Глава 1. Алька
Есть некий час – как сброшенная клажа:
когда в себе гордыню укроти.
Час ученичества – он в жизни каждой
торжественно неотвратим.
Марина Цветаева
Случайность или судьба? Иногда кажется – всё невзначай, а порой думается – всё есть только судьба и не как иначе. Что может защитить нас в грозный час? Пожалуй, только память и истина. Память о том, что было дорогим, хотя и горьким порой. Всё, что случается за всю жизнь, что происходило между людьми, когда они живут вместе в одном городе, на одной земле.
Может от того, что мы – я и мама приехали в Кишинёв ранним утром, он празднично открылся нам сразу. Я влюбилась в этот город с первого взгляда - уютный, красивый, уже отстроенный после тяжёлой Великой Отечественной войны. Но тогда, его районы - Боюканы, Рышкановка, Ботаника были ещё пригородами, кругом стелились виноградники, телевидения не было и в помине. Тогда я не понимала, какое это чудо, что страна только что вышедшая из кровопролитной войны, думала о балете, о создании училища и театра.
Отстроенный после войны вокзал, площадь с лиловыми и сиреневыми хризантемами на клумбах, с оживлёнными людьми, а над всем – сверкающее голубизной небо. Рядом звучит певучая романская речь – как хочется её понять!
На моих глазах Кишинёв превратился в столицу – были возведены: университет, Академия наук, новый оперный театр, цветное телевидение, наукоёмкое производство, а пригороды стали частью столицы. В 90-е годы ХХ века в Молдове произошла деиндустриализация. Так в здании завода «Мезон», как знак времени, расположился супермаркет.
- Да ведь это невозможно, Алька! Оставить тебя здесь одну, - говорила обеспокоенно мама, ещё молодая, красивая, в светлом платье, в туфельках на каблучках.
- Ну, ма…. Знаешь, сколько там прыгало девчонок? А выбрали меня! Мы же договорились, если я поступлю….
- Ох, ох, Алька – большие голубые мамины глаза смотрят укоризненно.
- А ты думала – я не пройду по конкурсу! Признавайся!
- Признаюсь, - сердилась мама.
- А я поступила! Поступила! – радостно скакала я на одной ноге.
- Ох, и дурёха ты! А не страшно одной оставаться?
- Ничуть.
- Алька, но ты будешь получать крохотную стипендию, а сколько мы сможем посылать? У нас с отцом, доча, какие доходы. Бабушка пенсию не получает и брат ещё учится в школе. Всем тяжело будет.
- Мамочка, мамочка, я так мечтаю стать балериной. Я готова всё перетерпеть. Балерины и должны быть худенькими.
- Ох, Алька, какой же ты ещё ребёнок!
Я в этот момент счастлива – исполнилась первая в моей жизни мечта – я поступила учиться. На балерину! На отделение народного танца, недавно организованного при музыкальном училище имени Штефана Няги.
Мама, ни в какую, не отпускала меня далеко и согласилась, чтобы я сдавала экзамены поблизости от украинского городка, где мы жили. Судьба? Случайность?
Мы с мамой пошли по адресу, данному в училище – общежития ещё не было – и оказались в маленьком дворике старого Кишинёва. В этой еврейской семье до меня жила выпускница Евдокия.
- Здравствуйте! Новое поколение? – оглядела она меня.
- Да. – застенчиво улыбнулась я.
- Не знаю, что и делать, - сказала озабоченно мама. – Оставлять или нет? Ведь ещё ребёнок.
- Всё будет хорошо! Я сама была такой. Родом из болгарского села Твардица. Бедная моя мама тоже никак не могла понять – почему я хочу стать артисткой? Взяла последние двадцать пять рублей, брынзу, лук и отвезла меня сюда. Думала не возьмут, а меня взяли.
Евдокия только что побывала на Всемирном фестивале молодёжи в Москве и тут же с милой непосредственностью показала мне белоснежное бальное платье – в нём юная танцовщица кружилась в вальсе в Кремле.
- С генералом! – смеялась она, открывая в улыбке белоснежные зубы.
И платье, и рассказ показались мне чудесным прологом новой, волнующей жизни, которая открывалась передо мной.
Я поступила на работу в ансамбль народного танца «Жок», - радовалась Евдокия. – Другие девочки – в театр, как Элеонора Годова.
- Стала настоящей артисткой, - уважительно сказала мама.
Заслуженная артистка республики Евдокия Негру объездила с ансамблем «Жок» полмира, в Сирии газеты назовут её «Белой розой Востока», она снялась в фильме Эмиля Лотяну «Табор уходит в небо», и других кинолентах.
С чёрными выразительными глазами, красивая, расторопная, сейчас Докица, собирая не хитрые пожитки, сочувственно поглядывала на меня, а хозяйка вслух сокрушалась, что Евдокия была настоящей помощницей в доме, а новенькая такая хрупкая, наверное, ничего не умеет.
- Да ведь ребёнок ещё, - оправдывалась мама.
Мне не терпелось начать занятия, как никогда в жизни, мама так грустно смотрит на моё нетерпеливое лицо. Ей страшно меня оставлять одну, а вдруг всю жизнь станет корить, что не отпустила? В её глазах, когда она прощалась со мной на вокзале, смешалась печаль и радость, и столько было в них грусти, что я растерялась.
Я не понимала маму – почему слёзы? Всё складывалось так чудесно! И сразу ушла с вокзала, как только тронулся поезд.
Какая нас зовёт звезда?
Зачем уводит нас из дома?
Из детства в чудное езда,
В жизнь, плещущую незнакомо.
Покину наш зелёный двор,
Где кролик хрумкает морковку,
Танкист в рубцах смущает взор,
С соседкой празднуя помолвку.
В полёт! В полёт! Во сне летать
Мне недостаточно, упрямой.
Хочу я балериной стать –
Оставить дом, расстаться с мамой.
Глава 2. Начало
Именно здесь, в Кишинёве, созданы все основные балетные партии и по-настоящему началась творческая биография Петра Леонарди. Как у всякого любимого публикой артиста, у него свои постоянные друзья и поклонницы. Остались запечатлёнными на многочисленных фотографиях цветы, их дарили благодарные зрители. Малыши, торжественные и гордые, бежали по проходу вручать их, видели вблизи взволнованное лицо артиста, чувствовали на щеке ласковый поцелуй. Пусть на улице метель, но Валентина Васильевна непременно принесёт по старой ленинградской традиции букетик цветов. Кандидат сельскохозяйственных наук Верещагина подруга юности Аллы Шелест, верная поклонница её таланта…. Когда Верещагину перевели из Ленинграда работать в Кишинёв, Алла Яковлевна позвонила ей и сказала посмотреть на юного артиста, передать от неё привет. Пётр словно бы соединил Валентину Васильевну с любимым Ленинградом, когда поделился своими детскими впечатлениями. Долгие годы Валентина Васильевна оставалась верным другом Леонарди. Каждый образ, создаваемый им, был рождён не без её участия. Каждый хоть небольшой успех, ею был отмечен. Каждый промах переживался ею, как собственные горести. Ждали его цветы и от балерины Лиды Конкс – тоже ленинградки, милой, образованной женщины. Она, как никто понимала значимость его таланта. Две эти женщины – добрые Музы его судьбы. Они старались помочь ему, но помочь непросто – Пётр до крайности самолюбив.
Помогать приходилось ненавязчиво, скрытно, да и у самих возможности скромные. А вот цветам радовался, как ребёнок. Леонарди любит знаки внимания, они необходимы ему, без них он не может жить в самом прямом смысле этого слова. Он умеет отказывать себе во всём, но одного не может простить – неуспеха. Никогда он с этим не мог примириться! Это – одна из основных черт его характера, и в этом проявлялась истинная натура артиста. Что это за танцовщик без самолюбия, равнодушный к тому, как станцует спектакль, как к нему отнесутся зрители? Кто доволен тем, что получает зарплату. Но и в Кишинёве, как предугадывал Пётр, жизнь – в который раз! – началась с неустройства, неуверенности в себе, словно не было за плечами никаких успехов.
Из дневника: «18 октября 56 г. Сегодня репетировал, немного мягче прыгал, но у меня такое впечатление, что я танцую убого, что я просто совершенно неспособный человек и всего достигаю чрезмерным трудом. Неужели я бездарность? Почему никто не скажет мне это в глаза? Может, действительно, бросить балет? Если пройдёт всё успешно, то дотяну до конца сезона, а если провал, надо бросать всё… и в Сибирь! Затеряться там».
Он сомневался во всём, хотел всё бросить, пропасть почему-то в Сибири, будто Сибирь – это неизвестность и глушь…. Но вот первые дружеские слова, улыбки, первые маленькие удачи на репетициях – и Петя оттаивает сердцем. Снова верит в себя, в жизнь, идёт домой после репетиции вприпрыжку, размахивая балетным чемоданчиком.
