Часть III. Южный Остров

                Часть III. ЮЖНЫЙ ОСТРОВ


                10. Первый контакт


Пожалуй, не следовало говорить этого сразу, было бы лучше открыть правду постепенно, корил себя Мозес Келдор: они все, кажется, в состоянии шока. Но в конечном итоге это, возможно, и пойдет на пользу: хотя эти люди технически отсталы (достаточно взглянуть на тот автомобиль!), они должны понимать, что только техническое чудо могло забросить нас с Земли на Талассу. Сперва они поинтересуются, как мы это сделали, а уж потом задумаются – зачем.
Но как раз последний вопрос возник первым у мэра Уолдрон. Эти двое в небольшом летательном аппарате, очевидно, – только авангард. А там, на орбите, быть может, ожидают тысячи… если не миллионы. Население же Талассы, благодаря строгому регулированию, уже составляет около девяноста процентов от экологического оптимума…
– Меня зовут Мозес Келдор, – представился первый из двоих визитеров. – А это капитан-лейтенант Лорен Лоренсон, заместитель главного инженера космического корабля «Магеллан». Просим прощения за эти надувные костюмы, но вы понимаете, что они предназначены как для нашей, так и для вашей защиты. Пусть мы явились к вам с добрыми намерениями, у наших бактерий могут быть другие замыслы.
Какой приятный голос, подумала мэр Уолдрон – и у нее к тому были все основания. Некогда этот голос был известен на Земле лучше любого другого – способный утешить, а то и вызвать раздражение у миллионов человек на протяжении последних десятилетий перед Концом.
Подвижный взгляд, присущий, как было общеизвестно, мэру Уолдрон, задержался, впрочем, ненадолго, на Мозесе Келдоре: этот мужчина в летах далеко за шестьдесят был для нее слишком стар. Другой, помоложе, был ей куда более по вкусу, хотя навряд ли она когда-нибудь привыкла бы к его уродливой бледности. Лорен Лоренсон (какое чудесное имя!) был почти двух метров ростом, с волосами такими белыми, что они казались серебряными. Он не был таким здоровяком, как… ну, Брант, но уж точно был покрасивее, чем тот.
Мэр Уолдрон хорошо умела оценивать людей, и Лоренсона она быстро разложила по полочкам. Тут были и ум, и решительность, и даже, возможно, безжалостность; не хотела бы она иметь его во врагах, но была явно заинтересована заполучить его в друзья. Или, еще лучше…
В то же время она не сомневалась, что Келдор – человек куда более добрый. В его облике и голосе она уже ощутила мудрость, доброту, а также глубокую печаль. Не удивительно, если подумать, в какой тени прожил он всю свою жизнь.
Теперь подошли все встречающие и были по одному представлены. Брант, сократив церемонию до минимума, сразу ушел к самолету и начал его изучать.
Лорен последовал за ним, распознав в этом талассианине коллегу-инженера, чьи реакции для него должны быть весьма поучительными. Он угадал, о чем будет первый вопрос Бранта. Однако от самого вопроса несколько оторопел.
– Какая у него тяга? Ведь эти реактивные сопла смехотворно малы… если это действительно они.
Замечание было весьма сметливое: оказывается, эти люди не такие уж дикари в техническом плане, как казалось на первый взгляд. Тем не менее, не стоит показывать ему, что ты поражен. Лучше прибегнуть к контратаке, целя точнехонько промеж глаз.
– Это миниатюрный квантово-реактивный двигатель, предназначенный для полетов в атмосфере с использованием в качестве рабочего тела воздуха. Он использует флюктуации Планка – знаешь, десять в минус тридцать третьей степени сантиметра. И потому, ясное дело, у него неограниченная дальность – что в воздухе, что в космосе. – Лорену самому понравилось это его «ясное дело».
Снова ему пришлось отдать Бранту должное: тот даже бровью не повел и даже промолвил: «Очень интересно», как будто впрямь что-то просек.
– Можно зайти внутрь?
Лорен заколебался. Отказать было бы невежливо, к тому же они сами горели желанием как можно скорее завести здесь друзей. Но еще важнее, пожалуй, то, что это покажет, на чьей стороне тут настоящее преимущество.
– Разумеется, – сказал он. – Но будь осторожен и ничего не трогай.
Брант был настолько увлечен, что не заметил отсутствия слова «пожалуйста».
Лорен провел его в небольшой корабельный тамбур. Места там для двоих было достаточно, но чтобы запечатать Бранта в резервный надувной костюм, нужна была немалая ловкость.
– Надеюсь, они нам понадобятся недолго, – пояснил Лорен, – но приходится их носить, пока не закончатся микробиологические проверки. Закрой глаза, потому что сейчас пройдем этап стерилизации.
В тамбуре вспыхнуло бледно-фиолетовое сияние, сопровождаемое кратковременным шипением газа. Затем открылась внутренняя дверь, и они попали в кабины управления.
Они сидели плечом к плечу, и плотная, хотя едва видимая пленка вокруг каждого из них почти не мешала их движениям. Однако она разделяла их столь надежно, как будто они находились в разных мирах – в определенном смысле так оно и было на самом деле.
Брант был способным учеником, это Лорену пришлось признать. Несколько часов обучения – и он сможет управлять кораблем, пусть даже и не постигнет теорию, на которой это управление основано. Насчет этого существовала легенда: дескать, по-настоящему знала толк в гипердинамике суперпространства лишь горстка людей – да и те уже сотни лет как умерли.
Вскоре они настолько углубились в технические обсуждения, что почти забыли про окружающий мир. Внезапно откуда-то от пульта управления раздался встревоженный голос:
– Лорен? Вызывает корабль. Что происходит? Уже полчаса, как вы не выходите на связь.
Лорен лениво потянулся к переключателю.
– Поскольку вы нас контролируете по шести видео- и пяти аудиоканалам, это, пожалуй, некоторое преувеличение. – Лорену хотелось, чтобы Бранту стало ясно: мы полностью контролируем ситуацию и ничего не воспринимаем на веру. – Обратитесь к Мозесу – он, как всегда, работает языком.
Через выгнутые иллюминаторы им хорошо было видно, что Келдор с мэром ведут жаркую дискуссию, в которую время от времени вклинивается советник Симмонс. Лорен что-то включил, и их усиленные голоса вдруг заполнили всю кабину – громче, чем если бы они сейчас стояли рядом с ними.
– …наше гостеприимство. Но вы, конечно, понимаете, что наш мир чрезвычайно мал, если иметь в виду сушу. Сколько, вы говорите, у вас на борту людей?
– Сдается мне, я не называл цифру, госпожа мэр. Во всяком случае, лишь небольшая группа получит приятную возможность побывать на Талассе, сколь бы хороша она ни была. Я целиком разделяю ваше… гм… беспокойство, но нет никаких оснований для наименьших опасений. Через год или два, если все будет путем, мы продолжим наш маршрут. В то же время, это не визит вежливости, потому как мы вовсе не надеялись встретить здесь кого-нибудь! Однако космический корабль не станет тормозить с половины скорости света, без уважительных на то причин. У вас имеется нечто, что нужно нам, у нас же, в свою очередь, есть что предложить вам.
– Что же именно, смею спросить?
– От нас, если пожелаете, вы сможете получить достижения последних столетий науки и искусства человечества. Но должен предупредить вас – прежде взвесьте, чем станет такой подарок для вашей собственной культуры. Возможно, и не стоит принимать от нас все, что мы можем предложить.
– Ценю вашу откровенность… и ваше понимание. Наверное, вы обладаете неоценимыми сокровищами. А что сможем предложить вам в обмен мы?
Келдор рассмеялся своим звонким смехом:
– К счастью, с этим проблем нет. Вы даже и не заметили бы, если б мы взяли то, что нам нужно, без вашего разрешения. Все, чего мы просим у Талассы, – это сотня тысяч тонн воды. Либо, если точнее, – льда.


