не убоюсь, в огонь войду, свой век любимой посвящу и лишь по слову ее поступать стану! Богом клянусь!

     Амнон поцеловал Тамар, та робко ответила ему.   

     - Верю безраздельно. Всегда твоей опорой буду, милый, - сказала и подумала: “Выброшу из сердца злую дребедень, Тейманом принесенную!” Нареченные гуляли по саду до самого полудня, и вернулись счастливые домой, и перед ними - накрытый стол. Амнон не пил вина, ибо зарекся пред Господом не касаться хмельного тридцать дней, как прибудет в Сион. А Хананель сказал: “Время зарока истечет, и справим свадьбу, и вино нам в радость!”



                Три дня до свадьбы


     Счастье не для всех. Маха мечтала об Амноне, любила, и вот итог – крушение. Простолюдин и пара для нее вознесся недосягаемо, и нет более надежды. Такой же болью, как сердце госпожи, болит сердце служанки, и что делать с любовью? Даже наложницей не стать – ведь Тамар единственная у Амнона!

     И отчаялась Маха, и отважилась, и сказала Иядидье, что Амнон – лжец, и есть у него возлюбленная, и Тейману это известно. Иядидья поспешил допросить сына, и тот открыл отцу все, о чем узнал от Пуры: о хижине у городских ворот Долины, об Уце, что на всю ночь Амнона увел, о свидании под тутовыми деревьями.

     Вельможа потрясен. Сознание бессилия убавляет от величия в собственных глазах. Обида и жалость в отцовском сердце. Он велел сыну приставить незаменимого Пуру слугой к Амнону – наблюдать и доносить. И если лукавит жених, то Пура расскажет Махе, а та откроет глаза госпоже. И буде отвергнет Тамар вероломного, то волей своей отцовской он отдаст ее за Азрикама и, слава Богу, исполнит обещание Иораму. А Амнон пусть на себя пеняет – заслужил! А еще Иядидья наказал Тейману говорить с Амноном любовно, как ни в чем не бывало. Так замыслил домовладыка.

     Будущему зятю Иядидья сказал: “Сын мой, я распорядился построить для тебя дом и беседку на Масличной горе, на том самом месте, где вы с Тамар друг другу клялись, и где я вас застал за этим славным делом. Прошу тебя, Амнон, до свадьбы поживи в летнем доме моем, да присмотри за постройкой”. Амнон ответил: “Благодарю, отец, поступлю по твоему слову. Легче ждать, когда есть занятие”.

     Жених поселился в летнем доме, наблюдал за работами, и каждодневно посылал щедрые дары невесте. Тамар в ответ дарила сладости. А Пура верно служил хозяину, рискуя потерять его расположение, чрезмерно усердствуя. 

     Долго тянутся дни до свадьбы, медленно идет время, день длится год. Бдительный Пура не видит за хозяином греха. Раз послал Амнон слугу к Ситри – уведомить, что вернулся из Ашура, и дело решилось счастливо.

     Вот уж три дня осталось до конца месяца ожидания. Ночью явился к Амнону Уц и принес вести, что захворал Авишай, а Ситри отправляется навестить брата, а потом приедет в Иерусалим на свадьбу. Сказав это, Уц подал Амнону немой знак, и оба спустились вниз. “Завтра ночью приходи в хижину у городских ворот Долины и увидишь тех, к кому душа твоя рвется. И делай все скрытно”, - прошептал Уц и удалился, щедро награжденный. Амнон возрадовался – впереди свидание с матерью и сестрой.



                Азрикам жаждет мести


     Тем временем Зимри по просьбе Азрикама шел для встречи с ним. Вот дошел он до гробницы Авшалома, что украшает склон горы к югу от Иерусалима. Видит и слышит, как некий ученик пророка стоит у гробницы и вещает: “Слушайте меня упрямцы, мятежники и заговорщики! Взгляните на сию гробницу и вспомните древности урок. Или забыли судьбу непокорного Авшалома, восставшего на отца своего царя Давида? А вы нынче восстаете на отца нашего, царя Хизкияу! Царедворец Шэвна поносит Господа и помазанника его. Бог лютой смертью покарал Авшалома. Высокие ветви теребинта опутали бунтовщика, он повис на дереве, и жестоко убит был между небом и землей. Знай, Шэвна, острые стрелы найдут и твое сердце, и пронзят его, и умрешь той же смертью. Авшалом при жизни гробницу себе соорудил, и ты, Шэвна, вырубай могилу в этой скале, да поторопись, покуда живым не вышвырнули тебя из Сиона! Так говорит Бог устами раба своего Исайи, сына Амоца”.