Глава 3. Уроки классики
Пол был вымыт с утра уборщицей,
В зале пахло лесом и домом.
Так полы учила мыть бабушка,
Чтоб желтели ромашкой.
Понедельник с того начинается –
Солнце прыгает по невысохшему,
Мы дурачимся, нескладёныши,
Ничего о себе не ведая…
Входит в зал небесная Прима –
У станков замираем трепетно.
Ах, тесьма на пуантах развязана,
А урок уже начинается.
В зеркалах наши детские мордочки,
Наши спины светятся матово.
Мы забыли о доме. Мы счастливы.
Мы взлетаем в балетном па.
Я смотрю в зеркало: у меня вздёрнутый носик, серые глаза и тяжёлая, цвета старого золота, коса. Сложена я по-балетному – тоненькая, узкобёдрая, длинные ножки красивой формы, но я ужасно недовольна своей внешностью. Мне кажется, что все девчонки красивее меня. У Нины волосы ещё длиннее – золотые и вьющиеся. Её мать, эстонка, передала ей красоту северных красавиц – розовые щёки и голубые-голубые глаза. У Нины - гармоничное лицо, правильное, носик небольшой, выточенный, а вот у Светки нос длинноват и уточкой, она страдает из-за него. Фигура мальчишеская, но руки хороши и плечи красивой лепки. Маргариту, как только Светка узнала, что та немка, стали звать Гретхен, проще – Грета. Она самая маленькая, но вот ножки самые красивые на курсе, это признано всеми и фигурка ладная.
Наташа светловолосая, карие глаза, но фигура – не поймёшь что – «гадкий утёнок» и только. Аня с чёрными косичками и большими чёрными глазами похожа на воронёнка, а её подруга Маричика ничем не выделяется. Такие мы в эту осень. Всё время в нас что-то меняется.
Мы занимаемся в театре, стоим в зале с высоким потолком, с зеркалами на стенах. И пока в зале нет педагога, отодвигаем края трусиков, обнажая белую полоску – чей загар темнее. Ноги ещё по-детски худые, коленки выпирают, но мускулы крепкие – это ноги будущих балерин.
- Бонжур! Бунэ диминяца! – это, как обычно, здоровается наш аккомпаниатор Марлен Александровна. Хотя ещё не кончилось лето, она в неизменном своём тёмном платье и белоснежным жабо. Строгая и подтянутая. Сегодня, в первый день занятий, с затаённым любопытством смотрюсь в зеркало – какая я? Странное у меня умение уединяться, когда вокруг шумят подруги, да и ещё смотреть на них словно бы издалека.
- Доброе утро, девочки! – приветствует нас педагог Рашель Иосифовна. Она загорелая, моложавая, в летнем цветном платье, которое так идёт к её роскошным рыжим волосам. Горбоносый профиль, умные небольшие карие глаза, лицо её светится энергией и радостью встречи. Я её немного побаиваюсь, а почему и сама не знаю – Рашель Иосифовна всегда меня отмечает, просто какое-то детское чувство страха. А вот Светка – нисколько.
- Девочки, я принесла вам альбом. Это – о русских сезонах Сергея Дягилева в Париже. Когда русский балет звучал во всём мире! Аня, ты учишь французский – читай!
- Анна Павлова….
- Девочки, не выдавайте меня. Этот альбом мне привезли в подарок … издалека.
- Откуда Рашель Иосифовна? – любопытствуем мы, разглядывая это чудо.
Они не знают, что это такое – сезоны русского балета в Париже и почему говорить о них запретно, но нас восхищает роскошь альбома, его плотная, атласная бумага, надписи по-французски под чудесными фотографиями.
- А это кто?
- Нежинский, - сказала Марлен Александровна – «Синяя птица. Это был его коронный номер. Он, к сожалению, рано сошёл со сцены, заболел душевной болезнью, пропал такой замечательный артист.
- Какой он необыкновенный, - восхищается Света.
- Ну, всё, девочки, встали к станку. В перерыве ещё посмотрите. Пусть Аня и Марлен Александровна вам переведут.
Марлен Александровна весело оглядывает нас.
- Какие вы у меня загорелые, как подросли. А поумнели? Надеюсь. А почему пол не побрызган? Кто не умеет поливать пол, тот никогда не станет настоящим артистом. Так и знайте, - обычная сентенция педагога, но сразу кажется, что каникул и не было вовсе. – Алька, не лей слишком много, а то носы расшибёте.
- Давай я полью! – Света схватила лейку, танцует с ней по залу. Пол сегодня такой чистый, что виднеются мягкие завитки сучков, он источает запах свежевымытого дерева, поблёскивает просыхающими лужицами. Поливать его и не обязательно, но таков утренний ритуал. Света самозабвенно носится по залу, струйки сверкают на солнце, и всё прекрасно, но тут её нога попадает в лужицу, и она, поскользнувшись, с воплем падает.
- Взрослые уже, а никакого ума, - говорит с досадой педагог. «Ну, какие же мы взрослые?» - удивляюсь я. Света уже бросила массировать ушибленную ногу и строит рожицы за спиной Рашель Иосифовны.
- Ну, как, занимались на каникулах? – спрашивает та строго. – Что-то не вижу - я виновато опускаю голову – где там!
- Неплохо, девочки. Молодец, Нина!
Я невольно смотрю на Нину – та, как натянутая струна: вот-вот лопнет. Даже морщинки на лбу от напряжения. Самолюбие халтурить не позволяет. Я пытаюсь собраться, только отвыкшие за лето ноги не слушаются. Мысли лёгкие, случайные. Напряжение никак не отражается на моей внешности – врождённая грация не даёт мне выказать его. Рашель Иосифовна уже подметила эту мою особенность.
- Алька и падает красиво, - смеётся она.
Похвалы педагога в адрес Нины особенно злят Светку. Она разглядывает себя в зеркале, строит неизвестно кому рожицы – на это она большая мастерица. Да и что говорить – ей легко блеснуть, она умеет первой выучить движение. Рашель Иосифовна говорит – Света стихийный талант.
Что это такое я не понимаю, но, наверное, что-то хорошее. Рядом со мной стоит у станка тихая, малоодарённая Маричика и смотрит в потолок, пока её ноги довольно точно, но не изящно выполняют батман. Рашель Иосифовна ничего особенного не ждёт от бедной Маричики, даже не скрывает этого и давно решила, что пристроит её в «Жок». Мне жаль подругу – столько обид она терпит от педагога, а всё равно остаётся доброй и незлопамятной. Но ещё добрей и безответней её подружка и соседка Аня Чебан, хотя у неё в отличии от Маричики отличные балетные данные и замечательная музыкальность. Но парадокс был в том, что поступать хотела Маричика, Аню она взяла с собой для храбрости.
- А что это у тебя за пятно на щеке? – интересуется Рашель Иосифовна.
- А мы пили муст, - простодушно отвечаю я.
- Да вы что? – возмутилась педагог. – Пить вино?. Никто не думал, что муст – вино. Дальше последовала взбучка, во время которой девчонки выразительно поглядывали на меня – кто тебя тянул за язык? Я виновато улыбалась. Как это приятно: орехи нового урожая, грозди винограда, муст, калачи с начинкой, выпеченные добрыми руками женщин со Старой почты. В этом угощении чудо осени, её даров, Рашель Иосифовна ничего не понимает в поэзии этих весёлых пиршеств. Зимой девочки приносили из дому бутерброды и угощали друг друга, но это совсем иное, скучное, а осеннее угощения запомнились на всю жизнь. Как забыть доброе и чумазое лицо Маричики, когда она пьёт из кружки муст и улыбается. Неразговорчивая, задавленная тяжестью учёбы, она становилась весёлой и общительной. Да, это здорово!
- Запомните на всю жизнь, девочки: никакого алкоголя. Балерина всегда должна быть в форме, не имеет права расслабляться, – тон у Рашель Иосифовны был самый решительный.
Муст всё равно пили ещё недели две, но тайно, а потом он превратился в настоящее вино, и мать Маричики перестала давать его дочери.
- Встали. Рон де жамп партер, - пожалуйста, музыку, Марлен Александровна, - обращается педагог к аккомпаниатору.
Марлен Александровна, тут же грассируя и немного в нос, повторяет это французское название движения, чтобы девочки запоминали правильно, а Рашель Иосифовна не придаёт этому никакого значения, насмешливо смотрит поверх очков.
Ах, Марлен Александровна, накрепко вписанная в их детство, прозванная Светкой «шер ами», за её обращение к нам, музыкантша с французскими словечками, весёлой музыкой и ласковой улыбкой. В раздевалке девчонки передразнивали её французский прононс. Марлен Александровна частенько оставалась после занятий и возилась с Аней и Маричикой – помогала по французскому языку, остальные – увы – учили в школе английский язык.
Однажды, на первом курсе, Рашель Иосифовна за что-то распекала Аню, а та только хлопала глазами.
