Нубиру

ВСТУПЛЕНИЕ

Я люблю пальто. У меня есть пальто «на выход в свет», есть пальто на каждый день, есть даже пальто для того, чтобы выносить мусор, и ещё много других.
Ещё я равнодушен к людям. Почти ко всем. Исключение это – моя Мама и может быть ещё кто-то.
Солнечный свет долетает до земли за семь минут, или что-то около того. В силу этого, бытует поверие, что в театре или кино, при чтении книги, или просто во время разговора с кем-то мы сохраняем внимание, ровно семь минут, а по истечении этого срока, теряем первичный интерес и отвлекаемся.
Каждая из глав книги в ваших руках, не украдёт времени более этих семи минут. Что же касается вступления, то оно уже зако…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Успешно?» - поинтересовался я у подошедшего друга.
На что, он ответствовал, почти что традиционным: «Добавит меня в Контактах»
«А телефон?» - уточнил я, слегка усмехнувшись.
«Ими уже никто не пользуется» - парировал друг.
«Резонно» - заключил я, и мы пошли дальше, в направлении Золотых Ворот, минуя Театр Шевченко.
Какое-то время мы разговаривали ни о чём, как в принципе, обычно это и бывает, а затем мой друг внезапно припомнил один прелюбопытный эпизод из бесконечной череды его уличных знакомств.
«А помнишь, я тебе рассказывал про одну подругу?»
«Какую из?» - решил уточнить я, вновь улыбнувшись.
«Про ту, с которой познакомился вот здесь, возле театра»
«Не припоминаю» - равнодушно отозвался я: «Но если хочешь, расскажи. Думаю, это будет интересно»
Разумеется, я и не смел, надеяться на то, что история будет хоть сколько-нибудь интересной, но для поддержания разговора, следовало сказать именно так. Уверенный в том, что спустя минуту буду сдерживать позывы зевоты, я приготовился слушать.
Тогда я ошибался. Очень ошибался. Если бы не было этого разговора, не было бы меня, таким, какой я есть сейчас. Был бы кто-то совсем другой; а на него, я теперешний, и смотреть бы не стал, ограничившись всего на всего свойственным равнодушием.
«Вижу подругу. Подкатываю. Она по телефону разговаривает. Ну, я это, стою, жду, но не отхожу»
«Угу. И что?»
«Она заканчивает разговор, и, развернувшись ко мне, так говорит: У тебя есть пять минут, говори»
Должен признаться в тот момент я слушал друга без особого внимания, но что-то вдруг брякнуло в моей голове и заставило развернуть к нему свой взгляд.
«Что, так и сказала?» - переспросил я недоверчиво.
«Да. Ну, может не совсем так, но смысл такой»
«Хорошо. И что дальше?» - захотел знать я.
«Ну, я купил ей мороженое. Покуролесили там, в общем» - гордо заявил друг.
«Покуролесили?» - переспросил я, не без удовольствия поймав друга на использовании, такого прелюбопытного глагола, который, кстати, был очень ему свойственен, и если бы следовало охарактеризовать его всего парой слов, я назвал бы друга «Мистер Покуролесим»
Но впрочем, сейчас не об этом.
«А как она выглядит?» - не сдержал я любопытства.
«Ну, красивая такая. Тонкая. В общем, в твоём вкусе»
Буквально несколькими минутами ранее мы как раз играли в игру «Нравится-не нравится», внимательно изучая проходящих улицей девушек и весьма похабным образом оценивая их по десятибалльной шкале. Потому, если мой друг, говорил о том, что девушка была в моём вкусе, то вероятнее всего он был прав, во всяком случае, что касается внешности. Но тогда он ещё не знал, что для меня существовали другие, куда более значимые критерии.
«А какого цвета у неё глаза?» - поинтересовался я, чем привёл в замешательство друга.
«Не знаю,… Она в очках была»
«Что?» - почти восторженно переспросил я и рассмеялся. Рассмеялся очень громко, так что некоторые люди, на улице даже на секунду приостановили свой суетливый ход и обернулись в моём направлении: «То есть ты только раз её и видел?»
«Нет. Мы потом ещё встречались» - поторопился заверить меня друг, ущемлённый моим насмешливым тоном.
«И ты не помнишь, какого цвета у неё глаза, да?»
«Да какая разница?» - отмахнулся друг.