                11. Делегация


Президент Талассы занимал сей пост всего два месяца и еще не успел свыкнуться с передрягой, которая выпала на его долю. Тем не менее, поделать он ничего не мог, разве что стараться как возможно лучше исполнять малоприятные обязанности, что будут висеть у него на шее целых три года. Не имело смысла, разумеется, требовать перерасчета: программа отбора, сводившаяся к генерации и группировке тысячезначных случайных чисел, максимально возможно приближалась к чистой случайности, нежели все прочие способы такого приближения, на которые сподобилась человеческая изобретательность.
Имелось лишь пять причин, которые помешали бы стать полновластным обитателем президентского дворца (двадцать комнат, одна из которых в состоянии вместить сотню человек). Если тебе меньше восемнадцати или больше восьмидесяти лет; если ты неизлечимо болен; если ты умственно отсталый; либо, в конце концов, если ты совершил тяжкое преступление. Единственной возможностью, реально открытой для президента Эдгара Фаррадайна, была последняя, и он серьезно подумывал над этим.
Однако ему приходилось признать, что, несмотря на специфические неудобства, которые ему выпали, это была, пожалуй, наиболее совершенная форма правления, какую человечество сумело изобрести. На то, чтобы достичь ее, планете-матери потребовалось около десяти тысяч лет поисков – методом проб и порой ужасающих ошибок.
Настоящая демократия стала возможна, как только все взрослое население получило образование, соответствующее интеллектуальным возможностям каждого (а порой, увы, их и превосходило). На завершающем этапе пришлось разработать систему мгновенной персональной связи, подключенную к центральным компьютерам. И, согласно историческим источникам, первая реальная демократия на Земле была установлена в стране под названием Новая Зеландия в 2011 году по земному летоисчислению.
С той поры избрание главы державы стало делом малосущественным. Как только всеми было признано, что тот, кто сознательно стремится занять этот пост, автоматически исключается из круга кандидатов, всякая система сработала бы с равным успехов, и самым простым способом выборов стала лотерея.
– Господин президент, – обратилась к нему секретарь кабинета, – гости ожидают в библиотеке.
– Спасибо, Лиза. И без тех дутых костюмов?
– Да. Все медики пришли к единому выводу, что безопасность гарантирована. Но лучше я предупрежу вас, сэр. Они пахнут… ну… как-то странно.
– Кракан! То есть как?
Секретарша усмехнулась:
– О, не то чтобы неприятно, нет, по крайней мере, я так не считаю. Видимо, это как-то связано с их пищей: за тысячу лет в наших биохимических реакциях могли проявиться некоторые различия. Я бы скорее назвала этот запах ароматическим.
Президент не был уверен, что вполне понимает этот термин, и как раз размышлял, не спросить ли, когда у него возникло тревожное сомнение:
– А как, по-твоему, они воспринимают наш запах?
К его облегчению, пятерка гостей не проявила явных признаков обонятельного дискомфорта, когда шло взаимное представление. Тем не менее, он вынужден был признать, что Элизабет Исихара поступила разумно, предупредив его: теперь он вполне понимал значение слова «ароматический». И то, что неприятными этот запах не назовешь, тоже верно. Ему он напоминал скорее те специи, которыми пользовалась его супруга, когда была ее очередь готовить во дворце.
Сидя во главе подковообразного стола для совещаний, президент Талассы нежданно для самого себя погрузился в размышления касательно Случая и Судьбы – вещей, которые никогда прежде его особенно не волновали. Тем не менее, именно Случай в наиболее чистом своем виде поставил его на этот пост. И вот теперь такой же Случай – а может, родная его сестра Судьба? – произошел вновь. Разве не удивительно, что именно его, скромного производителя спортивного снаряжения, Судьба избрала на роль руководителя на этой исторической встрече! Впрочем, кто-то же должен был занять это место, и, надо признать, ему это начинало нравиться. По крайней мере, никто не помешает ему провозгласить приветственную речь…
…Речь и впрямь была весьма хороша, хотя, возможно, и длинновата даже как по такому неординарному поводу. Под конец он видел, что глаза слушателей, поначалу вежливо внимательные, несколько остекленели, и потому сократил статистические выкладки, касающиеся промышленности, а раздел о новой энергосистеме на Южном острове опустил вовсе. Когда он, наконец, сел, был уверен, что обрисовал картину энергичного, прогрессивного общества с высоким уровнем технологии. Несмотря на некоторые поверхностные впечатления, свидетельствовавшие о противоположном, Таласса не была ни отсталой, ни пребывающей в упадке, сохранив все лучшие традиции своих великих предков. И так далее.
– Премного благодарим вас, господин президент, – сказал капитан Бэй, нарушая паузу. – Для нас было по-настоящему приятной неожиданностью, когда мы узнали, что Таласса является не просто обитаемой, но и процветающей планетой. Это еще более скрасит наше пребывание здесь, и мы надеемся, что, когда отправимся дальше, расстанемся с вами хорошими друзьями.
– Простите мою бестактность… возможно, неучтиво задавать такой вопрос гостям сразу при встрече, но как долго вы планируете здесь оставаться? Нам необходимо знать это как можно раньше, чтобы организовать все как следует.
– Вполне понимаю вашу обеспокоенность, господин президент. На данном этапе мы еще не можем дать точного ответа, поскольку частично это будет зависеть от того, на какую помощь с вашей стороны мы сможем рассчитывать. Мое предположение таково – как минимум, один ваш год, но вероятнее, года два.
Эдгар Фаррадайн, как и большинство талассиан, не очень-то умел скрывать свои чувства, и потому капитана Бэя озадачило радостное – а скорее, хитроватое – выражение лица главы администрации планеты.
– Надеюсь, ваше высокопревосходительство, это не вызовет каких-либо проблем? – озабоченно спросил он.
– Наоборот, – ответил президент, мало что не потирая руки. – Возможно, вы не слышали, но через два года состоятся наши двухсотые Олимпийские игры. – Он скромно откашлялся. – Знаете, когда я был молод, меня удостоили медали на дистанции в тысячу метров, посему на меня возложена и организация этих игр. И мы не против заполучить на них соперников из другого мира.
– Господин президент, – вмешалась секретарь кабинета, – я не уверена, что регламент игр…
– Который устанавливаю я, – весомо продолжил президент. – Капитан, прошу считать это официальным приглашением. Либо вызовом, если хотите.
Командир космического корабля «Магеллан» привык принимать быстрые решения, однако на сей раз он был обескуражен. Не дожидаясь, пока он даст какой-либо ответ, в разговор вмешалась его заместитель по медицинским вопросам.
– Это чрезвычайно любезное приглашение с вашей стороны, господин президент, – молвила главный корабельный врач Мэри Ньютон. – Однако, будучи медиком, вынуждена отметить, что всем нам уже за тридцать, что мы совсем не тренированы и что тяготение на Талассе на шесть процентов сильнее земного, и все это поставит нас в весьма невыгодное положение. Таким образом, если ваши Олимпиады не включают соревнований по шахматам или карточным играм, то…
Президент был явно разочарован, но быстро опомнился:
– Что ж, по меньшей мере, капитан Бэй, мне бы хотелось, чтобы вы вручили некоторые награды.
– С превеликим удовольствием, – озадаченно ответил командир корабля, чувствуя, что беседа пошла не в то русло и пора вернуться к порядку дня.
– Вы позволите мне, господин президент, пояснить, что мы хотели бы тут у вас сделать?
– Разумеется, – отозвался президент без заметного интереса в голосе. Мысли его высокопревосходительства, по всей видимости, блуждали еще где-то далеко. Быть может, он заново переживал триумф юности. Наконец, с видимым усилием, он сосредоточил свое внимание на текущем моменте. – Нас весьма порадовал ваш визит, хотя, скорее удивил. Ведь наш мир, кажется, так мало может предположить вам. Мне говорили, что речь будто бы идет про какой-то лед, но то была, наверное, шутка.
– Нет, господин президент, это вполне серьезно. Это действительно все, что нам нужно от Талассы, хотя после того, как мы попробовали некоторые ваши продукты питания – в частности, сыр и вино, которыми нас тут угощали, – наши запросы могут существенно возрасти. Однако лед – это главное; разрешите пояснить вам. Прошу первую голограмму.
Перед президентом возник прямо в воздухе космический корабль «Магеллан», уменьшенный до двух метров в длину. Выглядел он настолько реалистично, что президенту хотелось протянуть руку и коснуться его, и он наверняка это сделал бы, не будь вокруг зрителей, которые увидели бы этот его наивный жест.
– Видите, корабль имеет практически цилиндрическую форму – четыре километра длиной, один в ширину. Поскольку наша система реактивной тяги использует энергетические поля самого пространства, теоретического предела ускорению нет, вплоть до скорости света. На практике же проблемы возникают уже на одной пятой этой скорости – из-за межзвездных газов и пыли. Хоть какими бы разреженными они ни были, но объект, движущийся сквозь них со скоростью шестидесяти или более тысяч километров в секунду, подвергается ударам на удивление большой массы этих частиц – а при такой скорости даже один-единственный атом водорода способен причинить немалый вред.
Поэтому «Магеллан», подобно первым примитивным космическим кораблям, несет перед собой защитный экран. Для него годится практически любой материал, какой имеется в достаточном количестве. Но при той температуре, что царит в межзвездном пространстве, то есть около абсолютного нуля, трудно отыскать для этого что-то лучшее, чем лед. Материал этот дешев, он легко обрабатывается и на удивление крепок! Этот вот усеченный конус, видите, – наш маленький айсберг, когда мы покидали Солнечную систему двести лет назад. А вот как он выглядит сейчас.
Изображение мигнуло, затем появилось вновь. Корабль был тот же, но конус перед его носом съежился до тонкого диска.
– Это результат, можно сказать, просверливания дырки длиной в пятьдесят световых лет сквозь этот довольно запыленный сектор Галактики. Мне приятно отметить, что интенсивность истирания льда оказалась в пределах пятипроцентной точности от прогнозированной, потому реальной опасности мы никогда не подвергались, хотя всегда существует незначительная вероятность столкнуться с чем-то действительно крупным. От этого не спасет никакой экран – изо льда или даже из самой прочной бронелистовой стали.
Этого экрана нам хватит еще на десяток световых лет, но этого недостаточно. Ведь нашей конечной целью является планета Саган-2, до которой остается еще семьдесят пять световых лет.
Теперь вы понимаете, господин президент, почему мы сделали остановку на Талассе. Мы хотели бы у вас позаимствовать – а точнее, попросить, потому как едва ли сможем вернуть, – приблизительно сотню тысяч тонн воды. Мы должны соорудить там, на орбите, новый айсберг, который будет торить нам путь, когда мы отправимся к новым звездам.
– Чем мы сможем помочь вам в этом? Технически вы ведь опережаете нас на сотни лет.
– Не думаю, что именно так, если не брать в расчет квантовый двигатель. Позвольте моему заместителю капитану Малине очертить наши планы, которые, разумеется, будут подлежать вашему одобрению.
– Прошу.
– Для начала нам необходимо выбрать место для морозильной фабрики. Выбор для этого велик – просто она должна стоять на каком-нибудь изолированном участке побережья. Никакого экологического вреда она не принесет, но, если вы пожелаете, мы смонтируем ее на Восточном острове, в надежде, что Кракан не взорвется раньше, чем мы закончим.
В конструкцию фабрики, которая, по сути, у нас готова, придется внести лишь незначительные дополнения в зависимости от окончательно выбранного для нее участка. Большинство компонентов может сразу пойти в дело, поскольку они предельно просты. Речь идет о помпах, холодильных системах, теплообменниках, кранах – всей этой старой доброй технологии второго тысячелетия.
Если все пойдет нормально, первый лед мы получим уже через девяносто дней. Мы планируем вырабатывать блоки стандартных размеров, весом по шестьсот тонн каждый, – плоские шестиугольные глыбы, которые кто-то окрестил «снежинками», и это название, кажется, прижилось.
Когда производство начнется, мы будем поднимать по одной снежинке в день. На орбите они будут укладываться и монтироваться воедино, образуя экран. От первого подъема до окончательного испытания на прочность должно пройти двести пятьдесят суток. Тогда мы будем готовы к отлету.
Когда заместитель командира умолк, президент Фаррадайн еще какое-то мгновение сидел с отстраненным выражением в глазах, а затем проговорил благоговейно:
– Лед… я же никогда его не видел, разве что на дне бокала…


                * * *


Пожимая гостям руки на прощание, президент Фаррадайн осознал некую странность. Оказывается, их ароматический запах был теперь едва ощутим. То ли он к этому привык, то ли, возможно, теряет обоняние?
Хотя оба предположения были верны, где-то к полуночи президент склонялся только ко второму. Он проснулся со слезящимися глазами и носом, забитым настолько, что было трудно дышать.
– Что случилось, милый? – встревоженно спросила первая леди.
– Вызови-ка… апчхи!.. врача, – ответил глава администрации. – Нашего… и еще того, с корабля. Не думаю, что они на что-то, к чертовой матери, способны, но хочу откровенно выразить им – апчхи! – свое неодобрение. И надеюсь, что ты еще не подцепила это, как я.
Президентская половина начала было успокаивать мужа, однако он снова чихнул изо всех сил.
Они оба сели в постели, печально глядя друг на друга.
– Кажется, чтобы одолеть это, нужно семь дней, – шмыгая носом, сказал президент. – Но, быть может, медицинская наука достигла в этом успехов за последние несколько столетий?
Его ожидания оправдались, хотя и не полностью. Путем героических усилий и без человеческих потерь эпидемия была погашена – всего за каких-то шесть суток.
Не очень-то было благоприятное начало первого почти за тысячу лет контакта между близкими родственниками, которых разделили межзвездные расстояния.