- Она же ничего не понимает! – догадалась тут педагог. – Марлен Александровна, переведите, ради Бога!
Марлен Александровна улыбнулась и что-то стала говорить по-молдавски.
- Перевела, но вкратце.
- А что вы ей сказали, интересно?
- Дорогая девочка, слушай педагога и если тебе что-то непонятно, обращайся за помощью ко мне.
- Хм… пожалуй… так.
Сама Марлен Александровна строга и, по её мнению, безукоризненно воспитана, так думали мы, но… от всего этого пахнет нафталином, как и от её горжетки. Да, девчонки её считали скучной старой девой и всё. Что с того, что Марлен Александровна учила их французскому и молдавскому языку, и всё с улыбкой? Чтобы все они без неё делали? «Вы наша палочка-выручалочка», - говорила Рашель Иосифовна о своём аккомпаниаторе.
Та ко всем обращалась «шер ами».
- А вы знаете, - как-то сказала она в перерыве девчонкам, - как возникло в русском языке слово «шарамыжник»? «Шер ами» - милый друг. И вот в эпоху Наполеона, когда французы пришли в Россию, их застала голодная зима. И они шли по дворам, обращались к русским крестьянам – «шер ами». Просили поесть, а те, увидев их, говорили: «Вот опять идут эти шарамыжники!». «А почему кафе называется «бистро»? Тоже связано с этой войной. Когда казаки, победив Наполеона, вошли в в Париж, они заходили в кафе и просили: быстро, быстро обслужить их. Так и осталось, только на французский лад – бистро! Вообще, французы удивительно восприимчивые к искусству люди и любят русскую культуру.
- Алька, не поднимай плечи! – реплика педагога.
Разве она я их поднимаю? Плечи сами поднимаются от напряжения.
- Света, ты чего там мудришь?
- Я пробую…
- Меньше пробуй, больше работай.
Высоко, красиво поднимает в арабеске сильную ногу Света. Мне остаётся только вздохнуть. Шаг у меня прекрасный, а вот силы такой нет. Я завидую подруге, но что поделаешь? Словно издали слышу голос Рашель Иосифовны. Постепенно нарастает напряжение, а вместе с ним приходит усталость. Кажется, не хватит сил сдержать себя, продержать на весу ногу ни секунды, но… поворот и всё с другой ноги, только капельки пота выступают на спине у стоявшей впереди Наташи, а у меня взмокли волосы. Нет, не выдержу. Сесть бы на пол и закрыть глаза. Но вместо этого слышатся хлёсткие замечания педагога. Совершенствование – цель урока.
И так каждое утро, и далее всю балетную жизнь. Неужели когда-нибудь мне надоест танцевать? Не может быть! Никогда!
Кто они? Соперницы? Сёстры? И то и другое. Иногда берёт верх одно чувство, иногда другое, но пока что ощущение родства сильнее. Ведь мы дети и учимся танцевать.
- Девочки, сегодня будете учить большой прыжок – жете, - торжественно говорит педагог и потом добавляет доверительным тоном, - я сама прыгала хорошо. Это был мой коронный номер. Прыжок – визитка балерины. Помните, у Пушкина: «Душой исполненный полёт!». Но, чтобы прыжок стал полётом, нужно знать некоторые секреты.
Мне кажется, что я всё отлично поняла, но стоит попробовать, и ноги делают что-то несуразное, а плечи «выше головы», по выражению Рашель Иосифовны. Как это умудряется Света сразу схватить движение? Наташа, самолюбиво поджав верхнюю губу, учит движения сама и вот – поняла! Мне нравится Наташа больше всех. Она тоже отлично схватывает движения, и не её вина, что у неё получается неуклюже – ноги, как у журавлихи. Она самая высокая в нашем классе, выше Светы, а её руки и ноги, кажется, растут прямо на глазах. Наташа расстроена этим. Всё у неё торчит – лопатки, коленки – гадкий утёнок и только. Всё же мне кажется – Наташа самая красивая – светлые волосы, а глаза карие и брови и ресницы, как нарисованные угольком – боярышня из русской сказки! Заплетает свои тонкие волосы в косичку и завязывает на макушке бант. Типичная отличница.
Самолюбивая Нина учит сама. Соперничая потихоньку со Светой, но где ей до неё! – Я искоса наблюдаю за ними. Нина всегда всё делает правильно и данные у неё хорошие, но она никогда не танцует – только работает. Танцует – Света. Ей уже скучно или она притворяется. Бог с ней. Мне не до неё. Сначала небольшой прыжок, весь секрет в том, чтобы он был лёгким, изящным, не плюхаться. А пока так и слышно: шлёп, шлёп…. А большой прыжок должен быть не только лёгким, но и сильным, высоким, ноги в прыжке раздвинуты в шпагате. А у меня не тридцать градусов и опять шлёп… шлёп. Лягушка, да и только. Где же, где этот знаменитый «душой исполненный полёт!? Ноги от усталости дрожат противной мелкой дрожью, даже стыдно, вдруг заметят, спина взмокла, волосы влажные, а всё – шлёп, шлёп.
- Эх вы, лягушки, - вздыхает педагог.
Тут заглянула в класс педагог Нонна Березина. Слегка улыбаясь капризно изогнутыми губами, она смотрела на наши ученические потуги. Потом подозвала меня.
- В жете есть секрет – в полёте надо ещё раз резко сделать рывок.
- Попробуй!
Света тут же смекнула – прыжок почти вышел. Я поймала на пятый раз, но – навсегда.
У Нонны Михайловны высокий лоб, изящный горбоносый профиль, холодноватые зелёные глаза. Когда она улыбается, её аскетическое, породистое лицо становится женственным и привлекательным. Она – молодой педагог, ведущая балерина.
- Как выдумаете, сколько мы делаем в день прыжков? – спросила вдруг Наташа.
- Не знаю… - теряется Нонна Михайловна. – Много, наверно….
- А сколько?
Наташа берётся считать. Она из семьи математиков и единственная среди девчонок имеет способности к точным наукам.
- Девчонки, четыреста прыжков в день!
Теперь этим заинтересовались все, сбиваются и считают снова.
- А приседаний семьсот двадцать. Точно. И столько же почти прыжков. Если не прыгать лишнее.
Но ведь они всё время в движении – надо и не надо!
Мы и сами удивляемся – это наши маленькие тела каждый день делают столько движений! Вот здорово!
Рашель Иосифовна качает головой и смеётся – что только не придёт в голову её девчонкам! Чем только они не удивляли её – и в дурном, и в хорошем!
Свет в зале льётся с потолка. Высоко окна. В пасмурные дни в зале спокойно и светло, в солнечные – празднично.
Наташа встаёт на солнечное пятно, улыбается. В дверях зала появляется Юрочка из параллельного класса. У него большие карие глаза и тёмно-каштановый чубчик. Юрочка красив, дружелюбен, талантлив, но маленького роста и страдает от этого, потому что влюблён в Наташу, самую красивую рослую девочку в классе.
- Какая у тебя улыбка, Наташа! – Заворожёно говорит он.
- Какая? – кокетничает та.
- Необыкновенная. У всех балерин застывшие улыбки, а у тебя, как будто ты стоишь не в зале, а … на весеннем лугу - Юрочка выпаливает это одним духом и смущённо умолкает. Наташе хоть бы что. Она только удивлена. Хотя верно: у балерин от напряжения вырабатывается особая улыбка. Шутка ли – балерина крутит свои тридцать два фуэте и улыбается.
Все девочки знают об этой влюблённости, но никто не смеётся над Юрочкой, только Нина однажды сказала, чтобы подразнить Наташу.
- Подумаешь, в неё влюблён этот карапуз.
Все тогда смолкли. Но что поделать – Нина была странной девочкой – как скажет….
Раз Юрочка у дверей, значит, урок окончен. Девочки приседают в прощальном глубоком реверансе.
- Мерси боку, - благодарим и мы.
Я ехала домой
Июлем душным,
Отважной, тринадцатилетней,
В вагоне общем,
Где с корзинкой бабка,
Солдаты, зноем сморенные дети.
Морщинистым украинским
Крестьянкам
Я говорила,
Что учусь в балете.
И это было
Неправдоподобно,
Как скрипки плач в степи
Ночной, озябшей,
Но с верой,
и надеждой,
и любовью
Они смотрели
На мои ключицы хрупкие,
На перешитое, из маминого, платье.