Потом мы перевели тему разговора в другое, менее конфликтное русло, дошли до Софиевской площади и немного поиграли там, в фризби, но всё это время меня не отпускало какое-то странное чувство.
Не разобравшись с причинами его возникновения, я всё же определённо ощущал, долженствование что-то сделать. Применимо к голоду, такое чувство называют «сосущим под ложечкой» и в таких случаях мы спешим скорее насытиться, в моём же случае:
«Покажешь мне её?» - спросил я, как бы невзначай.
«Ты о чём?» - не сразу понял мой друг, когда же я в двух словах объяснил, о ком веду речь, лицо его озарила широкая улыбка: «Что заинтересовался, да?»
«Возможно, общение с этой девушкой может оказаться полезным» - сплыл я на холодный бесстрастный тон.
«Ну да. В чём полезным?»
«Может, напишу чего. Будет про тебя роман «Будни Пикапера» Стану биографом твоей великой жизни, в общем» - отшутился я.
«Хорошо. Покуролесим» - пообещал мой друг, и мы направились пешком на Подол.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Тёмные» - подумал я первым делом, когда подошёл поближе. Всякий интерес во мне тотчас сошёл на нет, и по обыкновению вежливо представившись и улыбнувшись, я переключился на разговор о другом. Затем мы начали играть в фризби.
Как и следовало ожидать, у девушки получалось плохо. Из рук вон плохо. И «из рук вон» здесь не случайный эпитет. Я позволил себе довольно ироничный комментарий в её адрес. Она же взглянула на меня, но отреагировала лишь смехом.
Чуть приподняв бровь, я дождался следующей её неудачи и озвучил своё ещё более колкое наблюдение. Почти без запинки, девушка сыронизировала над самой собой и отпустила очень тонкую шутку в мой адрес. Такую, что друг мой её не заметил, а я, напротив, на мгновение замер и даже пропустил летевший прямо в руки фризби.   
Решив проверить, был ли «приступ остроумия» у девушки, лишь занимательной случайностью, я продолжил атаковать её разнообразными колкостями и к собственному удивлению, обнаружил, что ей удавалось всякий раз выходить из ситуации с достоинством и как бы играючи.
В процессе перебрасывания летающей тарелки, девушка, по-видимому, немного утомилась и чуть запыхавшись, подняла распущенные волосы, таким образом, чтобы подставить дыханию ветра свою шею. Наверное, лучше было бы, если в тот момент я смотрел бы в другую сторону, но я смотрел на неё. Всё вокруг невероятно замедлилось, шум города утонул в тёплой тягучей тишине. Проходящие люди в единый миг все провалились под землю, и вокруг не осталось никого. Даже меня там не было, была только она. И откуда-то, с другой стороны вселенной, с другого её края, через щель, которая открывается не чаще полу раза в вечность, я смотрел на неё.
В тот момент я внезапно, обнаружил девушку очень похожей на Одри Хёпберн. Я знаю, что людей и тем более девушек нельзя с кем-то сравнивать, но это был тот случай, когда можно.…
Это был случай, когда в голове у меня что-то вдруг щёлкнуло и с тех пор не желало становиться обратно. И если бы меня спросили, когда началось то, что началось, я ни на секунду не задумавшись, ответил бы:
Тогда.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы вновь встретились под бдительным присмотром моего друга. Это было в «Доме Кино» на Саксаганского. Там как раз проходил некий фестиваль второсортных фильмов, о которых никто и никогда не слышал, а также мастер-классы людей, которым самим неплохо было бы пройти чей-нибудь мастер-класс. Но шёл я разумеется, не для того чтобы приобщиться к прекрасному.… А хотя нет. Стойте. Именно за этим и шёл. Что, правда, в роли прекрасного выступали отнюдь не фильмы.
С другом мы встретились, в самом заурядном из всех возможных мест: в МакДональдсе, что на площади Льва. Не знаю, почему, но мне почему-то нравится опускать в этом названии «Толстого», так что смысл и название площади существенно меняется и начинает крениться куда-то в сторону Европы. Но сейчас не об этом.
Мы сидели с моим другом и занимались унылейшим из всех занятий: мы ждали. Ждали её. Спустя минут пятнадцать, пустых разговоров, я поинтересовался, не хочет ли, мой друг перезвонить девушке, чтобы узнать, когда она будет. На что тот, ответствовал равнодушным заявлением о том, что она всегда опаздывает и что, в любом случае, у него нет денег на счету.