                12. Наследники


Мы пребываем здесь уже две недели, Эвелин, хотя кажется, что намного меньше, поскольку талассианских дней минуло всего одиннадцать. Рано или поздно нам придется отказаться от старого календаря, но мое сердце всегда будет биться согласно давним ритмам Земли.
Это были полные забот, но в целом приятные дни. Единственная настоящая проблема относилась к области медицины: несмотря на все принятые меры, мы, как оказалось, слишком рано сняли карантин, и почти двадцать процентов талассиан подхватили то или иное вирусное заболевание. А чтобы мы чувствовали себя еще более виноватыми, ни один из нас не выказал никаких симптомов. К счастью, никто не умер, хотя, сдается мне, это едва ли можно поставить в заслугу местным эскулапам. Медицина здесь явно пребывает в упадке, они настолько привыкли полагаться на автоматизированные системы, что справиться с чем-то необычным просто не в состоянии.
Однако нас простили: талассиане – очень добродушные, беззаботные люди. Им неимоверно повезло – наверное, даже слишком повезло! – с этой планетой, по сравнению с которой Саган-2 кажется еще более безрадостным.
Единственное, чего им недостает, – это суши, но они проявили достаточно мудрости, чтобы поддерживать численность населения заметно ниже уровня приемлемого максимума. И навряд ли поддадутся искушению выйти за эти границы, поскольку у них будет наглядное предостережение – дебри городов на Земле.
Когда мы увидели, какие это прекрасные и милые люди, у нас появилось большое искушение помочь им, вместо того, чтобы позволить им идти своим самобытным путем культурного развития. В определенном смысле они наши дети, а всякому родителю трудно примириться с тем, что рано или поздно следует прекратить вмешательство.
До определенной меры, впрочем, мы не можем не вмешиваться, само наше присутствие уже является вмешательством. Ведь мы на этой планете – нежданные, хотя, к счастью, и не нежеланные гости. И они никогда не забудут о «Магеллане», который кружит над их атмосферой последним посланцем мира их предков.
Я побывал еще раз на месте Первой Высадки – месте, где они родились, пройдя тем маршрутом, который каждый талассианин проходит как минимум раз в жизни. Это место, соединяющее  в себе музей м святыню, является единственным местом на всей планете, к которому хотя бы приблизительно можно применить эпитет «священное». За семь столетий ничего не изменилось. Корабль-сеятель, хотя от него осталась одна пустая скорлупа, выглядит так, как будто только что совершил посадку. А вокруг него молчаливо сгрудились машины  – экскаваторы, конструкторы, химико-перерабатывающие установки – все вместе с помощниками-роботами. И, разумеется, инкубаторы и комплексы обучения, предназначенные для Первого Поколения.
О тех первых десятилетиях не сохранилось практически никаких материалов… видимо, не случайно. Ведь наверняка, невзирая на все мастерство и предусмотрительность тех, кто разрабатывал планы, случались какие-то биологические отклонения, которые безжалостно уничтожались управляющей программой. А период, когда те, кто не имел биологических родителей, уступал место тем, у кого они были, несомненно, был полон психологических травм.
Однако трагические и печальные десятилетия Зарождения миновали уже сотни лет назад, забытые строителями нового общества подобно тому, как повсеместно ходят в безвестность могилы первых поселенцев.
Я с превеликой радостью провел бы здесь остаток своей жизни, потому как Таласса – неисчерпаемый источник для целой армады исследователей – антропологов, психологов, социологов. А более всего, мне хотелось бы встретиться с моими давно умершими коллегами, чтобы рассказать им, как много наших нескончаемых споров нашли, наконец, свое разрешение именно здесь!
Оказывается, построить разумную и гуманную цивилизацию, целиком лишенную страха перед сверхъестественными силами, таки возможно! Хотя в принципе я против всякой цензуры, похоже, что те, кто готовил архивы для этой колонии, справились с почти невозможным заданием. Они пропололи всю историю и литературу десяти тысячелетий, и результат оправдал их усилия. Нам следует весьма осторожно подбирать для них произведения искусства, сколь бы прекрасными и волнующими они ни были.
Талассиан никогда не отравляли продукты распада мертвых религиозных культов, и за семь столетий здесь не появилось ни одного пророка, что проповедовал бы некую новую веру. Даже слово «Бог» почти исчезло из их лексикона, и они весьма удивляются – или, возможно, забавляются – когда его употребляем мы.
Мои друзья-ученые любят такую присказку: из одной цифры не выйдет хороших статистических данных, и потому я не уверен, можно ли делать какие-либо выводы из того, что в данном обществе религия отсутствует вовсе. Мы знаем также, что генетический отбор на Талассу был проведен очень тщательно, дабы по возможности избавит эту колонию от социально нежелательных черт. Да-да, я знаю, что лишь около пятнадцати процентов поведения человека обусловлено генами, однако это весьма значительная часть! И талассиане, кажется, на удивление свободны от таких неприятных черт, как зависть, нетерпимость, ревность, гнев. Есть ли все это результат только лишь направленного отбора?
Как хотел бы я узнать, что произошло с теми кораблями-сеятелями, которые посылались в двадцать шестом веке различными религиозными группировками! Как то мормонский «Ковчег Завета», «Меч Пророка» и еще с полдюжины других. Интересно, хоть кто-то из них достиг успеха и какова была роль религии в успехе либо неудаче их миссии. Возможно, со временем, когда будет налажена местная коммуникационная система, мы узнаем, что случилось с теми давними пионерами космоса.
Одним из следствий сплошного атеизма на Талассе является явный недостаток бранных выражений. Когда талассианин роняет себе на ногу что-то тяжелое, он не может найти нужного ругательного слова. Даже привычные для нас ссылки на телесные функции – вещи для них недвусмысленные, употребляемые лишь в прямом значении слова. Практически единственным возгласом на все случаи является «Кракан!», и они им явно злоупотребляют. Однако это показывает, какое впечатление произвел на них вулкан Кракан, когда взорвался четыреста лет назад; я надеюсь побывать там до нашего отлета.
До него еще много месяцев, но я уже сейчас испытываю страх. Боюсь не возможных опасностей, нет, потому что если с кораблем что-нибудь случится, я никогда об этом не узнаю. Боюсь того, что будет разорвано еще одно звено, связывающее меня с Землей, а значит, милая моя, и с тобою.


                13. Оперативный десант


– Президенту это не понравится, – не скрывая удовольствия, сказала мэр Уолдрон. – Он страстно желает, чтобы вы выбрали для себя Северный остров.
– Знаю, – ответил вице-командир корабля Малина. – И нам очень не хотелось бы его разочаровывать – ведь он нам так помогает. Однако Северный остров слишком скалист, а те прибрежные участки, которые нам пригодились бы, уже застроены. Зато мы нашли ничем не занятую бухточку с очень пологим пляжем всего в девяти километрах от Тарны – для нас она подошла бы идеально.
– Звучит слишком хорошо, чтобы поверить. А почему это она не занята, Брант?
– Там проводился Мангровый Проект. Все деревья усохли – причина до сих пор неизвестна – и никто так и не удосужился навести там порядок. Там жуткий беспорядок, а воняет и того хуже.
– Стало быть, имеем там зону экологического бедствия… что ж, милости прошу, капитан! Надеюсь, вы только улучшите обстановку.
– Могу уверить вас, что наша фабрика замечательно впишется в ландшафт и не причинит окружающей среде ни малейшего вреда. И, разумеется, она будет демонтирована по окончании работ. Если только вы не пожелаете оставить ее.
– Спасибо, но сомневаюсь, что нам будут хоть в какой-то мере полезны несколько сотен тонн льда в день. В свою очередь, какую помощь может предложить вам Тарна – жилье, питание, транспорт? Мы с радостью поможем вам. Ведь здесь, полагаю, будет работать немало ваших.
– Где-то около сотни, и мы вам весьма благодарны за гостеприимство. Но, боюсь, гости из нас будут беспокойные: нам придется поддерживать связь с кораблем в любое время дня и ночи. Поэтому нам необходимо держаться вместе и, прошу прощения, но какое-либо другое место нас просто не устроит. Так что как только мы смонтируем наши сборные домики, переберемся в них вместе со всем оборудованием.
– Думаю, вы правы. – Мэр вздохнула. Она все время прикидывала, как бы ей, нарушив протокол, предложить свою гостевую комнату вместо заурядного капитана Малины импозантному капитан-лейтенанту Лоренсону. Проблема казалась неразрешимой; теперь, к большому сожалению, она и вовсе не встанет.
Она чувствовала себя такой расстроенной, что уже едва не поддалась искушению позвонить на Северный остров своему последнему официальному мужу, чтобы пригласить его на выходные. Но этот негодяй, очевидно, снова откажется, а это будет для нее уже слишком.


                14. Мирисса


Даже будучи уже очень старой, Мирисса Леонидас будет хорошо помнить тот миг, когда она впервые увидела Лорена. Навряд ли ей так же запомнится первая встреча с кем-либо еще, даже с Брантом.
И дело было не в новизне впечатлений: другие земляне – а их она видала еще до того, как повстречала Лорена, – никаких особенных эмоций у нее не вызывали. Большинство из них вообще могли сойти за талассиан, если только дать им несколько дней позагорать на солнце.
Однако к Лорену это не относилось: его кожа не загорала, а диковинная шевелюра становилась, если можно так сказать, серебристее прежнего. Именно это, наверное, впервые привлекло ее внимание, когда она увидела его выходящим от мэра Уолдрон вместе с двумя коллегами, вид у всех был разочарованный, что не удивляло, поскольку было обычным следствием общения с сонными, но твердокаменными тарнийскими бюрократами.
Их глаза встретились, но всего на мгновение. Мирисса пошла дальше, однако, сделав несколько шагов, не сознавая мотивов этого поступка, вдруг остановилась и оглянулась через плечо – чтобы увидеть, как этот гость сам уставился на нее. Теперь они оба знали, что их жизни бесповоротно изменились.