***
Бывает особенное время ранней осенью, когда всё видится как бы в лёгкой сизой дымке: и собор, и памятник Штефану Великому, и Пушкинский парк с печальным Пушкиным и строками на сером камне: «Здесь лирой северной пустыни оглашая, скитался я… «. Пушкинская липа в лёгких, словно нарисованных золотой акварелью листочках…. И аллея классиков, где у памятника Михаилу Эминеску, всегда лежат живые цветы. Что-то печальное и светлое есть в этой поре, веет прощанием с летней беззаботностью. Особенно прекрасен бывает парк ранним утром, когда всё ещё чисто, воздух хрустален, и нет никого, кроме дворников, кончающих работу в разных уголках парка. В такой золотой осенний день заболела гриппом Рашель Иосифовна. Обычно она ругала девочек, пропустивших занятия из-за болезни, как за прогул, а теперь свалилась сама. Мы, девчонки, немного попрыгали для очистки совести и отправились гулять. Штефан Великий задумчиво смотрел на город, рядом крутились киношники. Немного поглазев, весёлой стайкой мы побежали к фонтану.
У скамеечки появилась первая мороженщица.
- Доброе утро! А какое нынче мороженое у вас?
- Пломбир и по одиннадцать эскимо, и с крэмом – за двадцать две.
Мороженщица говорила «с крэмом» девчонок это смешило. Я протянула два рубля.
- Ты что, Алька? Самая большая богачка? Посмотри на свои туфли.
- Всем поровну, - поддержала Наташу Нина.
- А у меня нет денег, - сокрушается Аня.
- Вот видите, - говорю я и протягиваю рубль. – Дайте, пожалуйста, семь штук по одиннадцать копеек!
Будь мороженое дешевле, мы не задумываясь, потребовали бы, конечно, его: привыкли покупать всё самое дешёвое – авторучки, мороженое, билеты в кино.
- Что вы так рано в парке, девочки?
- У нас учительница болеет, - отвечали мы радостно.
Тётка поняла наше настроение и засмеялась. В каждой такой тётке живёт что-то материнское.
- Что злая учительница?
- Нет, очень добрая.
Да, такова диалектика жизни – учительница добрая, но то, что заболела – прекрасно!
- А где вы учитесь, девочки?
- Мы учимся в балете.
- В балете? Вам, наверное, нельзя много кушать?
Мы фыркнули – сколько приходится слышать этот вопрос!
- Вот ещё! Мы едим всё, что можно съесть!
Тётушка заулыбалась. Она рада нам, ей скучно в парке в эти пустынные часы, потом придут бабушки с детьми, и станет веселей.
- И много вы занимаетесь?
- Много. Утром с восьми до двенадцати, потом концертные номера с четырёх до шести, а потом мы все ходим в вечернюю школу.
- Вы и в школе учитесь? Молодцы!
Тётушка качала головой и восхищалась нами. Никто ещё нами так не восхищался. Она придерживалась мнения, что детей сейчас перегружают учением и это плохо влияет на здоровье.
Мы взяли эскимо в шоколаде, самое вкусное мороженое в мире, и сели рядом на скамейку. Мы свободны – жизнь прекрасна. Съели мороженое, и я стала всех смешить – прохаживаться перед девчонками. Передразнивать походки я умела – любые!
- Внимание! Впервые в сезоне и в мире! Одиннадцать походок. Походка первая – «Шер ами»!
Все покатывались со смеху – так утром входила в класс Марлен Александровна.
- Бонжур! Уважаемая Рашель Иосифовна, у вас произношение не французское, а одесское. Ла реведере! Прощайте!
И новая походка – прямой, как шпага, шёл Александр Смолянский – Дон Кихот в молодости.
- Вы, конечно, сударыня не блистаете, но здесь, слава Богу, не Большой театр….
- Точно, Алька, это он!
- Рашель Иосифовна…. Дорогие спящие красавицы, с добрым утром. Алька, не поднимай плечи, Света, не думай о борще….
Мы хохотали. Ведь главное в искусстве – злободневность. Тётушка не очень понимала над, чем мы смеёмся, но улыбалась. Собственно весь этот спектакль задуман для публики, коей являлась она, но публике он оказался непонятен, как это и случается с настоящим искусством. Обезьянничание у нас в крови, мы и минуты не могли без него прожить, мы его обожали, ведь это были задатки актёрского дара в каждой из нас. Света не могла снести чужой славы и тоже вскочила, чтобы показать себя. Аня смеялась от всей души, Нина сидела с холодной светской улыбкой, Маргарита моргала карими близорукими глазами и с лёгким осуждением качала белокурой головой, а Маричика только сдержанно улыбалась.
И все настроились посмотреть, но тут захрипел репродуктор, и мы услышали торжественный голос Левитана, вздрогнули. Тётушка тоже насторожилась. Голос такой, что в первую минуту не поймёшь: великая беда или великая радость в государстве. Взволнованно прислушались – в голосе звучали радостно-торжественные нотки. На орбиту Земли выведен первый искусственный спутник. Мы закричали, захлопали радостно в ладони, кинулись друг к другу.
- Девчонки, запомните это число: 5 октября 1957 года! – закричала на весь парк Светка.
И закружились, затанцевали, выкрикивая это число. Двенадцать лет назад окончилась война, она ещё чувствовалась в скромном нашем быту, в скученности серых домов и многом-многом, но вдруг над всем этим миром летел спутник! Прозвучало по-новому древнее слово «космос».
Когда мы вернулись в театр, все уже знали об этом важном событии и улыбались, как именинники. В руках шуршали газеты. Это было чудо. Хотелось узнать о нём как можно больше. Спутник сразу раздвинул рамки мира. В этот день ощутили, что они – часть человечества планеты Земля. К этому примешивалось гордости – они первые в космосе. Мы ещё не знали, что будем современниками первого человека облетевшего Землю – Гагарина, увидим по телевидению выход человека в открытый космос, полёта на Луну, что космические корабли полетят при нас к Марсу и Венере, но никогда больше мы не переживём чувства такой полной и непосредственной радости, как в тот осенний день.
Я – девочка. Я театр люблю…
Здесь очень вежливы швейцары.
И гардеробщик важный, старый,
Седой, как композитор Глюк.
Подаст пальто,
поговорим…
Он очень-очень много видел.
Он добр, как дождь,
он тих, как выдох,
Ему бы надо съездить в Крым.
Я это вижу, но молчу…
Зато блистательны спектакли,
Кулисы музыкой пропахли,
Скоплю я денег – и лечу!
То, из чего растёт искусство,
Насущно, просто и грешно,
Всё от земли и всё от чувства,
Искрит, как старое вино.
Глава 4. Фэт-Фрумос – герой балета
Выздоровевшая Рашель Иосифовна объявила нам, что я, Света и Аня будем ведущими в детском балете композитора А. Муляра «Фэт-Фрумос» в балетной студии «Солнышко», где готовится спектакль для участия в Декаде молдавского искусства и литературы в Москве.
- Девочки, возьмите сборник молдавских сказок. Вы узнаете кто такой Фэт-Фрумос, Иляна-Косынзяна и другие….
- А я и так знаю, - сказала Маричика обрадованно.
- И я тоже! – подхватила Аня.
- Вот и хорошо.
Девчонки взволнованно переглянулись. «Ведущие» - это звучало весомо и у меня тревожно забилось сердце.
- Когда? Где? – спросили мы хором.
В зале дома пионеров было много ребят – девочки и мальчики из балетной студии «Солнышко», я даже немного растерялась. Стояла у станка рядом со Светой и тут заметила Павла Николаевича Фесенко. Я его уже видела на сцене театра в роли хана Гирея в балете «Бахчисарайский фонтан» и он мне нравился. Я робела перед ним, он казался мне суровым и недоступным, хотя дружелюбно улыбался нам всем и обменивался репликами с Рашель Иосифовной. Неужели это он будет ставить этот чудесный балет? - волновалась я.
- А вот и мои девочки,- представила нас педагог.
- Мне кажется, что из моей Альки получится изящная Иляна – Косынзяна, Света – вылитая Морская царевна, а уж гибче нашей Ани не найти, отличная выйдет Змея.
Павел Николаевич осмотрел нас несколько скептически.
- Пожалуй, а то девочки из самодеятельности не потянут классику, а для ваших учениц - это хорошая практика.
Рядом со мной и Светой стоял высокий парень. Такой красивый, что и смотреть на него неловко, но Света умудрилась даже познакомиться – как же не позавидовать ей!
- Это, девочки, ваш партнёр, витязь Фэт-Фрумос.
Володя Коваль смущенно улыбнулся.
- Люда, подойди сюда. Знакомься, Володя, это Людмила, тоже твоя партнёрша – Ведьма.
- Смотри, не влюбись, - сказала мне в шутку Рашель Иосифовна, но я только независимо пожала плечами.
- Вот ещё! Я и не думаю … - и вот, в самом деле, как банально влюбляться в того, в кого, конечно, все девчонки сразу и влюбятся.
Я и Володя стоим, друг против друга, а педагог смотрит на меня, как на обречённую: силы явно неравны. Этот взгляд ещё больше стесняет меня, а тут ещё Павел Николаевич, как ни в чём не бывало, с деловитым видом берёт меня за талию и показывает смущённому вконец Володе, как делаются поддержки. Как ни тонка, ни воздушна я, однако для партнёра оказывается не простым делом поднять меня даже сантиметров на двадцать от пола, к тому же я ойкаю – мне оказывается больно!