Радостная искра пробежала в моих глазах, и я, стараясь не выдать заинтересованности, предложил позвонить с моего телефона.
Не заподозрив неладного, мой друг лениво набрал нужный номер, с моего телефона и, перекинувшись парой слов с девушкой, выяснил, что она опоздает ещё минут на двадцать, что, к слову сказать, в последствии превратилось в час десять. Но, главным, для меня сейчас был тот факт, что номер девушки, сохранился в памяти моего телефона, и при надобности я мог теперь, назначить ей встречу, без участия в ней моего друга. Пока я ещё не знал, зачем мне это и не был уверен в том, понадобится ли мне, её номер, но располагать им, все же было однозначно хорошо.
Прошёл час и мероприятие, которое уже давно должно было находиться в самом разгаре, только-только начинало свой унылый ход. Заняв места в зрительном зале и понаблюдав за людьми, мы с другом, (или вернее я, поскольку другу это было крайне маловажно) наконец дождались телефонного звонка от девушки.
Она уже подходила к Дому Кино, и её нужно было встретить. Мой друг, очень удачно решил отлынуть от выполнения этой миссии и попросил сходить меня. Я же, для приличия посетовав на его лень, с напущено удручённым видом, отправился прочь из зрительного зала.
Очень быстро сбежав вниз по лестнице, чтобы как можно раньше её встретить и тем самым, хоть сколько-нибудь удлинить момент присутствия с девушкой наедине, я вышел из Дома Кино и в этот момент зазвонил телефон. Звонила она.
Нажав кнопку вызова и придав голосу, чуть насмешливый и высокомерный тон, я нашёл необходимым подтрунить над её щепетильным отношением ко времени. В ответ, девушка рассмеялась.
После перекинувшись ещё парой слов, я выяснил, что девушка находилась совсем не там, где ей следовало бы, в случае если она собиралась идти к Дому Кино. Задав несколько вопросов об окружающей её местности, я быстро сориентировался, где её искать и спешным ходом направился к ней навстречу.
По прибытии на место, я увидел её одетой в крайне нелепый наряд. И если при нашей первой встрече, я решил сделать скидку, на случайность, теперь становилось очевидным, что одеваться подобным образом она взяла за правило.
Отпустив примитивную шутку на счёт её ушек (да на капюшоне у неё действительно были ушки) я изобразил негодование касательно её опоздания. В свою очередь девушка изобразила пристыженность и рассмеялась.
Хотя и обрадовавшись звучанию её смеха, я всё же почувствовал, что смех был немного натужным. Она устала и была чуть грустна, хотя и скрывала это, а потому мне следовало сменить тон, на более мягкий. Так я и поступил. К Дому Кино, мы пришли спустя минут десять и за это время успели поговорить о разных маловажных глупостях.
Поднявшись на нужный этаж и войдя в зрительный зал, мы как раз поспели к началу вялотекущего фестивального мероприятия. Около дюжины людей, по просьбе унылого ведущего, вставали и рассказывали в принципе одно и то же, но разными словами, как это обычно и бывает, а затем начался фильм.
Ещё во время устной презентации, мы с девушкой ополчились на происходящее в зале, пока мой друг, отчаянно изображал из себя ценителя, хотя и сам по правде уже давно и весьма глубоко приуныл. Когда же начался фильм, меня хватило минут на двадцать, и я изъявил желание уйти. Мой друг с девушкой попросили меня остаться, а я в свою очередь, предложил уйти всем вместе.
Девушка посмотрела на моего друга, в ожидании того, как он решит поступить, но он определённо решил досмотреть фильм до конца. Переведя взгляд на меня, девушка пожала плечами и предложила остаться, хотя и сама этого не особо хотела.
Её покорность моему другу в миг очень сильно меня разозлила и чтобы ни в коем случае этого не показать, я надел свою саркастичную маску, которая чаще и лучше всего скрывала меня от людей, а затем, отпустив пару шуток, в адрес происходящего, всё же стремительно покинул зрительный зал.
Лишь только закрыв за собой дверь, я тут же об этом пожалел, но деваться было положительно некуда. Решив извлечь пользу из того, что находился в Доме Кино, куда заходил порою, в местную кафешку, напоминающую скорее причёсанный против шерсти и стихийно облагороженный алкашеский гендель, я заказал кофе по-восточному. Смерив меня уничижительным взглядом, местная тётя Дуся (так я называю всех булочниц, молочниц, торговок на базарах и других женщин переживших, но так и оставшихся на век в советской эпохе, и имеющих соответственный вид, выговор и внутреннюю суть) Так вот, смерив меня взглядом, тётя Дуся сделала мне огромное-преогромное одолжение и сообщила, что они через десять минут закрываются.