                * * *


Поздней ночью она спросила Бранта – после любовных утех:
– А сколько, говорят, они тут пробудут?
– Не могла найти худшего момента для этого вопроса, – сонно пробормотал тот. – По меньшей мере, год. А может, два. Спокойной ночи – во второй раз.
Ей хватило ума не задавать больше вопросов, хотя было не до сна. Долго еще лежала она с открытыми глазами, следя за тенями от света ближней луны, которые быстро ползли по полу, в то время как тело любимого человека лежало рядом, уже погруженное в сон.
До того, как сойтись с Брантом, она встречалась со многими мужчинами, но все они были для нее уже безразличны. Так откуда же тогда взялся этот внезапный интерес – она все еще делала вид, что это только интерес, а не нечто более сильное, – к мужчине, которого она увидела случайно, всего на несколько секунд, и даже имени которого не знала? (Впрочем, как его зовут, она узнает завтра же.)
Мирисса гордилась своей честностью и трезвым рассудком; на тех – женщин ли, мужчин ли, – кто позволял себе руководствоваться эмоциями, смотрела свысока. Возможно, хотя бы отчасти, ее привлекал в этом землянине все-таки элемент новизны, романтический ореол. Иметь возможность общаться с кем-то, кто ходил улицами земных городов, был свидетелем последних часов Солнечной системы, а ныне направляется к иным солнцам, – такое превосходило все ее самые смелые мечтания. И она вновь ощутила, насколько раздражает ее тихое размеренное течение талассианской жизни, несмотря на все радости, все счастье, которое ей дарил Брант.
Или, может, это было не настоящее счастье, а просто чувство удовлетворения? И к чему она стремится на самом деле? Она не знала, сможет ли отыскать ответы на этот вопрос, общаясь со звездными путешественниками, но, прежде чем они покинут Талассу, она должна попытаться.
В то утро Брант тоже посетил мэра Уолдрон, которая приветствовала его не так тепло, как обычно, когда он вывалил ей на стол обрывки своей рыбацкой ловушки.
– Я знаю, ты была занята более важными делами, – заявил он, но что мы будем делать с этим?
Мэр без особого энтузиазма посмотрела на клубок оборванных проводов. После бурных волнений межзвездной политики трудно было сосредоточиться на повседневных делах.
– А что именно случилось, по-твоему? – спросила она.
– У меня нет никаких сомнений, это сделано умышленно: видишь, как этот вот провод перекрутили, перед тем как оборвать. Да и не просто испорчена вся сеть, отдельные секции вообще исчезли. Я уверен, что на Южном острове никто на подобное не способен. С какой целью? Но я непременно докопаюсь – рано или поздно…
Выразительная пауза, сделанная Брантом, не оставляла сомнений в том, что будет потом.
– Кого ты подозреваешь?
– Как только я начал опыты с электрическими ловушками для рыбы, моими врагами стали не только Хранители Окружающей Среды, но и те недоумки, которые считают, что вся пища должна быть синтетической, поскольку, мол, это дурно – кушать живые существа – животных или даже растения.
– Что касается Хранителей, то в чем-то, возможно, они и правы. Если твоя ловушка и впрямь настолько эффективна, как ты утверждаешь, она может нарушить экологическое равновесие, о котором они так пекутся.
– Экологическая служба побережья даст нам сигнал, если такое случится, и мы просто на какое-то время отключимся. Однако фактически мы охотимся на глубоководных обитателей: мое электрическое поле привлекает их с расстояния в три-четыре километра. И если бы даже все население Трех Островов не питалось ничем другим, кроме рыбы, для океанической популяции это было бы совершенно незаметно.
– Я верю, что ты прав, если речь идет о местных псевдорыбах. Ладно, большинство из них слишком отвратительны, чтобы употреблять их в пищу. А ты уверен, что земные виды укоренились здесь надежно? Ты можешь оказаться той соломинкой, что, как говорится, сломала спину верблюду.
Брант посмотрел на мэра с уважением: она все время удивляла его подобными острыми вопросами. Ему никогда не приходило в голову, что она не смогла бы так долго продержаться на своем посту, если б не имела в запасе намного больше того, что можно увидеть глазами.
– Боюсь, тунец не выживет, поскольку для него нужна такая соленость океана, какая здесь настанет через несколько миллиардов лет. А вот для форели и лосося условия тут отличные.
– Вот они настоящий деликатес, и это, полагаю, перевесит даже укоры совести синтетистов. Впрочем, не могу принять твою любопытную версию полностью. Потому как эти типы только разглагольствуют, но ничего не делают.
– Несколько лет назад они выпустили на волю целое стадо с экспериментальной фермы.
– Ты хотел сказать «попытались выпустить», потому что коровы вернулись обратно. И смеху было столько, что они прекратили свои дальнейшие выходки. Я просто представить себе не могу, чтобы они пошли на подобные каверзы. – И она показала на рваные провода.
– Дело это не такое уж сложное: небольшая лодка ночью, пара ныряльщиков… ведь глубина там всего двадцать метров, и все.
– Что ж, я попробую разузнать. А тем временем у меня к тебе две просьбы.
– Каких? – спросил Брант, пытаясь скрыть растерянность, однако это ему не удалось.
– Отремонтировать свою сеть – на складе получишь все необходимое. И второе – прекратить всяческие обвинения до тех пор, пока не будешь уверен на сто процентов. Потому что если ты ошибаешься, выставишь себя дураком и тебе придется приносить извинения. А если ты прав, тогда спугнешь злоумышленников раньше, чем мы сможем схватить их за руку. Понял?
У Бранта слегка отвисла челюсть: никогда еще он не видел мэра такой въедливой. Он собрал свое вещественное доказательство номер один и ушел прочь куда более присмиревшим, чем был, когда входил.
Он присмирел бы еще больше – а может, и развеселился бы, – если бы узнал, что мэр Уолдрон уже не испытывает к нему любовного влечения.
Заместитель главного инженера Лорен Лоренсон произвел в то утро глубокое впечатление не на одну обитательницу Тарны.


                15. Терра Нова


Название, которое напоминало о Земле, было, возможно, не самым удачным для этого поселка, однако ответственности за это никто не нес. Но оно звучало немного приятнее, нежели «базовый лагерь», и быстро прижилось.
Комплекс сборных домиков был возведен с небывалой быстротой – буквально за одну ночь. Для Тарны это была первая демонстрация возможностей землян, вернее – земных роботов, и все были в неописуемом восторге от этого зрелища. Даже Брант, который всегда считал, что роботы приносят больше хлопот, нежели пользы, если речь не идет об опасных либо монотонных видах труда, начал сомневаться. Там был один элегантный мобильный универсальный робот-конструктор, который действовал со столь ошеломительной скоростью, что зачастую просто невозможно было проследить за его движениями. Куда бы он ни направлялся, за ним следовала толпа восторженных маленьких талассиан. Когда они оказывались впереди него, он вежливо останавливался и ждал, пока они отойдут в сторону. Брант подумал, что именно такой помощник ему нужен; быть может, ему удастся как-нибудь убедить гостей…
К концу недели Терра Нова уже стала миниатюрной копией громадного корабля, кружившего по орбите за пределами атмосферы. Тут имелись простые, но комфортабельные жилища для сотни членов экипажа, со всеми необходимыми для них системами жизнеобеспечения, а также с библиотекой, гимнастическим залом, плавательным бассейном и театром. Талассианам все эти новшества явно пришлись по душе, потому как они поспешили воспользоваться ими по полной. И в результате население Терра Новы, как правило, всегда было как минимум вдвое большим, чем номинальная сотня.
Большая часть посетителей – приглашенных или нет – горячо желали чем-нибудь помочь, стремясь, чтобы земляне чувствовали себя здесь как дома. Такое дружелюбие, хоть его искренне приветствовали и высоко ценили, нередко все же вызывала осложнения. Талассиане были ненасытно любопытны, а понятие приватности было им почти неведомо. Табличку «Прошу не беспокоить» они частенько воспринимали как личное оскорбление, что приводило к забавным затруднениям…
– Вы все – старшие офицеры и высокообразованные люди, – провозгласил капитан Бэй на последнем собрании экипажа на борту корабля. – Так что все это должно быть вам понятно. Постарайтесь не попадать в… гм… затруднительное положение до тех пор, пока мы не будем знать наверняка, каким образом талассиане реагируют на подобные вещи. Они кажутся весьма благодушными, однако это впечатление может оказаться обманчивым. Ты со мной согласен, доктор Келдор?
– Капитан, я не могу считаться авторитетом касательно талассианских обычаев, поскольку у меня было слишком мало времени на их изучение. Но существуют некоторые любопытные исторические параллели. Я имею в виду древние путешествия парусных суден на Земле, когда они после продолжительного морского путешествия бросали якорь в какой-нибудь неведомой бухте. Думаю, многие из вас видели старинный видеофильм «Мятеж на “Баунти”»[10].
– Я надеюсь, доктор Келдор, ты не сравниваешь меня с капитаном Куком… то бишь Блаем.
– Такое сравнение было бы совсем не оскорбительно: реальный Блай был блестящим мореплавателем, которого совершенно несправедливо оклеветали. На данном этапе все, что нам необходимо, это здравый рассудок, хорошие манеры и – как ты отметил – осторожность.
Неужто Келдор, произнося это, посмотрел именно на меня, спросил себя Лорен. Ведь это еще не могло бросаться в глаза…
В конце концов, его официальные обязанности множество раз на дню сталкивают его с Брантом Фальконером. И даже желая избежать встреч с Мириссой, он никак не мог бы этого сделать.
До сих пор они ни разу еще не оставались вдвоем, да и вообще обменялись не более чем несколькими фразами в вежливой беседе. Но слова уже были не нужны.


                16. Забавы на вечеринке


– Это младенец, – объяснила Мирисса, – и как невероятно это ни казалось бы, но какое-то время он вырастет и превратится во вполне нормальное человеческое существо.
Она улыбалась, однако глаза ее увлажнились. До того, как она увидала восхищение Лорена, ей никогда не приходило в голову, что в одном небольшом поселке Тарна, пожалуй, живет детей больше, чем было на всей планете Земля на протяжении последних десятилетий при практически нулевой рождаемости.
– Оно… твое? – тихо спросил Лорен.
– Ну, во-первых, не «оно», а «он». Это племянник Бранта, Лестер, мы присматриваем за ним, пока его родители находятся на Северном острове.
– Такой славный мальчик. Можно, я его подержу?
Будто поняв эти слова, Лестер заревел.
– Добром это не кончилось бы, – засмеялась Мирисса, подхватив малыша и поспешив к ближайшему туалету. – Я узнала сигнал. Пусть Брант или Кумар покажут тебе дом, пока подойдут остальные гости.
Вечеринки являлись излюбленным развлечением талассиан, и они пользовались любым поводом, чтобы весело провести время. Прибытие «Магеллана» было событием, какое случается буквально один раз в жизни, а вернее – во многих жизнях. Будь земляне настолько неосмотрительны, что принимали бы все приглашения, то целыми днями только и слонялись бы, пошатываясь, с одного официального или неофициального приема на другой. Однако капитан, пусть и с некоторым запозданием издал одну из не очень частых, но непреложных своих директив – «громоотводов Бэя», или, как их, подшучивая, называли подчиненные, «Бэйгромов», – в которой определил для своих офицеров норматив: не более одной вечеринки на пять дней. Кое-кто при этом считал, что если иметь в виду, сколько времени необходимо, чтобы оклематься от щедрого талассианского гостеприимства, это еще весьма великодушно со стороны капитана.
Жилище Леонидасов, в котором сейчас обитали Мирисса, Кумар и Брант, представляло собой большой дом в форме кольца, – родовое гнездо, где прожили уже шесть поколений. Дом был высокий, хотя и одноэтажный, как большинство в Тарне, и внутри имелось покрытое травой патио метров тридцати в диаметре. В самом центре его был небольшой прудик с крохотным островком, на который вел живописный деревянный мостик. На острове стояло единственное пальмовое дерево, на первый взгляд, весьма чахлое.
– Им приходится то и дело заменять его, – извиняющимся тоном объяснил Брант. – Некоторые из земных растений приживаются здесь в целом неплохо, другие только прозябают, несмотря на все химические удобрения, какие мы применяем. Аналогичная проблема с рыбами, которых хотели разводить. В пресноводных прудах все, ясное дело, идет чудесно, однако для них у нас маловато места. И до чего же горько сознавать, что у нас тут океан, в миллион раз больший, но использовать его с толком мы еще не умеем.
На личный взгляд Лорена, Брант был человеком нудноватым, особенно, когда начинал говорить о море. Однако он должен был признать, что эта тема была куда безопаснее, нежели другая – о Мириссе, которая к тому времени уже избавилась от Лестера и приветствовала новоприбывших гостей.
Могло ли ему когда-нибудь хотя бы присниться, спрашивал Лорен сам себя, что он окажется в подобном положении? Он бывал влюблен раньше, но воспоминания и даже самые имена были, к счастью, стерты из памяти теми очистительными программами, которым все они были подвергнуты перед тем, как покинуть Солнечную систему. И он не станет даже пытаться вспомнить их: зачем терзать себя образами безвозвратно сгинувшего прошлого?
Даже черты Китани расплывались в его сознании, хотя ее лицо он всего неделю назад видел в отсеке для спящих. Она была частью будущего, которое они планировали вместе, но которое может и не осуществиться. Мирисса же была здесь и сейчас – полная веселья и жизненных сил, а не замороженная на полутысячелетний сон. Благодаря ей он вновь ощутил свою целостность, с радостью осознавая, что нервное опустошение Последних Дней не отобрало у него молодость.
Всякий раз, когда они оказывались рядом, Лорен ощущал напряжение, напоминавшее ему, что он мужчина; и до тех пор, пока это напряжение не будет снято, не знать ему покоя, и даже работать плодотворно он не сможет. Случалось, что образ Мириссы накладывался у него перед глазами на планы и графики, которые касались проекта в Мангровой бухте, и ему приходилось давать компьютеру команду «Пауза», прежде чем возобновить с ним общение. И находиться несколько часов вот так, рядом с ней, не имея возможности на что-то большее, чем обмен вежливыми банальностями, было для него настоящим мучением.
К счастью Лорена, Брант внезапно извинился и куда-то скрылся. О причине Лорен узнал весьма быстро.
– Капитан-лейтенант Лоренсон! – воскликнула мэр Уолдрон. – Я надеюсь, к Тарне у вас нет претензий.
Лорен мысленно застонал. Он знал, что должен быть вежливым с мэром, однако светские любезности никогда не были его сильной стороной.
– Что вы, благодарю. Кажется, вы еще не знакомы с этими джентльменами.
И он через патио обратился – много громче, чем было необходимо, – к группе своих коллег, которые только что прибыли. К счастью, все они были лейтенантами; его ранг имел силу и за пределами служебных отношений, и он никогда не колебался, чтобы им воспользоваться.
– Мэр Уолдрон, рекомендую вам лейтенанта Флетчера… ты спустился впервые, не так ли, Оуэн? Лейтенант Вернер Нга, лейтенант Ранжит Винсон, лейтенант Карл Бозли…
Всегда держатся вместе, подумал он, как и свойственно марсианам. Что ж, это делало из них великолепную мишень, а молодцы были, как на подбор, статные. Так что, когда он ушел, осуществляя свой стратегический план, мэр, казалось, этого не заметила.


