Когда он научился так улыбаться? Я видел его открытую озорную улыбку, когда рассказывал ему анекдоты или о своих проделках. Видел грустную сожалеющую улыбку умудрённого философа – тогда, например, когда пришёл к нему однажды обдолбанный и принялся перемывать косточки и Кадди, и Джулии, и всей моей команде, а он терпеливо слушал и улыбался. Видел злой и весёлый оскал, когда мы подрались с двумя отморозками в баре «Крэйзи байк», и ему сломали запястье, а он продолжал ухмыляться, выводя из себя хмурого полицейского, и только потому, что я в последнем акте драки сказал одному из наших противников про свою трость: «От этой девочки тебе едва ли понадобится противозачаточное, но страховку лучше оплати – совсем без медикаментов вряд ли обойдёшься».
Рука очень быстро распухла, и он с трудом нашаривал в кармане портмоне, чтобы внести за нас залог. Весь остаток ночи, пока я накладывал ему гипс, называл меня сволочью, манипулятором и дебоширом, делая очень праведную физиономию, но в конце смазал впечатление, потому что, когда я, поднявшись с дивана, потянулся к трости, вдруг прыснул от смеха.
В общем, мне казалось, что уже весь спектр его улыбок мною досконально изучен. Но вот этого я ещё никогда не видел. Пропылённая полынь, хинная горечь, пожелтевшие и съёжившиеся листья клёнов, пепел и зола.
- Что случилось, Уилсон?
В ответ резкое отмахивающееся движение головой, словно я – надоедливая муха.
Мы только что покинули очередной постоялый двор, и он был в прекрасном расположении духа, флиртовал с хозяйской дочкой, выпросил у неё номер телефона – чисто из спортивного интереса, встречаться с ней у него с самого начала и в мыслях не было. Мы оседлали мотоциклы, проехали, наверное, с милю, и он всё ещё был в прекрасном расположении духа, даже когда мотор моей «Хонды» заглох, и оказалось, что кончился бензин. Ещё и с энтузиазмом выговорил мне за то, что я не слежу за датчиками.
- Да ладно тебе! Слушай, где тут может быть заправка?
- Кажется, я только что видел знак на обочине...
- Значит, недалеко. Давай поменяемся – ты покатишь мой, я поеду на твоём. Медленно, обещаю.
- А у тебя разве день рождения сегодня?
- Я – хромой. Мне больно.
- А у меня рак.
- Ходить он не мешает.
- Оказывать дурацкие услуги растяпе, который сам во всём виноват, мешает.
- Вау! Тема диссертации: «Рак, как оптимальное средство борьбы с патологическим альтруизмом»? Можешь попробовать успеть защититься.
- Хаус... - он интонацией напоминает о том, что я перехожу границы, но тут же сам добавляет с беззаботной улыбкой. – Рак - это скучно.
- А толкать мотоцикл пару миль, думаешь, весело?
- Могу тебе отлить немного. На пару миль.
- О, у тебя в рюкзаке найдётся портативный топливный насос?
- У меня в рюкзаке найдётся короткий шланг, банка и воронка.
- Я тебя люблю, - говорю я, и хоть это звучит шуткой, да и сказано ради шутки, это чистая правда.
Почему вдруг так резко всё изменилось? Мы доехали до заправочной станции, где пришлось ждать. Уилсон развлекался с телефоном – наверное, снова тупо играл в тетрис. Рыжеватый имбицил со следами стригущего лишая наполнил нам бензобаки. Пока Уилсон расплачивался, я отошёл к автомату за долларовой шоколадкой, а когда вернулся, застал вот это...
- Уилсон, брось притворяться. Что-то произошло за ту минуту, пока меня не было с тобой. Скажешь сам, или мне начать играть в «угадайку»?
- Хаус... – снова эта интонация.
Молча смотрю на него. Наконец, он вздыхает, сдаваясь:
- Всё равно ведь не отстанешь. Просто это такой пустяк, что и говорить-то не о чем... Ну, ты же видел женщину, с которой я разговаривал на «рецепшен»?
- К которой ты шился? Видел. Она ничего.
- Кажется, я ей понравился...
- Это тебя огорчает? В другой раз наешься чесноку с вечера или ногти накрась – поможет.
- Она прислала мне СМС, - продолжает он, не обращая внимания на мои реплики.
- Ну и что?
- Да ничего... Говорю же, пустяк... – и протягивает мне свой телефон.
На экране текст СМС-сообщения: «Здесь бывает очень весело зимой. Какие у вас планы на рождество?»
Я поднимаю взгляд на Уилсона. Снова на его лице эта улыбка. Пропылённая полынь, хинная горечь, пожелтевшие и съёжившиеся листья клёнов, пепел и зола.
И в следующий миг я проделываю нечто странное, непонятное даже мне самому – я протягиваю руку и ладонью нежно и легко провожу по его щеке.
И вздрагиваю от чужого пыхтения над ухом – рыжеватый имбицил подобрался совсем близко и смотрит. Пристально, приоткрыв рот.
Что-то я не помню прежде такого, чтобы простое недоразумение заставило моё лицо так сильно загореться. Я, наверное, красный, как рак.
- Чего уставился? – грубо спрашиваю я парня. – Пошёл вон! На, - сую Уилсону в руку телефон, а с ним - шоколадку из автомата – Бери, ешь, вырабатывай эндорфины.
И только теперь замечаю картинку на шоколадной обёртке – заснеженный еловый лес, бородатый тип в очках и красном балахоне и надпись «Весёлого роджества!»
- Вот кретины, - растерянно говорю я. – С прошлого года, что ли, не заряжали...
Уилсон смотрит с недоумением сначала на шоколадку, потом на меня, а потом... потом он вдруг начинает смеяться. Да как! Он хохочет, запрокидывая голову, он держится за живот, он плачет от смеха, он роняет и шоколадку, и телефон, но не обращает на это никакого внимания. Он смеётся, смеётся, смеётся, уже зная, что смех закончится рыданием – и я это знаю – и всё равно не может остановиться.
Я наклоняюсь, поднимаю телефон, стираю СМС- сообщение, ставлю блокировку и молча опускаю ему в карман, а он всё продолжает смеяться.