В этот момент у меня в голове снова что-то щёлкнуло и, слабо отдавая себе отчёт в собственных действиях, я быстро набрал номер девушки, и только лишь заслышав её голос, быстро выпалил:
«У тебя есть пять минут, чтобы успеть выпить самый вкусный в Киеве кофе. Выходи»
Сказав это, я повесил трубку, даже не удосужившись обождать ответной реакции, со стороны девушки.
Не знаю, чего я намеревался тогда дождаться, какой реакции хотел от неё добиться. Но около полуминуты размешивая свой кофе, я неотрывно наблюдал за выходом из кинозала, который по счастливому стечению обстоятельств оказался как раз в той точке, за которой было удобно следить с моего столика.
Прошло полминуты, но дверь в кинозал не растворялась, и оттуда никто не выходил.  Закончив размешивать сахар в чашке, я сделал глоток и уверился в своей лжи, касательно самого вкусного кофе в Киеве, который согласно моим словам, находился именно в этом заведении. Прошла ещё минута, на протяжении которой я всё так же сверлил взглядом дверь.
Никто не выходил, и мне пришлось ждать дольше.
Руководимый каким-то противоестественным азартом, я смотрел и смотрел туда, откуда должна была выйти она. Прошло ещё три минуты, кофе остыл, за моей спиной раздался  зычный смех какого-то престарелого посетителя, на кухне послышался звон алюминиевых вилок свалившихся в раковину и вдруг, из кинозала вышла Она. И если вас вдруг озадачило то, что применимо к этой девушке, я стал писать местоимение с большой буквы, смею  заверить, это никоим образом не случайность.
Повернув голову в мою сторону, Она не улыбнулась, но, тем не менее, подошла к столику.
«Успела» - заключил я.
«Хорошо» - безотносительно протянула она и присела напротив.
Ничего больше не говоря, я пошёл и заказал второй кофе и не возвращался, пока его не сделали.
«Вообще-то заведение уже закрыто, но ради тебя, вон та любезная особа сделала исключение» - произнёс я, ставя перед ней чашку и кивнув в сторону «любезной» тёти Дуси.
«Тебе не понравился фильм?» - поинтересовалась Она.
«Нет» - честно ответил я: «А тебе?»
Взглянув на меня изучающим взглядом, Она выдержала паузу, а потом рассмеялась. Впервые я услышал совсем другой её смех. С этого момента я знал разницу и мог отличить, когда смех звучал из вежливости или по какой другой причине.
«Рассказывай» - сказал я безаппиляционным тоном, и поставил чашку на блюдце, ровно в такт, окончанию собственной фразы.
«Что?» - спросила Она и улыбнулась. За этой улыбкой она пряталась.
«Всё» - продолжил наступать я: «О себе»
Наши взгляды пересеклись, и тут я впервые отметил, что, не смотря на то, что у неё карие глаза их взгляд мне всё равно приятен и нравится. Нравится тонуть в них, словно ложка в чашке с горячим шоколадом, нравится смотреть в них и отчаянно пытаться разобраться, что происходит. Какое настроение у неё сейчас, о чём она думает, чего хочет, чего боится, чем её утешить и чем рассмешить.
«Хорошо» - сказала Она спустя короткую паузу раздумья. Решала говорить или нет, правду и что куда важнее, какую правду сказать из того множества откровений, которые могла выложить на стол, словно колоду карт, заранее припрятав несколько самых сокровенных тузов в рукаве.
В этот момент, тётя Дуся важно прошествовала мимо рядов столиков, и с грохотом закрыв двери, засвидетельствовала тем самым, конец рабочего дня, не пространно намекнув, на то, что посетителям в срочном порядке следует разбегаться по домам. Но благо в числе этих самых посетителей находилась шумная компания пожилых ловеласов, усиленно шутивших со своими пассиями и самолично, а порой и единолично хохоча над собственными шутками. В силу этого обстоятельства, до самого нашего добровольного ухода, нас никто и не подумал беспокоить.
«Я жестокая» - спокойно заявила Она, по-видимому, ожидая моего удивления, но, ни одна черта на моём лице, не изменила своего положения, и я лишь отпил кофе, выражая готовность слушать дальше.