                * * *


Дорин Чанг предпочла бы взять интервью у капитана, но тот нанес чисто символический визит – появился, опрокинул рюмочку, извинился перед хозяевами и исчез.
– Почему он мне отказал? – спросила она Келдора, который никуда не спешил и наговорил уже аудио- и видеозаписей на несколько дней.
– У капитана Сирдара Бэя, – пояснил он, – привилегированный статус. В отличие от нас всех, он не обязан что-либо объяснять или извиняться.
– В вашем голосе я слышу нотку сарказма, – заметила звезда-репортер Талассианской телерадиокорпорации.
– Это не нарочно. Я весьма горжусь капитаном и даже приемлю его мнение обо мне – с некоторыми замечаниями, разумеется. Э… вы что, записываете?
– Сейчас – нет. Слишком много фонового шума.
– Ваше счастье, что я такой доверчивый человек, поскольку никакой возможности проверить ваши слова у меня нет.
– Без записи, Мозес: что именно он думает о вас?
– Он охотно выслушивает мое мнение по поводу того или иного вопроса, полагается на мой опыт, однако не воспринимает меня достаточно серьезно. И я прекрасно понимаю, почему именно. Однажды он высказался так: «Мозес, тебе нравится власть, но не ответственность. Мне же – и то и другое». Это было весьма точное наблюдение; оно подытоживает разницу между нами.
– И как вы на это ответили?
– Что я мог сказать? Это ведь была истинная правда. Единственный раз. Когда я встрял в политику, привел… не то, чтобы к катастрофе, однако удовольствия от этого я уж точно не получил.
– Имеется в виду Крестовый Поход Келдора?
– О, вы и про это слышали? Дурацкое название, оно меня раздражало. Тут мы с капитаном вновь не нашли общего языка. Он считал – да и до сих пор считает, я уверен, – что директива, которая велела нам избегать всех планет, где возможна жизнь, – это лишь сентиментальная дурость. Приведу еще одну цитату из нашего доброго капитана: «Закон – это я понимаю. А вот Метазакон – это для меня е-рун-да».
– Это захватывающая тема, как-нибудь вы позволите мне записать, что вы думаете по этому поводу.
– Навряд ли. Так, а там что происходит?
Дорин Чанг была дама настырная, однако она понимала, когда следует отступиться.
– О, это газовая скульптура – любимый жанр Мириссы. Наверняка такое было у вас на Земле.
– Само собой. Но поскольку мы по-прежнему пребываем не в режиме записи, скажу, что как по мне, это не есть искусство. Однако посмотреть интересно.
В одном из уголков патио пригасили верхнее освещение, и человек десять гостей столпились вокруг чего-то, что напоминало гигантский мыльный пузырь диаметром почти в метр. Когда Чанг и Келдор направились к этой штуке, они увидели, как внутри образуются первые цветовые завихрения, как бы символизирующие зарождение спиральной туманности.
– Эта скульптура называется «Жизнь», – сказала Дорин, – она уже двести лет как создана и хранится в семье Мириссы. Однако газ понемногу улетучивается: я помню, когда-то она была намного ярче.
Впрочем, это творение производило глубокое впечатление и сейчас. Целая батарея электронных и лазерных излучателей понизу была запрограммирована давно умершим и на удивление старательным художником таким образом, что продолжала череду геометрических фигур, которые постепенно превращались в биологические структуры. Все более сложные формы исходили из центра сферы, распространялись во все стороны, а затем исчезали, уступая место другим. В забавной последовательности одноклеточные существа словно бы взбирались вверх по спиральным ступеням, в которых можно было разгадать модель молекулы ДНК. С каждой ступенью добавлялось нечто новое; за несколько минут перед глазами зрителей проходила вся одиссея эволюции от амебы до человека протяженностью в четыре миллиарда лет.
Затем художник, видимо, хотел пойти дальше, однако Келдор не уразумел его замысла: вихри флуоресцентного газа стали слишком сложными и абстрактными. Возможно, если посмотреть это произведение несколько раз, замысел стал бы понятнее, а так…
– Что случилось со звуком? – спросила Дорин, когда кипящий вихрь красок внутри пузыря внезапно померк. – Там же была, помню, чудесная музыка, особенно ближе к концу.
– Я боялась, что кто-то задаст такой вопрос, – сказала Мирисса с виноватой улыбкой. – Мы не знаем, в чем дело, в каких-то неисправностях механизма воспроизведения или, может, в самой программе.
– Но ведь запись у вас, наверное, есть?
– Да, конечно, но запасной модуль где-то в комнате у Кумара, очевидно, под деталями его каноэ. А до тех пор, пока вы не увидите его каморку, не поймете, что такое энтропия.
– Это не каноэ, а каяк, – запротестовал Кумар, который только что появился, обнимая каждой рукой по хорошенькой девушке. – А что такое энтропия?
Один из молодых марсиан принялся было от большого ума объяснять, что такое энтропия, смешивая два разноцветных напитка в одном бокале. Он едва успел начать, как из газовой скульптуры зазвучала громкая музыка.
– Вот видите! – заглушая музыку, прокричал Кумар, и в голосе его звучала гордость. – Брант может исправить что угодно!
«Что угодно? – подумал Лорен. – Хотел бы я знать…»


                17. Цепочка команд


                «От: Капитана
                Кому: Всем членам экипажа
                О ЛЕТОИСЧИСЛЕНИИ
                Поскольку по этой причине уже имело место немало
                недоразумений, считаю необходимым сделать следующие
                замечания:
                1. Все корабельные записи и указания остаются и далее,
                до конца полета, в Земном Времени (ЗВ) – с необходимыми
                поправками, вытекающими из теории относительности.
                Все часы и хронометрические системы и далее
                будут работать по ЗВ.
                2. Команды, которые работают на планете, для удобства
                будут пользоваться, при необходимости, Талассианским
                Временем (ТВ), однако все записи будут вести по ЗВ,
                ставя ТВ в скобках.
                3. Напоминаю всем:
                Средняя продолжительность талассианских суток
                составляет 29,4325 земных часов.
                Талассианский звездный год содержит 313,1561
                талассианских суток и делится на 11 месяцев
                по 28 дней каждый. Месяц февраль в календаре
                отсутствует, однако после последнего календарного
                дня (28 декабря) добавляется пять дополнительных
                дней, чтобы всего их было 313. Каждый шестой год
                является високосным, но за время нашего здесь
                пребывания такого не будет.
                4. Поскольку талассианские сутки на 22% длиннее
                земных, а количество дней в их году на 14% меньше,
                фактическая продолжительность талассианского года
                на 5% длиннее земного. Как всем понятно, это
                обстоятельство имеет единственную практическую
                пользу, когда речь идет о днях рождения. Возраст
                на Талассе практически равняется земному. 20-летний
                талассианин прожил столько же, сколько 21-летний
                землянин. Талассианское летоисчисление начинается
                от даты Первой Высадки, которая произошла в 3109 г. ЗВ.
                Сейчас имеем 718 г. ТВ, или плюс 754 земных года.
                5. Наконец – и за это можем снова благодарить
                судьбу – на Талассе имеется всего один часовой пояс.

                Капитан Сирдар Бэй
                27.02.3863 г. ЗВ, 21:30
                02.10.718 г. ТВ, 15:00».