- Ничего, привыкнешь, - смеётся Павел Николаевич. – А ты думала – это просто?
Но, как, ни деловито говорил и действовал балетмейстер, мне стыдно, от смущения я путалась, да ещё из всех сил старалась не выдать себя, вести себя, как ни в чём не бывало и от этого моё уставшее личико кажется особенно замкнутым и бледным.
Но главное, что всем нам предстоит такое необыкновенное дело - создавать балет, какого ещё никогда не было.
Мы слышали это выражение «вести спектакль» много раз, но только теперь должны узнать, что это такое. Приятно и немного страшно быть ведущей.
Пусть это всего лишь детский балет, для нас это не игра. А тут ещё Володя, красив, словно и впрямь витязь из сказки. Что касается вечной любви, то Иляну-Косынзяну из его невесты срочно решено сделать сестрой, так решили бдительные дамы из министерства культуры, хотя во всех сказках она – невеста! Но, чтобы спектакль не был совсем уж бесконфликтным, следуя законам жанра, появилась и коварная – Морская царевна. Эта эффектная партия, конечно же, досталась Свете, а вот мне бледный образ сестры. «Что делать…» - вздыхала я про себя.
- Ничего, Алька, побольше лирического жара и твоя роль тоже будет интересной, - успокаивала меня педагог.
Кто мог бы предположить, что настоящей – то победительницей Володи станет совсем другой персонаж, вовсе для той роли не предназначенный, а именно Ведьма. У неё вздёрнутый носик, маленькие, капризно очерченные вишнёвые губки и … чёрные миндалевидные, самые модные в это время глаза, настоящей Ведьмы. Однако сейчас все события ещё впереди, сейчас Людмила скромно наблюдает за моими и Володиными мучениями.
Мне кажется, что танцую я ужасно, что вот-вот меня заменят – мало ли других девочек, да ещё обижена Нина, а взгляды со всех сторон только сковывают меня. Смотреть на Володю приходят даже девочки старших курсов. Сегодня пришла Олечка с подругой Галей.
- Ну и бестолочь ты, Володька, не здесь надо брать, чуть повыше, сказывал же я в прошлый раз, - возмущается Фесенко, а парень только виновато и добродушно улыбается. Серые глаза из-за густых чёрных ресниц кажутся тёмными, брови чёрные, как нарисованные гуашью, черты лица несколько излишне правильные, но когда он улыбается, то улыбка смягчает эту резкую определённость черт, глаза светлеют, и лицо преображается, в этот момент он неотразим.
Но мне не до наблюдений – как бы, не хлопнуться на глазах у всех.
- Мне больно, - морщусь я, но слова эти произношу тихо.
- Терпи. Я вон, сколько с вами терплю.
- У меня все бока в синяках. Я больше не могу, - сопротивляюсь я.
Выдохлась, устала до изнеможения, но как выразить эту постоянную напряжённость? Вот и говорю о том, что понятно всем.
- Капризничать вздумала? Рашель Иосифовна, я отказываюсь с вашими красавицами работать. Сто раз показываю, а они по-своему. А эта ваша хвалёная Алька, как принцесса на горошине: не тронь меня!....
- Алька, потерпи, это пройдёт!
Володя хмурится, он готов бросить всё, ему неловко причинить партнёрше боль. Он не знает, как обращаться с этими незнакомыми существами, которых в душе побаивается. Ни с кем из девчонок даже в кино не сходил, не то что обниматься или целоваться, а тут? Но я ещё ничего, скромная и милая, а вот Людмила, та смотрит на него насмешливо, задирает всякими шуточками и смеётся над ним – как с ней быть? Он улыбается, и я оттаиваю. Чем виноват Володя, что балет такое искусство, где много боли? Я дружески улыбаюсь ему сквозь слёзы.
Эти слезинки видят все, только я сама среди сумятицы чувств не замечаю их. Но постепенно – от репетиции к репетиции – боль отступает. Руки партнёра кажутся уже мне добрыми, надёжными. Высокий и сильный юноша поднимает меня легко – вот что такое балетная наука.
На репетиции со Светкой те же трудности! Славный витязь Фэт-Фрумос бродил по свету, чтобы найти сестру, но она оказалась во власти чар злой Ведьмы. Он тронулся в путь, чтобы найти и разрушить злые чары Ведьмы, освободить свою сестру Иляну-Косынзяну, но … попал в подводное царство Морской царевны …. А та уже в возрасте невесты и страшно скучает в обществе холодных рыбок и осьминогов. И не может устоять перед таким прекрасным витязем, как Фэт-Фрумос. Однако царевна горда и, не выдавая своих чувств, плавными движениями прекрасно вылепленных рук показывает ему своё царство. Глупые маленькие рыбки ведут хороводы, перламутровые раковины тихо раскрываются ему навстречу, розовые жемчужинки начинают колдовской танец. Морская царевна ведёт витязя за собой, и он не может противиться её тоске по земной любви, её мучительному желанию разделить с любимым подводное одиночество. Она притягательна в своей некрасивости спартанской фигуры, в ней говорит чудесная, ранняя женщина, непонятная в своей искренности. Она теперь иная. Но какая? Ясно ответить на этот вопрос я не могу.
Некрасивая царевна и вправду «Ваше высочество», и поэтому ей всё подвластно. Витязь смотрит на неё, как на чудо природы, и если бы не чувство долга, не память о зачарованной сестре, остался бы с ней навсегда, чтобы слушать её жемчужные речи и волноваться, глядя на её походку. Он ушёл. В распахнутых глазах горестно окаменевшей Светы застыли слёзы. Но … кругом и так много воды, а царевнам плакать не полагается. Малыши с воодушевлением изображали рыбок в подводном царстве Морской царевны. Сколько их…. Они все знают меня, а я не замечаю никого вокруг, хотя за мной эти «рыбки» ходят по пятам. Во имя любимой балерины они готовы на любой подвиг: ждать вечером на улице, сопровождать до самого дома, но приходилось обожать издали. Володя их прогонял домой, а вот я смеялась – их обожание казалось мне естественным – ведь я непременно стану звездой балета, и, как это показывают в кино, за мной будут ходить влюблённые поклонники, меня будут узнавать на улице….
- Ты что там заснула? – голос Павла Николаевича.
Я вздрогнула . В самом деле, о какой ерунде я думаю? Тут собственную вариацию никак не могу выучить и вовремя вступить. Волновалась и по поводу того, что у меня высокий подъём, и тонкие, хрупкие щиколотки – это красиво, но балетмейстер качает головой – добьюсь ли я устойчивости? Как буду работать на пуантах? И опять я завидую Свете – хоть и небольшой у неё подъём, зато на пуантах стоит, как влитая.
Я вздыхаю, бинтую по совету Рашель Иосифовны щиколотки. И танцую на старых, задубевших пуантах - на новые туфли ни у меня, ни у других девчонок нет денег. Приходится танцевать, почти на голых пальцах. Новые пуанты обещали к премьере – по две пары!
В заколдованном Ведьмой царстве томятся с Иляной девушки-красавицы, на самом деле жизнерадостные, смешливые девчонки, особенно Наташка и Светка Нестерова, но с огромным старанием, хотя и без видимого успеха, они разыгрывают страдающих пленниц. Арсенал выразительных средств невелик: девушки опускали глаза и шли по кругу с уныло застывшими лицами. Вот и всё, как ни бился Павел Николаевич! Но…как только танец кончался, переставали «страдать», и тут же, начинали смеяться, стараясь привлечь внимание Володи. Я хорошо понимала тайный смысл их пересмешек и реплик, но не скажешь же – пусть все выйдут.
Долго странствовал Фэт-Фрумос. Победил всех врагов, укротил и Змею. Только гибкость и роднит Аню со Змеёй, но ничего змеиного в её душе нет, одна сплошная наивность и доброта. Тараща свои огромные глазища, смотрела бедная Аня на балетмейстера и вздрагивала от его хлёстких слов. Тот прямо разрывался от злости из-за её бестолковости, и полного неумения войти в образ. Однако у той не хватало самолюбия, так что воздействовать было не на что. Но где же найти такую – тоненькую и гибкую? В чёрном купальнике с зелёными полосками она и впрямь была похожа на змейку. Только без яда.
- Бестолочь. А хороша, - бросал в сердцах Павел Николаевич.
- Ничего, освоит. Трудно сразу, - примиряюще говорит Рашель Иосифовна. – Научится.
Шёл по свету витязь и набрёл на свою судьбу. Да, так бывает. Что там я и Света! Что наши лирические адажио и нежные взгляды!