     Слова эти острыми шипами кольнули Зимри в самое сердце. Неспокойно на душе. С нечистой совестью остаться безнаказанным можно, уверенным – нельзя. 

     - К кому обращаешься, ученик пророка? К деревьям в поле? Кто слушает тебя? В Иерусалим иди, к людям! – вскричал Зимри.
     - Народ – мякина, трава сухая! Вспыхнет и сгорит от слова Господня. Туг на ухо народ городской – не слышит. Иерусалим – как пустыня безлюдная! – ответил юный проповедник.
     - Безумец!
     - Да, безумец, ибо правду говорю.

     Тут появился Азрикам. Мрачен, чернее тучи.

     Оставив молодого обличителя, Зимри приветствует Азрикама.

     - Вот наше время, Зимри: над баранами господин стал господином в Сионе, а бывший господин -  фантазером обернулся! – горько воскликнул Азрикам.
     - Не обернулся, а был всегда! Живуч дух мечтательный в тебе!
     - Впору дух испустить, коли столь дерзко говоришь со мной. Однако, дух мести, а не грез, продлит мне годы. Тамар меня осмеяла, пастуха из грязи вытащила в князи, и вдобавок дьявол сей безродный моим убийцей и вампиром станет. Довольно поводов для мести?

     Есть новая беда. Вчера повел меня Ахан к бедной хижине у ворот Долины – познакомить с красавицей, что полюбилась Амнону еще до помолвки с Тамар. О, Зимри, что я видел! Тамар прекрасна, как луна, а это чудо затмевает солнце! Сидит, искусно вышивает на тонком дорогом виссоне, а рядом мать ее, тем же делом занята. Я сразу возжелал девицу и обратился к матери: “Я – вельможа, сын воеводы Иорама. Отдай мне в жены дочь, и бедная девушка станет госпожой!” Девица подняла на меня глаза, опустила из вновь к рукоделью и молчит. Тогда я говорю красавице: “Отчего молчишь, чудо красоты? Ведь вельможе приглянулась! Неужто погнушаешься?” Мать вступилась: “Прости дочь мою, господин. Бедняжка не привычна с мужчиной говорить и оробела, однако...” Тут я прервал ее: “Однако, причина мне известна. Вскружил ей голову пастух Амнон, вертопрах и сердцеед. Тот, что поклялся Иядидье не брать других жен, кроме Тамар!” Промолвил я это и вижу, слезы заструились по щекам обеих женщин. Мать говорит, рыдая: “Накажи меня Бог всеми карами, если отдам дочь за Амнона! Господин мой, потерпи месяц, пока сердце девушки войдет в пору, и получишь ответ”. Тогда Ахан шепчет, мол верь этой женщине, она не обманет. И я ушел. А на сердце тяжело, предчувствую дурное.

     Дождался ночи, и вот я снова у ворот Долины, на сей раз без Ахана. Издалека вижу: в хижине свет. Заходить, думаю, не буду, подсмотрю сквозь щель в двери. Заглянул, и ужас застлал глаза. Амнон там! Красавица у него на шее повисла, обнимает его, а женщина целует обоих. Я оглушен и ослеплен. Есть ли мера вероломству? Видно скромнице, мужчин стыдящейся, милее быть наложницей безродного пустышки, чем госпожой в палатах благородного вельможи. Пусть так. Лицемеры часто остаются в дураках. Сжечь эту хижину и всех, кто в ней! Удержался. Вернулся, рассказал Ахану. А тот отвечает сладкой песней: “Уйми гнев и не горюй. Девица будет твоя, Богом клянусь!” Да что мне его клятвы, Зимри, ведь дьявол Амнон не сходит с моего пути! Такое и стерпеть!? Будь у меня вместо сердца льда кусок – и то бы воспылал, будь в моих жилах вместо крови сладкий мед – в желчь аспида бы превратился! Амнона терпел довольно! Решился: одному из нас глаза закроет смерть!

     Зимри выслушал отчаянные речи и содрогнулся.

     - Смерть – спасение от земных зол. Моли Бога, чтобы враг жил и стонал от горя.
     - Молитвы не помогут. Не видишь разве? Он угоден Небесам!
     - Змею взяла в дом Тамар. Хотела забавы, а змея ужалила, и нет снадобья рану врачевать. Однако, не будем терять время, господин. Действовать пора. Минута дню равна. Вот-вот увидишь, пламя справедливости испепелит и Амнона, и Теймана, и Тамар, и чудо-красавицу. А если захочешь сохранить себе какую либо из девиц – как головешку из огня тяни ее!
     - Не сбывай мне шкуру тигра, покуда тот гуляет на свободе!
     - Не время пререкаться. У меня есть план.


 
Полный перевод:
См. Ссылки на другие ресурсы