                * * *


– Кто бы мог подумать, что такую простую вещь можно так усложнить! – засмеялась Мирисса, прочитав сей меморандум на доске объявлений в Терра-Нове. – Очевидно, это и есть один из тех знаменитых «громобэев»? Что за человек ваш капитан? Я с ним никогда еще по-настоящему не разговаривала.
– Ответить на это непросто, – Мозес Келдор вздохнул. – Я и сам, почитай, имел не более десятка приватных бесед с ним. К тому же, он – единственный человек на корабле, к которому все – всегда! – обращаются «сэр». Быть может, за исключением его заместителя капитана Малины, да и то когда они одни… К слову, этот указ – отнюдь не настоящий Громобэй, потому как слишком техничен. Наверное, его составили главный научник Варли и секретарь Леруа. Капитан Бэй отлично ориентируется в технических вопросах – не сравнить со мной, – однако прежде всего он администратор. А порой, когда необходимо, – главнокомандующий.
– Мне такая ответственность была бы не по душе.
– Кому-то же надо брать ее на себя. Каждодневные проблемы можно, как правило, решать путем консультаций со старшими офицерами и компьютерными базами данных. Но иногда решение должен принять единолично тот, кто обладает властью. Вот для чего нужен капитан. Ведь невозможно, чтобы кораблем руководил некий комитет… по крайней мере, не все время.
– Думаю, у нас на Талассе именно такая форма власти. Можно ли представить себе президента Фаррадайна в качестве капитана какого-нибудь корабля?
– Какие вкусные персики! – тактично перевел Келдор разговор в другое русло, беря еще один фрукт, хоть и понимал, что они предназначены для Лорена. – Вам, однако, повезло: за семьсот лет не иметь ни одного серьезного кризиса! Разве не кто-то из ваших как-то заметил: «У Талассы нет истории… только статистика»?
– О, это не так! Вспомните хотя бы вулкан Кракан.
– Это было стихийное бедствие – да и то, полагаю, не особенно серьезное. Я же имею в виду, так сказать, политические кризисы и гражданские беспорядки, междоусобицу и тому подобное.
– За это мы можем сказать спасибо Земле. Она дала нам Конституцию Джефферсона – хотя кто-то прозвал ее утопией весом в два мегабайта – и она сработала на удивление хорошо. На протяжении трехсот лет вообще не вносилось ни единой поправки. Да и поныне у нас их всего шесть.
– И как можно дольше оставайтесь на том! – с пылом воскликнул Келдор. – Меня весьма огорчило бы, если б за седьмую поправку ответственны были мы.
– Если такое случится, то в первую очередь она будет введена в базы данных нашего Архива. Кстати, когда вы еще заглянете туда? Та есть много такого, что мне хотелось бы вам показать.
– Может статься, меньше, чем я сам хочу увидеть. У вас, полагаю, имеется очень много чего, что пригодится нам на Сагане-2, хоть это и совсем другой мир.
«И куда менее привлекательный», – добавил он мысленно.
Их беседа еще продолжалась, когда в приемную зону тихо вошел Лорен – по-видимому, по пути с игровой площадки в душевую. Он был в коротких шортах, голые плечи прикрывало полотенце. Когда Мирисса увидела его, у нее едва не подкосились ноги.
– Думаю, ты всех побил, как всегда, – сказал Келдор. – Тебе это еще не надоело?
Лорен криво усмехнулся:
– Кое-кто из молодых талассиан подает надежды. Один вот взял у меня три очка. Правда, я играл левой.
– Если допустить такую невероятную вещь, что он вам еще этого не говорил, – заметил Келдор, обращаясь к Мириссе, – то знайте, что Лорен был когда-то чемпионом Земли по настольному теннису.
– Не преувеличивай, Мозес. Я был всего-навсего пятым, да и уровень спорта под конец был более чем невысок. Любой китайский игрок третьего тысячелетия разнес бы меня в щепки.
– Надеюсь, ты не додумался сделать Бранта, – многозначительно молвил Келдор. – Это было бы интересно.
Наступила короткая пауза, после которой Лорен несколько манерно, но четко произнес:
– Это было бы нечестно.
– Между прочим, – сказала Мирисса, – Брант как раз хочет кое-что тебе показать.
– О?
– Ты говорил, что никогда не плавал на лодке.
– Это правда.
– Так вот, Брант и Кумар приглашают тебя – встреча завтра в восемь тридцать возле третьего пирса.
Лорен повернулся к Келдору и спросил с деланной озабоченностью:
– Как думаешь, это не опасно для меня? Я ведь не умею плавать.
– Беспокоиться, полагаю, не стоит, – ответил тот. – Если они запланировали для тебя прогулку в один конец, это не будет иметь никакого значения.


                18. Кумар


Только одно омрачало молодую жизнь Кумара Леонидаса: в свои восемнадцать лет он был на целых десять сантиметров ниже ростом, нежели мечтал. И не случайно, что прозвище у него было Маленький Лев, хотя немного нашлось бы смельчаков назвать его так в глаза.
Компенсируя недобор в росте, он неутомимо работал над своими другими параметрами. И не раз, притворяясь возмущенной, Мирисса говорила ему: «Кумар, если бы ты тренировал свой мозг столько же времени, сколько тренируешь мышцы, ты стал бы самым выдающимся гением Талассы». Вот чего она ему никогда не говорила – да и себе едва осмеливалась признаться, – так это того, что зрелище его ежеутренних физических упражнений нередко возбуждало в ней отнюдь не сестринские чувства, а вдобавок и определенную ревность к тем его поклонницам и поклонникам, которые регулярно собирались, чтобы полюбоваться на него. А были это, вместе взятые, почти все ровесники Кумара. Хотя завистливые слухи о том, что Кумар якобы уже имел любовные отношения со всеми девушками и половиной парней Тарны, были явным преувеличением, они имели немалую долю правды.
Тем не менее, Кумар, несмотря на интеллектуальную пропасть, что лежала между ним и его сестрой, отнюдь не был мускулистым недоумком. Когда уж что-нибудь всерьез вызывало у него интерес, он не успокаивался до тех пор, пока не покорял предмет своей заинтересованности, не жалея на это времени. Он был первоклассным моряком и уже более двух лет, отчасти с помощью Бранта, сооружал для себя добротный четырехметровый каяк. Корпус лодки был уже готов, но с палубой еще предстояло начать да кончить.
Настанет день, клялся он, он таки спустит каяк на воду и докажет всем, что напрасно с него смеялись. А тем временем выражение «Кумаров каяк» стало крылатым, означая всякую незавершенную работу, каких в Тарне и впрямь было немало.
Кроме весьма распространенной на Таласе привычки откладывать все на потом, основными недостатками Кумара были авантюризм и склонность к довольно грубым и зачастую рискованным шуткам. Именно последнее, как считали все, когда-нибудь могло для него закончиться бедой.
Но невозможно было обижаться даже на самые отчаянные из его выходок, поскольку Кумар никогда не имел злого умысла. Он был весь открытый, мало что не прозрачный; чтобы он соврал – такого никто и вообразить не мог. Уже за одно это ему многое можно было простить, и чаще всего прощали.
Прибытие землян стало для него, безусловно, самым захватывающим событием жизни. Он был в восторге от их аппаратуры, аудио-, видео- и сенсозаписей, которые они привезли с собой, историй, которые они рассказывали, – буквально от всего. И поскольку больше остальных он видел Лорена, неудивительно, что Кумар к нему привязался.
Впрочем, Лорен был не особенно рад этой привязанности. Если и было для него нечто менее приятное, чем непрошенный товарищ, – так это сей прилипчивый братец, который чертовски действовал ему на нервы.