Людмила – невысокого роста, широкоплечая, но с тонкой талией, смуглая, всё время привлекала внимание Володи. Так и тянуло смотреть на неё, где бы она ни стояла. Как все страстные натуры, она бледнела так внезапно, что белки её агатовых глаз отсвечивали голубизной, и так же вспыхивали сквозь смуглоту румянцем, выдававшем её внутренний огонь. Он даже робел перед ней, хотя, что особенного – девчонка и девчонка. Бесстрашно глянула она на витязя, сойдясь с ним в поединке, и он впервые дрогнул… опустил глаза. Мне он смотрел прямо в глаза, эти дружелюбные взгляды так поддерживали меня, а тут…. На глазах у всех он настолько смутился, что упустил Ведьму с простой поддержки, и она шлёпнулась на пол.
- Растяпа, - разозлилась она.
- Извини, пожалуйста, - окончательно смешался он.
- Вот ещё, - фыркнула девушка, - и тут же безапелляционно заявила – он меня не так держит. Мне неудобно. И вообще, ищите другую Ведьму.
- Ведьмы на дороге не валяются, - реплика из зала.
- Да что ты о себе воображаешь? Алька и Света учатся в училище, а ты из балетной студии «Солнышко», - кипятится Павел Николаевич.
- Да что с тобой, Людмилка?
- Рашель Иосифовна, я не собираюсь из-за него ломать конечности.
Вишнёвый ротик сжат, глаза сердитые, нет, она настоящая Ведьма, не размазня Аня и не я – растяпа, что и говорить, девушка с характером.
- Сдурела, девка, - возмущается постановщик. – У каждого свой характер. Я от спектаклей время отрываю. Рашель Иосифовна, вы как хотите, а я отказываюсь в такой обстановке работать.
- Всё равно не буду.
- Репетиция отменяется. В четверг в семь вечера следующая. И без фокусов, - строго говорит педагог.
Побледнев и закусив губу, Людмила вышла из зала. Света пристально смотрела ей вслед и переглянулась со мной.
Володя растеряно улыбался. Улыбка некстати, он чувствовал это, и ещё больше смущался. Мимо него, ехидно посмеиваясь, проходили «заколдованные» красавицы. Он пожал плечами и тоже ушёл. В зале остались только Павел Николаевич и Рашель Иосифовна.
- Вот злюка… настоящая ведьма. Где вы её нашли? Такой спокойный хороший парень…. Соплячка! Возомнила себя. У нас в театре заслуженные артисты так себя не ведут, - возмущался постановщик. Рашель Иосифовна лукаво улыбалась.
- Да она просто в него влюблена.
- Влюблена? Какая любовь в пятнадцать лет?!
- Первая!
На следующей репетиции неожиданно для всех они появились вместе. Вражды, как и не бывало! Наоборот – Володя и Людмила так хорошо ладили, что Фесенко только руками развёл. Ведьма спасена для балета!
Всем остальным красавицам пришлось смириться с победой Ведьмы.
Глава 5. Премьера
Премьера. Медленно уполз занавес. Начала свою пронзительно печальную вариацию заколдованная Иляна.
Сделать первый шаг – одной на целой сцене, казалось – в целом мире – нужна такая отвага. Что делают руки? Неизвестно, они сами по себе. Хорошо или из рук вон плохо выходит – Бог весть. Музыка оркестра околдовывает меня. Устояла в арабеске – хорошо, вращение прошло как надо, слава Богу. Я раскрыла руки, словно взывая к залу о милосердии – таким он казался мне в этот миг жестокосердным и холодным, нет, просто ледяным! Из-за кулис шёпот Рашель Иосифовны: «Молодчина!»» На душе сразу легче. Ещё миг – и я уже не просто выполняю заученные движения, а лечу в арабеске. Мгновенное преображение всего: сцены, музыки, невесомого тела. Прыжок – ноги в шпагат, и, кажется, что лечу над сценой, музыка подхватывает меня, повинуюсь ей только ей и не слышу собственного дыхания. Вчера сцена казалась огромной, а сейчас не хватает пространства для полёта. Ещё одна трудность позади, и шумок аплодисментов. Неужели это мне? Как дрожат руки, поднятые над головой в последнем движении. Волнуюсь – как встретят зрители Володю? Он сегодня так хорош в своём белом, вышитом золотом наряде сказочного Фэт-Фрумоса, что появление неправдоподобно красивого Володи вызывает в зале аплодисменты, смутившие его сразу, но я улыбаюсь ему – не робей. Идёт целомудренное адажио брата и сестры. Я, привычно чувствуя надёжные руки партнёра, оживаю, становлюсь раскованней. Одной и на сцене труднее, и в жизни.
В антракте первые поцелуи Рашель Иосифовны и торопливые советы Павла Николаевича. В глубине души – тайная ревность к Светке. Мои чувства так противоречивы: и желание - чтобы всё прошло без накладок, и змейка зависти – Светка так хороша….
Морская царевна пробегает мимо меня на сцену и садится на свой трон – перламутровую раковину.
- Не бойся, Светик, - внезапно говорю я. – У тебя всё будет хорошо.
- Я ужасно выгляжу.
- Прекрасно. Честное слово, - эти слова вырываются из глубины моей исстрадавшейся души. – Ты просто необыкновенная.
Та сразу задирает нос. Она уже снова Морская царевна. Ведьму подбадривать не надо, она уверена в себе и сама уговаривает Аню, не желающую выходить на сцену. Та плачет крупными слезами, которые текут поверх грима, как дождевые капли по стеклу троллейбуса, но ничего путного объяснить не может.
- Ты чего? – набрасывается на неё Рашель Иосифовна.
- Она боится и не хочет выходить на сцену, - отвечает за неё Людмила.
- С ума сошла! А кто вместо тебя выйдет?
Та покоряется судьбе. Как напрасны её слёзы! Она чудесна. Светлана встаёт с трона и идёт навстречу красавцу витязю Фэт-Фрумосу. У неё и стать прима-балерины. Этого нет ни у кого из девчонок. Как она свободна и естественна на сцене. Танцует адажио так, словно ей это ничего не стоит, просто царская милость с её стороны. Витязь, витязь, куда ты? Что ищешь? Вот моё царство. Оно твоё - бери! Да что там морское царство! – Иллюзия. – Я – вся твоя.
Зрители – восхищённая малышня, мамы, бабушки, одноклассники, сидели затаив дыхание, следя за чудесным дуэтом … а потом – тишина и аплодисменты, аплодисменты….
***
После спектакля я, размазав грим слезами счастья, целовалась с Рашель Иосифовной, с фотографом, который щелкал нас во время спектакля, с Володей, Наташей. В руках у всех цветы, цветы, цветы….
Наконец я разгримировалась, надела халатик и спустилась в душ. В театре в этот вечер не было горячей воды, нам дали талоны в душ гостиницы.
Я мылась под душем, а женщины – служащие гостиницы – меня разглядывали. На талии и на бёдрах у меня ясно синели отпечатки пятерни Володи. Женщины стали перекидываться репликами – вот мол, какая молодёжь пошла и шестнадцати, поди нет, а уже…. За кого, интересно они меня приняли? Я и не целовалась ни с кем, ни разу. В душе я смеялась над их подозрениями. На следующий день рассказала девчонкам, те хохотали. Шёл спектакль за спектаклем. На одном из них меня – как говорится у семи нянек дитя без глазу – нечаянно уронили ребята, они поднимали меня в апофеозе.
Неделю я пролежала с растяжением, наконец-то вникнув в запущенные школьные дела, а когда вернулась, один из юношей, занятый в кордебалете, светловолосый, с зелёными глазами осведомился:
- Ну, как, Алька, поправилась? Теперь я сам буду тебя страховать, а то к тебе, как к прима-балерине, все боятся притронуться.
Я несказанно обрадовалась, что моё отсутствие замечено и закивала.
Его звали Игорь.
Глава 6. Мы снимаемся в кино!
В тот август,
Под Одессой,
Два нескладёныша –
Я и Наташка –
Воровали дыни
У дядьки с цыганской серьгой,
Совсем как мальчишки.
Мы были бедны, как ветер,
А на дне наших сумок – по платью
И треугольные трусики…
Как много надо было прожить,
Чтоб понять,
Как мы были богаты морем,
Юностью и балетом,
Ветром, гордостью, солнцем!
Неповторимо…
В это лето, когда наш балет «Фэт-Фрумос» снимали в кино, мне необходимо было остаться в Кишинёве, а жить негде, в общежитии ремонт и тогда в гулкой тишине прозвучали шаги – за мной пришла Наташа.
- Собирайся, мама сказала – приводи Альку к нам.
Наташа жила на Луговой, на окраине, в старом одноэтажном доме с пристроенной отцом кухней, где двор был сплошь завешан детским бельём, как маленькими разноцветными флагами. Неподалёку располагался дневной кинотеатр имени Первомая.
- Пошли, Алька, посмотрим «Лебединое озеро» с Майей Плисецкой, - предложила Наташа мне после обеда.
