Все улитки падают раковиной вниз
Смысловая сказка
У самой земли, там, где звуки еле слышатся, а небеса лишь чуть видны за кронами деревьев, жила большая желтая улитка. По правде говоря, там, где стебли трав напоминают стволы деревьев, а корни дубов мощно выбиваются прямо из почвы, живет множество улиток, червей, жуков, муравьев и прочих обитателей этого маленького для людей, но необъятного для них мира, но эта улитка была не такой, как остальные. Все улитки были глупы и мелочны, и умели делать лишь две вещи - это судачить о еде и есть, их маленькие глазки не выражали мыслей, а раковины сверкали на солнце тускло и обыденно, но эта улитка отличалась от них всех своим большим прекрасным домом. Раковина ее была удивительного цвета, то ли бирюзового, то ли кораллового, то ли багрового, причудливой формы, не такой, как у других улиток, а изысканной, завораживающей, но самое главное в этой раковине было то, что она вся была покрыта причудливыми и прекрасными знаками, тонкими и непонятными ни другим улиткам, ни важным богомолам, ни даже неторопливым навозным жукам.
Каждый обитатель тех мест считал своим долгом приползти или прискакать к знаменитой улитке, и взглянуть на ее удивительный дом.
Самой улитке тоже было интересно, что же она несет на своей спине, но быстро забывала о своей особенности, потому что она не была связана ни с едой, ни с разговорами о ней.
В славный солнечный день, когда где-то наверху обсуждали погоду птицы, а божьи коровки прекращали летать с ветки на ветку и умиротворенно дремали на листьях, улитка ползла среди упавших ягод тютины, пахнущей сладко и противно, и думала, конечно же, о еде, изредка прерываясь, чтобы поболтать о ней с другими улитками. Вдруг все зашевелилось, задрожало, и на землю грузно упало нечто большое и черное. Любопытные гусеницы, суетливые муравьи и даже медлительные улитки поспешили узнать, что же это такое. Когда этот предмет зашевелился, и показался длинный темный клюв и хмурый глаз, всем стало ясно, что это старый ворон, настолько старый, что воздух перестал держать его мудрость, и он упал прямо на землю.
Ворон прожил слишком долгую жизнь, увидел слишком много и думал о слишком сложных вещах, чтобы бояться смерти. Он приготовился спрятать тяжелую голову под худое синеватое крыло и испустить последний хриплый вздох, как вдруг заметил чудную раковину улитки, уже забывшей о нем и медленно ползущей прочь в поисках завтрака. На секунду в помутневших глазах старого ворона что-то сверкнуло, и он открыл серый клюв.
Старый ворон попросил улитку подползти к нему, она удивилась, но исполнила его просьбу. Долго и внимательно смотрел он на ее раковину, тяжело дыша и подергивая лапой, и, наконец, хрипло промолвил: "Я знаю, что это, маленькое дитя земли, я знаю, что ты несешь на спине своей. Всю свою жизнь я искал это, пытался это понять, но не мог, слишком далеко было мне понять сие. Знай же, что на панцире твоем тончайшей вязью прекраснейшего из языков написаны истины этого мира. Мое время пришло, и я узнал их в последнюю минуту своей жизни, но я скажу тебе, что написано на раковине твоей, дабы ты знала, ибо никому не понять Великого Строителя, никому не понять, почему самые мелкие и глупые твари несут на спине самые великие истины".
И старый ворон начал медленно озвучивать то, о чем твердили письмена на раковине улитки. Удивительно, но она запомнила его слова, на миг прекратив думать о еде.
Прочитав последнюю истину этого мира, ворон искривился в улыбке: "Уверен, что ты не поняла меня, маленькая дочь деревьев, но, может, тем я помогу тебе, а ты сделаешь тем то, что от тебя хочет Великий Строитель. Но используй свой дар с умом, ибо вашей глупостью Его легко разгневать".
И промолвив это, обессиленный ворон вдохнул, глубоко и радостно, и замолк навеки.
Долго улитка не двигалась рядом с грузным черным телом. Наконец, она поняла, что значили слова старого ворона.
Торопилась она, когда ползла к другим улиткам, желание сообщить новость жгло ее пористый хвост, и сказала она, собрав всех братьев и сестер, даже сороконожек и термитов, что она избранная, что она не такая, как другие улитки, что на раковине ее, сверкающей красотой, написаны истины всех истин.
Внимательно слушали ее другие улитки, и когда она закончила, все молчали, пока старейшая из них не спросила, чем же слова этой ее связаны с едой? Улитка ответила, что ничем, и тогда недовольно зашумели другие обитатели и спрятались по своим уютным темным норам.
Страшно разозлилась улитка, и решила, что никто не достоин этого знания, кроме нее. Что же делать ей тогда? Так улитка вспомнила, что ворон говорил о Великом Строителе, создавшем и улиток, и всех других существ, и деревья, и корни, и даже тех огромных существ, которых пролетающие мимо мухи смешно называли людьми.