                19. Крошка Полли


– И все же, Лорен, я не могу в это поверить, – сказал Брант Фальконер. – Неужто ты и впрямь никогда не плавал в лодке? Или на корабле?
– Припоминаю, вроде бы греб одним веслом в надувной резиновой лодочке через какой-то прудик. Это было, кажется, когда мне было лет пять.
– В таком случае наслаждение тебе гарантировано. Сейчас никаких волн, которые могли бы расстроить твой нежный желудок. Может, даже уговорю тебя понырять с нами.
– Нет, благодарю, с меня довольно того, что я рискнул поплавать на лодке. И по собственному опыту знаю: когда другие работают, не стоит им мешать.
Брант был прав: он действительно ощутил наслаждение, когда гидрореактивные двигатели почти бесшумно вывели их небольшой катамаран к рифам. Однако в первый момент, когда он сел в лодку и увидел, как удаляется безопасная земная твердь, он едва не запаниковал.
Только чувство юмора спасло его от того, чтобы не стать посмешищем. Он пролетел пятьдесят световых лет – самую протяженную дистанцию, какую когда-либо преодолевал человек, – чтобы оказаться здесь. И вот теперь его беспокоят несколько сотен метров до ближайшего берега!?
К тому же нельзя было вот так взять и отказаться, когда тебе брошен вызов. Лежа в непринужденной позе на корме и наблюдая за Фальконером у руля (откуда у него этот белый шрам через оба плеча? – о, да, он упоминал что-то про какую-то аварию микролета…), он старался угадать, что сейчас творится душе этого талассианина.
Трудно было бы поверить, что какое-либо человеческое общество, пусть даже самое просвещенное и самое толерантное, может быть совсем лишено ревности либо чувства сексуального собственничества в той или иной форме. Впрочем, пока что – к сожалению! – у Бранта не было особенных причин ревновать.
Лорен не был уверен, перекинулся ли он с Мириссой более чем сотней слов, да и то преимущественно в обществе ее мужа. Поправка: на Талассе термины «муж» и «жена» не употреблялись до рождения первого ребенка. Когда рождался мальчик, тогда мать обычно – хотя и не обязательно – брала фамилию отца. Если же первой рождалась девочка, обе сохраняли фамилию матери – по крайней мере, до рождения второго и последнего ребенка.
Немного было таких вещей, которые шокировали бы талассиан. Одной из них являлась жестокость, особенно по отношению к детям. А еще одной была третья беременность в этом мире, где площадь суши составляла всего двадцать тысяч квадратных километров.
Детская смертность была настолько низка, что достаточно было родить двоих, чтобы поддерживать необходимую численность населения. За всю историю Талассы припоминался лишь один известный случай, когда на семью выпало такое счастье (или беда) – дважды по пятеро близнецов. Хотя бедную мать навряд ли можно было корить за это, память о ней была ныне окружена таким же ореолом утонченной порочности, как когда-то было с Лукрецией Борджиа, Мессалиной или Фаустиной[11].
Надо быть очень, очень осторожным, сказал себе Лорен. То, что Мирисса считала его привлекательным, ему уже было известно. Он мог прочесть это по тону ее голоса и по выражению лица. Но еще более сильным доказательством служили случайные соприкосновения рук и тел, которые длились дольше необходимого.
Они оба понимали, что все только дело времени. И Брант понимал тоже, в этом Лорен был уверен. Однако, несмотря на некоторую напряженность между ними, они все еще вели себя достаточно дружественно.
Легкая пульсация двигателей стихла, и лодка по инерции скользнула к намеченной точке остановки возле большого стеклянного бакена, который слегка покачивался в воде.
– Вот такой у нас источник энергии, – пояснил Брант. – Нам нужно всего двести ватт, и потому достаточно солнечных батарей. В этом и заключается одно из преимуществ пресноводных морей. Ваши океаны на Земле были слишком солеными – пожирали, наверное, киловатты за киловаттами.
– Ну что, дядя, не передумал? – усмехнулся Кумар.
Лорен покачал головой. Хотя поначалу его очень удивляло, теперь он уже почти привык к этому универсальному обращению, которое употребляли младшие талассиане. И было даже приятно ощутить, что ты внезапно обзавелся десятками племянников и племянниц.
– Нет, благодарю. Я лучше останусь здесь и буду наблюдать за вами через подводное окно – на случай, если вас съедят акулы.
– Акулы! – мечтательно проговорил Кумар. – Чудесные, удивительные существа – вот бы нам их сюда хотя бы немного. Нырять стало бы намного интереснее.
Из чисто инженерного интереса Лорен смотрел, как Брант и Кумар облачаются в свое снаряжение. По сравнению с тем костюмом, который был необходим в космосе, этот был на удивление прост, а баллон сжатого газа – вообще миниатюрный, поскольку легко помещался на ладони.
– А вот этот кислородный баллон, – заметил Лорен, – полагаю, его хватит всего на пару минут.
– Кислородный! – фыркнул Брант. – Да кислород глубже двадцати метров – сущий яд. В этой бутылочке у нас воздух – и то лишь аварийный запас, его хватает на четверть часа.
Он показал на какую-то штуковину, похожую на жабры, которую Кумар уже надел на себя, в наспинном ранце.
– Весь необходимый кислород уже имеется в растворенном виде в морской воде, и надо лишь добыть его оттуда. Но для этого нужна энергия, потому мы берем с собой генератор, который обеспечивает работу насосов и фильтров. С этим устройством я могу, если пожелаю, целую неделю оставаться под водой.
Постучав по дисплею компьютера, что светился зеленым на его левом запястье, Брант добавил:
– А это выдает мне всю необходимую информацию – глубину, состояние генератора, время до всплытия, сигнализирует о декомпрессионных остановках…
Лорен рискнул задать еще один наивный вопрос:
– Почему ты надел маску, а Кумар нет?
– Я тоже, – Кумар хмыкнул. – Посмотри внимательнее.
– О… вижу. Слишком уж она незаметна.
– Зато хлопот с ней более чем достаточно, – заметил Брант, – если только ты буквально не живешь в воде, как вот Кумар. Я когда-то тоже попробовал было такую контактную пленку, но потом у меня долго болели глаза. Так что остаюсь верен доброй старой маске – от нее проблем куда меньше. Готов?
– Готов, капитан.
Они одновременно перевалились через разные борта, причем их движения были настолько синхронны, что лодку едва качнуло. Сквозь толстую стеклянную панель в килевой части лодки Лорен видел, как они без видимых усилий заскользили вниз к подножию рифа. Туда, Лорен знал это, было более двадцати метров, но казалось, что значительно меньше.
Инструменты и проволока были спущены туда заранее, и двое ныряльщиков сразу принялись за работу, ремонтируя порванные ограждения. Время от времени они обменивались какими-то загадочными односложными словами, но преимущественно работали в полной тишине. Каждый знал свое дело – и своего напарника – настолько хорошо, что в разговорах не было необходимости.
Для Лорена время пролетело очень быстро; у него было такое чувство, что он всматривается в какой-то иной мир. Впрочем, так оно и было. Хотя ему множество раз приходилось видеть видеозаписи, сделанные в земных океанах, почти все живое, что двигалось перед ним сейчас, было совершенно незнакомо. Тут были какие-то крутящиеся диски, пульсирующие медузы, волнистые коврики и спирали в форме штопора, – но почти не было созданий, которых можно было хотя бы в самом смелом полете фантазии назвать рыбами. Один раз, правда, на самом краю поля зрения он заметил быстро промелькнувшую торпедообразную рыбину, которую узнал почти наверняка. Если он не ошибся, они оба были изгнанниками с Земли.
Он подумал, что Брант с Кумаром о нем уже забыли, когда они внезапно отозвались через подводное переговорное устройство:
– Мы поднимаемся. Встретимся наверху через двадцать минут. Все в порядке?
– Отлично, – ответил Лорен. – Уж не земная ли это рыба была, которую я вот только что приметил?
– Не видел ее.
– Брант, дядя прав: минут пять назад здесь проплывала здоровенная, на двадцать кило, форель-мутант. Твоя сварочная дуга отогнала ее прочь.
Они уже покинули морское дно и плавно поднимались вдоль грациозно изогнутой якорной цепи. Метров за пять от поверхности они остановились.
– Вот она – наискучнейшая часть всякого погружения, – сказал Брант. – Здесь нам придется подождать целых пятнадцать минут. Прошу второй канал… благодарю… но не так же громко!
Музыку для сопровождения декомпрессии подбирал, наверное, Кумар: ее нервозные ритмы едва ли гармонировали с умиротворенной подводной жизнью. Лорен от души порадовался, что он сейчас не с ними, и с удовольствием выключил свой плеер, как только ныряльщики вновь начали подъем.
– Славно поработали мы с утреца, – сказал Брант, вскарабкавшись на борт. – Напряжение и сила тока в норме, значит, можем двигать домой.
Они поблагодарили Лорена за то, что он, пусть и неумело, помог им снять снаряжение. Оба устали и озябли, однако быстро пришли в норму, выпив несколько чашек горячего сладкого напитка, который талассиане называли чаем, хотя он был очень мало похож на какой-либо из земных напитков под таким же названием.
Кумар запустил двигатели, и лодка тронулась с места, в то время как Брант копался в ворохе снаряжения на дне лодки, пока не отыскал какую-то блестящую коробочку.
– Нет, спасибо, – отказался Лорен от таблетки легкого наркотика, предложенной ему Брантом. – Не хочу приобретать здешних привычек, от которых потом будет трудно избавиться.
Едва проговорив это, он пожалел, что мог обидеть Бранта своим отказом, вызванным, наверное, неким подсознательным импульсом или, быть может, чувством вины. Однако Брант, казалось, не видел в этом какого-либо глубокого смысла, потому как лег на спину, закинув руки за голову, и уставился в безоблачное небо.
– «Магеллана» можно увидеть и днем, – сказал Лорен, поспешив сменить тему, – если точно знаешь, куда смотреть. Но сам я еще не пробовал.
– А вот Мирисса пробовала, и частенько, – выпалил Кумар. – И мне показала, как это делается. Надо только узнать в Астросети о времени его прохождения, а затем выйти на улицу и лечь лицом вверх. И прямо над собой увидишь… он как яркая звезда и, кажется, совсем не движется. Но если оторвешь взгляд хотя бы на секунду – все, ты его потерял.
Неожиданно Кумар сбросил обороты, а несколько минут спустя вовсе остановил лодку. Лорен оглянулся по сторонам, чтобы сориентироваться, но, к его удивлению, до Тарны было еще как минимум с километр. Поблизости покачивался на воде буй с большой буквой «П» и красным флажком.
– Почему мы остановились? – спросил Лорен.
Кумар только усмехнулся и принялся опорожнять в воду ведерко, которое стояло у борта. К счастью, до сих пор оно было герметично закрыто: содержимое его подозрительно напоминало кровь, а смердело и того хуже. Лорен отодвинулся настолько, насколько позволяли габариты лодки.
– Это он подзывает давнюю подружку, – с нежностью проговорил Брант. – Сиди тихонько, не поднимай никакого шума. Она чертовски нервная.
«Она? – подумал удивленно Лорен. – Что здесь происходит?»
На протяжении как минимум пяти минут не происходило совершенно ничего; Лорен не поверил бы раньше, что Кумар может сохранять неподвижность так долго. Затем он заметил, как в нескольких метрах от лодки, у самой поверхности воды, возникла некая темная закругленная полоса. Проследив ее взглядом, понял, что она образует кольцо, в центре которого находятся они.
Одновременно же он понял, что Брант с Кумаром следят не за этой полосой, а за ним. «Выходит, хотят ошеломить меня каким-то сюрпризом, – сказал он себе. – Что ж, посмотрим, как это у вас получится…»
Даже получив такое предупреждение, Лорен вынужден был мобилизовать всю свою силу воли, чтобы не вскрикнуть от ужаса, когда из моря поднялась стена, как показалось ему, глянцевитой, нет, гнилостно-розовой плоти. Она поднялась, стряхивая капли, почти на половину человеческого роста, образовав вокруг них сплошную преграду. А в довершение ужасов верхняя кромка ее была почти сплошь утыкана змеями, которые корчились, поблескивая ярко-красным и синим.
Чудовищный, вооруженный щупальцами рот поднялся из морской глубины и, казалось, вот-вот поглотит их…
Однако в действительности никакой опасности, по-видимому, им не грозило: об этом свидетельствовало веселое выражение лиц Бранта и Кумара.
– Что это, ради Господа Бога… то бишь Кракана? – прошептал он, задавливая дрожание в голосе.
– Реакция у тебя была что надо, – восхищенно молвил Брант. – Кое-кто при этом прячется на дне лодки. Это Полли – разновидность полипа. Крошка Полли. Беспозвоночная тварь – колония миллиардов клеток с узкой специализацией, но четким взаимодействием. У вас на Земле были похожие, только, полагаю, не такие большие.
– Это уж точно, – подтвердил Лорен. – И каким же образом, если можно спросить, мы отсюда выберемся?
Брант кивнул Кумару, и тот запустил двигатели на полную мощность. С удивительным для такого монстра проворством живая стена вновь погрузилась в море, оставив на поверхности только маслянистые разводы.
– Ее отпугивает вибрация, – пояснил Брант. – Посмотри через стекло – теперь увидишь зверюгу во всей красе.
Под ними отступало к морскому дну нечто, похожее на древесный ствол диаметром с десяток метров. Теперь Лорен понял, что «змеи», которые у него на глазах извивались в воздухе, были всего-навсего тонкими щупальцами; теперь, вернувшись в свою стихию, они вновь невесомо колыхались, искали в воде чего-нибудь – или кого-нибудь – съедобного.
«Ну и чудовище!» – он вздохнул, расслабившись впервые за много минут. Теплое ощущение гордости – и даже пьянящего веселья – охватило его. Он выдержал очередной экзамен, завоевал одобрение Бранта и Кумара и воспринимал это с благодарностью.
– А эта тварюга… она не опасна? – спросил он.
– Разумеется, вот почему здесь есть предупреждающий буй.
– Откровенно говоря, я был бы готов убить ее.
– Зачем? – Брант был искренне шокирован. – Разве от нее есть какой-то вред?
– Ну… такое громадное существо, наверное, съедает прорву рыбы.
– Верно, но только талассианской – не той, которую едим мы. И вот еще что интересно. Мы долго не могли сообразить, каким образом она заставляет рыб – пусть даже самых глупых – плыть ей в утробу. А в конце концов обнаружили, что она выделяет определенную химическую приманку, и именно это заставило нас подумать об электрических ловушках. Что напоминает мне…
Брант потянулся за комсетом – прибором связи:
– Тарна-Три вызывает Тарну-Автозапись. Говорит Брант. Мы починили ограждение. Все работает нормально. Подтверждение не требуется. Конец сообщения.
Однако, ко всеобщему удивлению, последовал немедленный ответ – к тому же, знакомым голосом:
– Привет, Брант, доктор Лоренсон. Рада вас слышать. И у меня для вас любопытное сообщение. Желаете услышать?
– Разумеется, госпожа мэр, – отозвался Брант, весело перемигнувшись с Лореном. – Слушаем.
– Центральные Архивы откопали нечто странное. Все это уже случалось раньше. Двести пятьдесят лет назад наши предки пытались соорудить риф от Северного острова методом электростатического осаждения – эта технология хорошо зарекомендовала себя на Земле. Так вот, несколько недель спустя подводные кабели оказались разорваны… и частично украдены! Расследование не проводилось, поскольку эксперимент все равно оказался неудачным: слишком мало растворенных в воде минеральных солей. Поделом тебе – в этом уже Защитников Окружающей Среды не обвинишь. Их ведь в то время вообще не существовало.
На лице Бранта возникло настолько ошеломленное выражение, что Лорен разразился смехом.
– И ты еще пытался удивить меня! – воскликнул он. – Что ж, ты впрямь доказал, что в море есть такое, о чем я и не подозревал. Но теперь оказывается, ты и сам кое о чем тоже понятия не имел.


                20. Идиллия


Для тарнийцев это было более чем удивительно, и они делали вид, будто не верят ему:
– То ты никогда не плавал на лодке, а теперь, оказывается, на велосипеде не умеешь ездить!
– Тебе должно быть стыдно, – с огоньком в глазах укоряла его Мирисса. – самый эффективный из всех известных способов передвижения… а ты никогда даже не попробовал его!
– На космических кораблях толку от него чуть, а в больших городах – немало риска, – парировал Лорен. – И к тому же, разве трудно научиться?
Впрочем, вскоре он имел возможность убедиться, что научиться таки непросто: езда на велосипеде была не таким легким делом, каким казалась. Хотя надо было иметь настоящий талант, чтобы упасть с этой машины с маленькими колесами и низким центром тяжести, ему это удавалось несколько раз, и вообще его первые попытки были сплошной неудачей. Он бы уже бросил эти старания, если бы не заверения Мириссы, что это – лучший способ открыть для себя остров, да не его собственные надежды, что это – лучший способ открыть для себя Мириссу.
Секрет, который он усвоил еще несколько десятков падений спустя, заключался в том, чтобы вообще забыть о сложностях, положившись лишь на рефлексы собственного тела. Такое решение было весьма логично: если размышлять над каждым шагом, даже обычная ходьба станет невозможной. Преодолев же эту преграду, он быстро научился ездить. И наконец, как он надеялся, Мирисса предложила показать ему самые дальние тропки своего острова.