- Пошли! – обрадовалась я, ещё не совсем освоившись в тесноте Наташиного дома. В кинотеатре почти все зрители были одеты по-домашнему: мужчины в пижамах, женщины в халатах и бигуди, а перед сеансом покупали у старушки семечки, но мы с Наташей – нет. Мы пришли не за этим. Здесь Наташа познакомила меня со своей подружкой детства Милочкой Ионицэ, которая приехала на каникулы – она училась в московском хореографическом училище. Тоненькая, со стройными ножками, с вздёрнутым носиком, она сразу мне понравилась. В отличие от нас, Милочка видела эту балерину на сцене Большого театра, чем и вызвала наше уважение.
Стоило прозвучать увертюре, как я забыла обо всём на свете – так хороша была Балерина, которая появилась на сцене. Ничего похожего мы не видели никогда – такая сила движений, чувство линии, выразительность каждой позировки, фантастическая техника. А руки – особенные лебединые руки!
Впереди нас тоже ждали съёмки, о чём мы похвастались Милочке.
***
Сниматься оказалось трудно, хотя режиссеру очень понравилась Людмила и я с Наташей.
Но для меня было ещё одно тайное и неосознанное счастье этого лета – нас с Наташей провожал частенько домой Игорь. Из его реплик я поняла, что он самолюбив, слегка завидует Володе, с которым учился в одном классе.
- Володька везде первый. И в классе – и на тебе – в балете! Впрочем, подумаешь, балет! Занятие для девчонок.
Игоря мама уменьшительно звала Горик. Теперь и я с Наташей.
- Я, собственно, и не думаю заниматься балетом всерьёз. Это всё мой друг Володька – пошли, научимся танцевать, а то торчим на вечеринках в углу. А тут балет этот чудной стали ставить и он прямо в премьеры вышел. Ничего себе! Кто бы мог подумать! Он лучший математик в классе, я ему говорю: ну, какой из тебя артист! И правда – просто красивый парень – только ходит по сцене и улыбается, а актёрской игры никакой.
- Володя так хорошо сложён, прямо по - балетному, замечательный партнёр, в танце он за это время вырос, - защищала его я.
- Подумаешь! Что, я бы не смог девчонок поднимать? Чепуха! Да я борьбой три года занимался – мускулы – во! Меня назначили вторым составом на Фэт-Фрумоса, но я не очень-то и спешу в премьеры.
- Это не так просто, - подзадорила его я.
- Это девчонкам хорошо танцевать в балете, что они ещё могут?
А парням нужна настоящая, мужская профессия, хирург, например, - говорил он небрежно.
Мы с Наташей не соглашались ни в какую.
Мне шестнадцать. Готова душа
Даже к подвигу, и хороша
Я впервые уже по-девичьи,
Только косы из детства привычно.
И балет наш снимают в кино,
Под Одессой ныряем на дно.
А ещё о тебе я мечтаю
И летаю во сне, и летаю…
Я приеду. С подругой моей,
Что смешливей меня и модней,
Ты неделю как ходишь в кино…
Я люблю тебя всё равно!
За лето произошло много перемен: Людмила, их Ведьма, по настоянию родителей умудрилась поступить на физмат, Володя поступил в Щукинское театральное училище в Москве, Горик провалился в медицинский институт в Москве и стал работать санитаром на «скорой помощи». А в хореографическое училище хлынули поступать малыши, танцующие в балете «Фэт-Фрумос» рыбок, жемчужинок и толчком для них всех стал этот балет.
Глава 7. Волнующие дни
Шла напряжённая работа подготовки к Декаде молдавского искусства и литературы в Москве. С Декадой в Москве связывалось много надежд…
Из дневника: «Состоялся наш первый спектакль «Рассвет». Принимали здорово, несмотря на то, что спектакль шёл «грязно». Девчонки опять перепутали немного с выходом, но я уж был начеку. В конце долго вызывали, кричали «Браво, Леонарди!». В целом, я собой недоволен, мог бы лучше. В антракте меня рисовал художник… «Сломанный меч» прошёл хорошо. Тихонов блестяще танцевал и срывал ряд аплодисментов. Да, в Москве здорово принимают. Завтра спектакль, так хочется, чтобы всё было хорошо! … Спектакль прошёл хорошо. Нам сказали, что его смотрят артисты Большого театра, а также балетмейстер Леонид Якобсон».
Великий балетмейстер, затравленный в газетах упрёками в «формализме», с большим сердцем, подавленный, сидел на спектаклях нового молдавского театра. И вдруг увидел живое – в партии Огня Петра Леонарди.
-Кто это?
- Леонарди.
- Леонарди? Петя! Он танцевал в моих «Маленьких испанцах»! Как он вырос!
Якобсон нашёл за кулисами Леонарди, расцеловал.
- Петя, когда я вижу такой танец, как у тебя, это примиряет меня с жизнью!
В этой праздничной суматохе Петя вместе с Володей, которого тоже заметила вся балетная Москва, попал на вечеринку к Кате Максимовой – весёлой, кареглазой восходящей звезде балета. Туда же пришла и её подружка, нежная блондинка Леночка Рябинкина с известным уже киноактёром Эдуардом Марцевичем, а ещё красивая девушка с чёрными раскосыми глазами, говорят, пишет чудные стихи, которые пресса ругает за бессодержательность и формализм.
- Белла, - представилась она.
В разгар шумных разговоров, веселья, ввалился парень с гитарой – невысокий, с упрямой морщинкой между бровей. Он по просьбе гостей пел одну за другой свои необычные смелые песни. Через несколько лет Петя увидел его в кинофильме и узнал фамилию. Это был Володя Высоцкий.
Из дневника: «Какое счастье! Только что разговаривал по телефону с моей любимой Аллой Яковлевной. Она была на нашем спектакле «Сломанный меч», сказала, что сразу меня не разглядела, но потом видит: кто-то активно вертит шенэ – тогда узнала…. Смирнов, балетмейстер Большого театра, приглашает в Большой…»
Леонарди пришлось работать в театрах, где постановка дела оставляла желать лучшего, и сам его танец бывал порой несовершенен, ему приходилось искать душевную опору извне. Алла Шелест, человек сложной судьбы, незаурядный художник, понимала его духовную потребность в ней, хотя откуда ей было знать, что такое провинциальный театр! Она советовала ему держаться, бесконечно работать, делала ему замечания, направляла поиски, привносила в его жизнь ту высокую взыскательность, к которой её приучила ленинградская школа балета, и не всегда её правда была лёгка для молодого танцовщика. С годами их дружба углубилась, стала прочной, всё меньше случалось мелких недоразумений и разладов. Они возникали порой из-за мнительности и щепетильности Петра, из-за вечной занятости Аллы Шелест. Всякий раз, встречаясь со своим кумиром, он чувствовал трепетную нежность, их свидания будили чудесные воспоминания о юности, о первой влюблённости и восхищении. Он взрослел, больше видел, лучше понимал Аллу Яковлевну, угадывал её женскую судьбу, но в сердце неизменно жили нежность и сочувствие.
Из дневника: Лиепа – это Бог, как он здорово танцует! Какой он партнёр! Это просто прелесть! В заключительном концерте понравились Володя Тихонов и Галина Мелентьева. Особенно Галя, она была хороша и необыкновенно чисто танцевала. Вот и кончились наши волнения. Какой приятный московский зритель!»
Проверка молодого театра на зрелость. Он её выдержал.
После Декады Владимир Тихонов приглашён в Большой театр, и долгие годы успешно танцевал на его сцене. Пётр Леонарди награждён орденом «Знак Почёта». Молодой артист замечен театральной Москвой. О нём прекрасно отзывались рецензенты, критики, известные танцовщики и балетмейстеры. Даже в маленькой партии Огня в балете Э. Лазарева «Сломанный меч» он останавливал внимание, прежде всего своим темпераментом. А для Пети это – открытие Москвы, волнующая встреча со своими сверстниками, Володей Васильевым, Кате Максимовой, Еленой Рябинкиной, с новыми спектаклями Большого театра.
Глава 8. Вальс в Кремле
Дни Декады молдавского искусства и литературы в Москве были незабываемы. Большие концерты, спектакли,. Голова кружилась от обилия впечатлений. Вместе с народными артистами и знаменитыми писателями в Молдавии были приглашены на прием в Кремль и создатели балета «Фэт-Фрумос» и ведущие артисты. Для нас это было потрясающее событие.
Мне выпало танцевать вальс в своем воздушном платье с седовласым человеком в военной форме. Он мне сделал комплемент.
- Вы прекрасно танцуете.
- Конечно. Ведь я – балерина. – гордо ответила я.
- А… А… - сказал он уважительно и чуть насмешливо.
Глава 9. Мой зеленоглазый принц
Чтобы спектакль не пропал после отъезда Володи, вспомнили об Игоре и Павел Николаевич стал учить его поддержкам со мной. Для меня это было волнующее событие – я пудрила нос, чуточку подкрашивала брови, вовсю гладила хитон перед репетицией и всячески прихорашивалась. Горик уступал по фактуре Володе, но это меня нисколько не волновало. Для меня репетиции превратились в свидания.