"Может, этому Строителю есть дело до меня? Может, сделает он меня огромной и мощной, чтобы я растоптала всех своих врагов, всех этих глупых тварей, и чтобы еды у меня было много и очень много? Вот, кто мне нужен!"
Так подумала улитка, но не знала она, как же поговорить ей с Великим Строителем, где он живет, и как туда добраться.
"Но если ворон упал с неба, и знал больше всех нас, значит и Строитель где-то там, на небе!"
И когда мимо улитки с жужжанием пролетала хлопотливая добрая стрекоза, то улитка попросила поднять ее на самую высокую ветку самого высокого дерева. Стрекоза торопилась, и не стала расспрашивать, зачем это нужно улитке. Посадив ее на свою блестящую зеленую спину, она медленно и с трудом подняла тяжелое тельце на веточку тополя на высоте сотен локтей над землей.
Небо здесь было другим, а солнце ослепительно ярким и горячим, воздух был чист, и от высоты у улитки перехватывало дыхание. Но когда всю жизнь думаешь о еде, то не умеешь бояться, и улитка, отпустив стрекозу, закричала прямо в бесконечно синее небо:
"Строитель! Слышишь ли ты меня? Это говорит та улитка, что отличается от других, избранная улитка, лучшая из всех улиток! Посмотри на мою раковину, видишь, она идеальна, на ней Твои истины, но я не могу рассказать их этим глупым, низменным существам? Я пыталась, честно, они все ушли! Дай же мне много еды, дай мне большое сильное тело, чтобы я могла ходить, а лучше летать, чтобы я была сильнее всех и лучше всех! Чтобы я везде могла достать еду, и тогда я, так уж и быть, поделюсь с миром своими истинами!"
Хорошо и громко говорила улитка, и была уверена, что Великий Строитель услышит и исполнит ее желание. Она тянулась все выше и выше, ближе к теплому солнцу, приятно гревшему ее раковину, и все ждала, когда же она очутится в прекрасном теле, могучем и важном. Но вдруг солнце скрылось за тучами, подул холодный ветер, сильный настолько, что улитка не удержалась на своем шатком месте, и упала с ветки.
Все улитки падают раковиной вниз, как известно, и дом у них твердый и крепкий, способный выдержать многое, но не падение с высоты сотен локтей. Когда тельце улитки достигло земли, прекрасный панцирь ее разбился вдребезги, но сама улитка не пострадала, лишившись чувств от впервые ощущаемого страха.
Очнувшись, она с ужасом поняла, что она не улитка больше, а слизняк - мерзкое существо, презираемое всеми, грязное, лишенное дома, скользкое, мягкое и уязвимое. Никто не любил слизняков и не прикасался к ним, и даже хищные насекомые брезгали поедать их.
Велико было разочарование улитки, и она, потерявшая дом, потерявшая то, чем отличалась от других, медленно стала ползти прочь, постепенно уходя под землю все глубже и зарываясь в почву под тяжестью своего неповоротливого тела.
Там, где все затхло и сыро, где темно настолько, что уходит само понятие слова цвет, улитка, ставшая слизняком, блуждала долгие улиточные годы, покрываясь слоями земли и наростами, и не думая уже даже о еде, не думая ни о чем, теряя разум и забывая свое яркое прошлое, утопая все глубже в сырой вязкой земле.
Никого не интересовало, кто этот слизняк, и почему он так молчалив и грязен, все остерегались и плевали на него, плевали глупые дождевые черви, самодовольные кроты и хитрые медведки. И лишь однажды маленькая гусеница, прежде чем стать куколкой в прохладной подземной тиши, поинтересовалась у слизняка, откуда появились шрамы на его потертой спине.
Долго думал над ответом слизняк, пытаясь вспомнить, кто или что оставило эти шрамы, но вспомнил лишь, и то, с трудом, что это не шрамы, а следы чего-то, что было его частью когда-то очень давно.
Гусенице понравился его ответ, то была радостная юная гусеница, озорная и наивная, и она рассказала медленно уползающему прочь слизняку, что скоро она уснет в куколке, а проснется уже бабочкой, яркой и веселой, умеющей летать, но не умеющей думать. И будет молодая бабочка порхать над деревьями и травами, до дна наслаждаясь сладостью жизни, вдыхая аромат цветов и ловя дружеские удары ветра.
Продолжая протискиваться в узких земляных ходах, старый слизняк представил, как он, активный и легкий, носится над полями, лесами, над всем миром, ни о чем не думая, и лишь наслаждаясь сумбурным буйством красок.
Слизняку не было дела до того, что бабочки живут один день, только чтобы оставить потомство и умереть. Он этого и хотел, прожить век, короткий и сверкающий, а не долгий и полный мучительных дум, надежд, обязанностей и ошибок.
Ибо любой может нести на спине своей истину, недоступную другим, но далеко не каждый способен эту истину осознать.
Андрей Исаев-Апостолов, декабрь 2011.