                * * *


Было бы нетрудно поверить, что они – единственные двое людей на весь этот мир, хотя от ближайшего жилья не могло быть больше пяти километров. Проехали они, разумеется, куда большее расстояние, однако узенькая велосипедная дорожка была проложена таким образом, чтобы путь выглядел наиболее живописным, а это одновременно означало, что и самым длинным. Пускай для Лорена не составляло труда мгновенно определить координаты при помощи своего комсета, он не стал этого делать. Было интересно притвориться, будто ты заблудился.
Мириссе же было бы приятнее, если б он не брал с собой этого прибора вообще.
– Зачем он тебе? – спросила она, показав на усеянную кнопками ленту, что охватывала его левое предплечье. – Порой так приятно бывает сбежать от людей.
– Согласен, однако корабельные правила очень строги. Если я внезапно понадоблюсь капитану Бэю и не отвечу…
– Ну что тогда будет? Он тебя закует в кандалы?
– Я бы предпочел это, лишь бы не выслушивать от него неминуемую лекцию. Во всяком случае, я переключил прибор на режим сна. И если корабельный пульт мой сон проигнорирует, это будет означать какую-то действительно чрезвычайную ситуацию, и я обязан буду немедленно установить связь.
Как и большинство землян за последнюю тысячу лет или даже больше, Лорен чувствовал бы себя куда более счастливым, окажись он голым и босым, нежели без комсета. История Земли была полна ужасающих историй о беззаботных или неосмотрительных людях, которые погибали – нередко в считанных метрах от спасения – только из-за того, что не могли нажать красную кнопку «Авария».
Велосипедная тропа была явно проложена для легких, а не тяжелых средств передвижения. Шириной она была меньше метра, и поначалу неопытному Лорену казалось, будто он едет по натянутому канату. Чтобы не упасть, он вынужден был сосредоточить все внимание на спине Мириссы, что само по себе было делом неблагодарным. Но после нескольких километров он уже набрался уверенности и смог любоваться также другими видами. Если им встречался кто-то, ехавший в противоположном направлении, велосипедистам приходилось спешиваться, поскольку перспектива столкновения на скорости пятидесяти или более километров в час была слишком страшна, чтобы рисковать. Да и возвращаться домой с остатками разбитых велосипедов было бы слишком долго…
Почти все время они ехали молча, лишь иногда Мирисса нарушала тишину, показывая ему на какое-нибудь необычное дерево или на удивление красивый ландшафт. Тишина вообще была чем-то таким, для Лорена доселе неведомым: на Земле его всегда окружали звуки, а корабельная жизнь была сплошной симфонией успокаивающих механических шумов с эпизодическими неистовыми сигналами тревоги.
Здесь же деревья окружали их невидимым одеялом, гасившим эхо, так что каждое слово словно бы проглатывалось тишиной сразу, как только слетало с губ. Сперва такая новизна впечатлений приносила наслаждение, но теперь Лорену хотелось чего-то, что заполнило бы акустический вакуум. Он едва не поддался искушению включить какую-нибудь фоновую музыку из своего комсета, но был уверен, что Мирисса этого не одобрит.
Потому он немало удивился, услыхав из-за деревьев впереди знакомые ему уже ритмы талассианского танца. Поскольку узкая дорожка редко шла напрямик более двухсот или трехсот метров, он не мог увидеть источник звуков раньше, чем, сделав крутой поворот по дуге, они не оказались лицом к лицу с музыкально-механическим роботом, который занимал всю ширину дорожки и медленно, со скоростью пешехода надвигался на них. Своим видом он напоминал самоходный трактор. Когда они спешились, пропуская его, Лорен понял, что это автоматическая дорожно-ремонтная машина. Он ведь видал немало неровностей и даже выбоин и размышлял, когда же администрация Южного острова наконец сподобится устранить эти изъяны.
– А музыка зачем? – спросил он. – Этот тип машин не из тех, которые могли бы ее оценить.
Едва проговорив эту шутку, он услыхал, как робот обратился к нему:
– Прошу не ездить по дороге на расстоянии меньше ста метров от меня, поскольку поверхность еще не затвердела. Спасибо.
Мирисса рассмеялась, увидав его удивленную физиономию:
– Конечно, ты прав: машина не очень-то умная. Музыка – это предупреждение для ездоков.
– Может, какая-нибудь сирена была бы более эффективна?
– Да, но это было бы слишком уж… неприветливо!
Они скатили свои велосипеды с дороги и переждали, пока мимо них медленно двигалась вереница сцепленных резервуаров, блоков управления и путеукладчиков. Лорен не смог удержаться, чтобы не потрогать только что выровненную поверхность: она была теплой и мягковатой, и на взгляд влажной, хотя на ощупь оказалась идеально сухой. Но не прошло и минуты, как она затвердела, словно камень; Лорен заметил легкий отпечаток своего пальца и с кривой ухмылкой подумал: «Я оставил свой след на Талассе… до тех пор, пока робот не пройдет этим путем снова».
Теперь тропка вела в гору, и Лорен ощутил, что забытые до сих пор мышцы в бедрах и икрах напоминают о своем существовании. Не помешала бы толика вспомогательной энергии, однако электрические велосипеды Мирисса с пренебрежением отклонила как способствующие изнеженности. Она ни на йоту не сбавила скорости, так что Лорену не оставалось ничего другого, кроме как дышать поглубже и не отставать от нее.
А что это за едва слышный рев доносился спереди? Навряд ли кто-то испытывает в глубине Южного острова ракетные двигатели! Между тем звук становился громче по мере приближения, и Лорен сумел узнать его источник лишь за миг до того, как он сам предстал перед их глазами.
По земным масштабам, этот водопад был не особенно велик – где-то метров сто высотой и двадцать в ширину. Небольшой металлический мостик, что поблескивал среди брызг, был переброшен через озерцо с кипящей пеной, куда низвергалась вода.
К радости Лорена, Мирисса остановилась и с хитрецой в глазах спросила:
– Не замечаешь ничего… особенного? – и показала вперед.
– В каком смысле? – переспросил Лорен, ища ключ к ответу. Однако видел он только раскинувшийся ландшафт, деревья и другие растения, среди которых петляла тропинка, исчезая где-то по ту сторону водопада.
– Деревья… да деревья же!
– А что с ними? Я ведь не ботаник.
– Я тоже, но это же так очевидно. Только взгляни на них.
Он посмотрел, все еще сбитый с толку. И внезапно сообразил, в чем дело, потому как дерево – суть инженерное творение природы, а он и сам был инженером.
По ту сторону водопада потрудился иной проектировщик. Хотя он не мог назвать ни одного из деревьев, среди которых стоял, они казались ему знакомыми, и он был уверен, что они родом с Земли… Разумеется, вон то, наверняка дуб, а где-то и когда-то очень давно он видел красивые желтые цветы на таких же низкорослых кустах.
За мостом же был другой мир. Деревья – а на самом деле деревья ли это? – казались грубыми и недоделанными. У некоторых из них были короткие, бочкообразные стволы, из которых торчало по несколько колючих веток; другие напоминали великанские костлявые пальцы с какими-то щетинистыми веночками в суставах; еще другие были словно гигантские папоротники. И никаких цветов…
– Теперь понимаю. Там – собственно талассианская растительность.
– Да, всего через несколько миллионов лет после того, как она вышла из воды. Мы называем это Великим Водоразделом. Однако это похоже на схватку двух армий, когда не известно, на чьей стороне будет победа. Да, скорее всего, победителя не будет, и ничего тут не поделаешь! Земные растения эволюционно более продвинуты, зато местные лучше приспособлены к химическому составу среды. Время от времени одна из сторон вторгается на чужую территорию, и тогда вмешиваемся мы, пока оккупант еще не захватил себе там плацдарм.
«Как странно, – думал Лорен, когда они вели свои велосипеды через мостик. – Впервые с того времени, как попал на Талассу, я ощущаю, что действительно нахожусь в другом мире…»
Такие же вот несуразные деревья и грубые папоротники, возможно, были сырьем для пластов угля, который послужил энергетическим фундаментом для Промышленной Революции – и как нельзя более кстати, чтобы спасти человечество. Он не удивился бы даже увидев, как из зарослей выскакивает разъяренный динозавр; впрочем, вспомнил, этим ужасным ящерам предстояло появиться лишь через сто миллионов лет после эпохи расцвета подобных растений на Земли…
Они как раз снова седлали велосипеды, когда Лорен вскрикнул:
– Кракан и проклятие!
– Что случилось?
Лорен осел на мягкую кочку пружинистого мха.
– Судорога, – процедил он сквозь стиснутые зубы, схватившись за свои напряженные икроножные мышцы.
– Дай я, – сказала Мирисса озабоченным, но уверенным голосом.
Под ее приятными, пусть и несколько неумелыми движениями судорога постепенно отступила.
– Спасибо, – проговорил Лорен спустя какое-то время. – Теперь намного лучше. Но не останавливайся, прошу тебя.
– А ты правда думал, что я остановлюсь? – прошептала она.
И тогда, на границе двух миров, они слились воедино.


_____________________________________________________
[10] Фильм «Мятеж на “Баунти”» (Mutiny On The Bounty), снятый в 1962 г. режиссером Льюисом Малстоуном, повествует о событиях конца XVIII века, когда экипаж британского корабля «Баунти» поднял мятеж против капитана Блая. В роли возглавившего мятеж аристократа Кристиана Флетчера снялся Марлон Брандо. Картина является экранизацией одноименного романа Чарльза Нордхоффа и Джеймса Норманна, а также римейком экранизации 1935 г. с Кларком Гейблом. В 1963 г. «Мятеж на “Баунти”» был награжден премией «Оскар» как лучший фильм года.

[11] Борджиа, Лукреция (1480 – 1519) – внебрачная дочь папы Александра VI и его спутницы жизни Ванессы Катанеи, герцогиня Феррары. Известна своей бурной светской жизнью, богатой любовными приключениями, которые нередко заканчивались печально для ее любовников. Также «прославила» род Борджиа как искусная отравительница, которой убийство доставляло удовольствие. По отзывам современников, отличалась необыкновенной красотой. Согласно легенде, была одновременно любовницей отца – папы Александра VI, и брата – Чезаре Борджиа.
Валерия Мессалина (ок. 17/20 – 48) – третья жена римского императора Клавдия, влиятельная и властолюбивая римлянка, прославленная своим распутным нравом. Благодаря древнеримским историкам, имя Мессалины стало нарицательным для характеристики развратных женщин.
Хассе-Бордони, Фаустина (1693 или 1700 – 1781) – итальянская оперная певица (меццо-сопрано). Прославилась тем, что в июне 1727 г. на премьере оперы «Астианакс» прямо на сцене устроила драку с другой известной примадонной того времени – Франческой Куццони.