Настал день премьеры и для него. Правда, не в оперном театре, но всё равно я волновалась, желая ему успеха. Начался первый акт. И вдруг я поняла – меня обнимает Игорь… В этот сумасшедший миг счастья я на секунду потеряла сознание и, очнувшись, не могла понять, что происходит и… пошла на другую диагональ. Ну и что такого? Разве нельзя было сообразить и пробежать куда надо? Нас учили – прежде всего, не теряться на сцене, чтобы не произошло. Вместо этого я закрыла лицо руками и ушла со сцены. Какой ужас! Я ведь знала, что Игорь так мечтал исполнить эту партию, доказать Володе, что и он может «таскать» девчонок. Этот спектакль был исполнением его мечты. Из общей массы ребят он был избран в ведущие. Горик растерялся и вместо того, чтобы пойти мне навстречу, пошёл в другую сторону. Такой позор! И это с Гориком…. Испортить ему премьеру! Ужасно.
Горик в раздевалке чертыхался, не мог понять, как я могла ошибиться. Все ребята возмущались тоже. Я рыдала в раздевалке, надо мной стояла разгневанная Рашель Иосифовна, а потом постучался Горик.
- Да брось ты, Алька! Ну, пустяки! – великодушно говорил он, - я же не собираюсь в балете танцевать, я в медицинский пойду. Эх, ты, лапа-растяпа!
Нет, это невыносимо.
- Ну спутала, подождала бы свою музыку, вступила и как ни в чём не бывало вела спектакль – так поступила бы настоящая артистка. А ты – закрыть лицо руками и уйти со сцены!- сокрушалась педагог.
- Да, ерунда, - успокаивал Горик.
Я переоделась, но всё ещё боялась выходить – вдруг остался кто-то из зрителей? Мне казалось – весь город знает о моём провале. Но домой идти всё равно нужно. У выхода меня ждал Горик. Неожиданно я почувствовала, что эта нелепая история нас сблизила.
- Ну, просто сама не понимаю, как я могла спутать? Кажется – ночью разбуди и всё равно станцую.
- Ладно, не переживай. Ты всё равно тему довела! Ты будешь знаменитой балериной! А я, скромный хирург, приду взглянуть когда-нибудь.
«Ты будешь знаменитой балериной,
А я приду взглянуть когда-нибудь…»
Смеёшься ты с улыбкою невинной,
Не ведая: путь Примы – страшный путь.
Век отреченья,
ледяного света,
Путь одиноких, но сейчас, пока
Идешь ты рядом, – думать ли об этом?
Смеюсь, как ты, и ветрена слегка.
Не счастье слава, а ему подмена,
Не радость, а печальный дар взамен
Любви, когда еще душа блаженна,
Когда еще не ведает измен.
«Ты будешь знаменитой балериной…»
Но без тебя! Есть обреченность в том,
Что не смогу своей судьбы отринуть!
Я буду кем?
Скользящим в даль листом
Иль стрекозой, чудесной гостьей лета,
Чей век короток, хоть позолочен.
Еще, быть может, оживу Одеттой,
Но без тебя, и слава ни причем.
…Подмостки я оставила подругам
И счастлива, как все, как все, была.
Мой мир мечты той фразой не поруган –
Во сне я вновь Одеттою плыла…
Глава 10. Мы все из «Солнышка»!
«Фэт-Фрумос» - неповторимый праздник нашей юности Мы замечательно выступили в Москве на нескольких театральных площадках. О нас писали в Москве и Кишинёве. Сколько талантов он открыл! Володя Коваль, так ярко выступивший в Москве на Декаде молдавского искусства и литературы, поступил в Щукинское училище, затем успешно работал в театре имени Вахтангова в Москве. Был женат на Екатерине Райкиной, дочери знаменитого сатирика Аркадия Райкина.
Самая маленькая «рыбка» из подводного царства, которую привела в «Солнышко» мама - певица из капеллы «Дойна», чтобы укрепить её здоровье - закончила московское училище. Потом вернулась в Кишинёв, чтобы танцевать ведущие партии. Звали эту балерину Татьяна Палий. И вскоре она стала знаменитой балериной, победив в конкурсе «Лучшая балерина мира». Она танцевала на сценах Кишинёва, Москвы, Парижа, Токио, Нью-Йорка. Ныне Таня живёт с семьёй в Америке, у неё своя частная балетная школа и в ней училась её дочь Маша. Я послали ей книгу «Адажио» с Ириной Личу - телеведущей в Канаде и она ответила растроганным письмом.
Борис Эйфман пришёл в училище из балетной студии «Солнышко». Он обладал красивой внешностью, темпераментом, хорошими балетными данными и редкой музыкальностью. После окончания училища работал в Кишинёве, в театре оперы и балета, затем поступил в Ленинградскую консерваторию на балетмейстерское отделение.
Спектакли ленинградского современного Театра, которые Борис Эйфман привёз в Кишинёв в середине 80-х, для всех любителей балета были настоящим потрясением. «Идиот» по Ф. Достоевскому, «Свадьба Фигаро» и другие были полны балетных находок.
Как забыть его замечательные спектакли - «Метаморфозы», Подпоручик Ромашов», «Интриги любви», «Легенда», «Двенадцатая ночь», «Идиот», «Жар-птица», «Бумеранг», «Автографы». Современная и древняя музыка органично соседствуют, дополняют друг друга, он нам её заново открыл, наполнил новым содержанием. Ведь в него, мальчишку, когда-то поверили крупные мастера, такие как Алла Осипенко, Марис Лиепа, и поддержали его. Я помню, как в Петербурге я сидела на приставном стуле – (зал был набит битком, я попала благодаря самому Борису, который мне очень обрадовался, устроил на все спектакли) и в течение двух часов вместе со всем залом, смеялась, радовалась, отдавалась веселью, на «Свадьбе Фигаро». Я просто счастлива за него и за то, что нам выпало это чудо – растить и знать такого человека.
Театр современного танца в Санкт-Петербурге Бориса Эйфмана – это подлинное явление, это мир больших идей, сильных чувств, сложных и противоречивых характеров. Спектакли, созданные им за последние годы «Красная Жизель», «Подпоручик Ромашов», «Братья Карамазовы», «Бумеранг» говорят о том, что в балете появится выдающийся хореограф. Современное балетное мышление, яркая образность, фантазии, глубина чувств и музыкальность – вот черты его творчества.
К своему юбилею Борис Эйфман пришёл с большой программой балетов на ОРТ, со званием «Лучший хореограф планеты»» американской академии танца, с призом «Триумф» Российской Академии искусств.
Вышли из балетной студии «Солнышко» Владимир Гелбет, Ольга Гурьевская, Валентина Степанова, Элеонора Годова, Валентина Жуматий, Валентина Щепачёва, Светлана Нестерова, Екатерина Терентьева, Геннадий Бадика, Юрий Горшков.
В балетной студии «Солнышко» в разные годы работали замечательные педагоги Тамара Андреева, Людмила Недремская, Валентина Степанова, «Ом Емерит» РМ Валентина Загорская, Валентина Хохотова, Лидия Поплавская, Марина Добрыкина, Николай Ага, Ирина Аваева, Людмила Парфёнова.
В 1986 году студия получила звание «Образцовая балетная студия».
В 2000-х годах «Солнышком» руководила замечательная балерина и педагог Елена Иванишина. Ныне она живёт и работает в России. Сейчас им руководит Татьяна Станислав, которая продолжает традиции этого легендарного коллектива. «Солнышко» традиционно участвует и на Рождественском русском бале и на фестивале «Дерзайте, ребята» и «Весёлая карусель», на «Днях русского балета», которые проводит Центр русской культуры РМ и в многочисленных других мероприятиях.
И сегодня многие его исполнители продолжают обучение балету в Хореографическом колледже.
Когда я работала на телевидении, секретаршей председателя была Валентина – бой-баба, высокая полная и с характером не приведи Господь. Пышная такая блондинка. Секретарша почему-то всегда со мной была приветливая.
- Валентина, председателя нет?
- У себя. А вы помните меня?
- Ну…, - странный вопрос. Я пожала плечами.
- Я рыбка, - стеснительно сказала секретарша.
Я даже не поняла о чём идёт речь.
- Ну, помните, балет Фэт-Фрумос, вы танцевали Иляну, а я – рыбку.
- Вы? Да… теперь узнаю…, припоминаю…. Такая светленькая девочка.
- Да, да! – обрадовалась секретарша. – Вы были моей любимой балериной. А теперь я очень люблю ваши стихи.
Я даже рассмеялась.
- Пути Господни неисповедимы. Ну, теперь мы с вами вроде бы сёстры. А хорошее было время?
- Замечательное!