«Я разбиваю мужчинам сердца» - добавила Она и бросила короткий колкий взгляд из-под ресниц, в мою сторону.
«Что ж. Это естественно» - спокойно заметил я: «Иначе ты не смеялась бы так умело над несмешными мужскими шутками»
Она автоматически рассмеялась.
«Вот, например как сейчас» - сказал я и впервые, пока слушал, поднял на неё взгляд, а затем улыбнулся, заприметив тень растерянности, пробежавшую на её лице.
«Это всё не то. Это я и так знаю. Расскажи мне что-нибудь... другое» - попросил я.
Над столом повисла пауза. Она размышляла, а я наблюдал за ней, жадно впитывая мгновения, в которые она была почти настоящей и в силу этого обстоятельства такой красивой.
«Что ты хочешь услышать?» - чуть разозлилась Она.
«По-прежнему, лишь то, что ты хочешь рассказать» - парировал я и улыбнулся.
Улыбнулся искренне, потому что мне очень нравилось быть здесь с ней, в независимости от того что Она рассказывала. Я не слышал посторонних разговоров в метре за своей спиной, игнорировал громкие гоготы и шум ополаскиваемой в кухне посуды. Ничему не придавал значения; утонул в промежутке между секундными делениями неустанно тикающих стрелок часов. Тогда я уже не слышал и не видел ничего кроме... неё.
Она говорила и говорила, а я слушал и слушал…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Следующие несколько дней были ужасны. Я отчаянно пытался отвлечься и развлечь себя чем-нибудь, но мысли мои, всё равно, то и дело, возвращались к ней. Это было очень нехорошо, поскольку одержимость в таких делах, склонна быть скорее отрицательным фактором. Мне следовало сохранять дистанцию и выглядеть всё таким же насмешливо безразличным, каким я и был прежде, но теперь это было во много крат сложнее.
Кроме того, я должен был выдумать, какую-нибудь причину, мотивировавшую наши последующие встречи с ней, иначе мои намерения стали бы уж слишком прозрачны и наивны. Благо причину искать, довелось недолго.
Я уже давно не писал ничего, кроме того за что мне платили, а это, по большому счёту означало, что в последнее время я не писал вовсе. За несколько десятков минут прокрутив в голове, уже произошедшие события и выдумав план действий, касательно действий последующих, я очень быстро сложил в голове сюжетную линию своего нового романа. Я даже выдумал несколько параллельных сюжетных линий, но они впрочем, в процессе написания, очень быстро и уверенно канули в Лету.
В итоге, набирая её телефонный номер, я уже твёрдо знал, что и главное как скажу:
«Привет» - поздоровался я беззаботно.
«Привет. Я очень рада, что ты позвонил» - сказала Она.
Одной из тем, которые мы обсуждали ранее, была её манера, очень точно уметь говорить мужчинам то, что они хотят слышать, потому, не особо обольщаясь предыдущей её репликой, я перешёл сразу к делу.
«Мне нужна твоя помощь» - заявил я.
«Правда? А в чём?» - заинтересовалась Она.
«Сейчас я пишу свою новую гениальную книгу...»
«Ну да, ничего не гениального ты не пишешь» - перебила Она меня, вновь вставив то, что я и хотел слышать.
«Знаю спасибо» - самолюбиво отозвался я и продолжил: «Так вот, как я уже успел сказать, мне нужна в этом твоя помощь. Какие у тебя планы на завтра?»
«Встретиться с тобой» - опередила меня Она и, хотя я и знал, что это было лишь очередной удачной формулировкой, мне отчего-то стало очень приятно.
«Отлично. Тогда завтра в три в «Победе» - заключил я и, зафиксировав какой у меня при этом был радостный голос, поспешил добавить совсем другим тоном: «И не опаздывай!»
Разговор был окончен и я скорее положил трубку, чтобы не испортить общее довольно стремительное впечатление, какими-нибудь неуместными междометиями и сентенциями.
Завтра у меня была с ней встреча и это несказанно меня радовало.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мы встретились в пельменной на Сагайдачного. Вернее мы встретились возле метро, где я прождал её около получаса, зато в это время успел купить себе новые шнурки для ботинок и ознакомиться с новыми литературными произведениями в расположенном прямо здесь же книжном магазине.
Как раз накануне я купил себе новое пальто «на выход» и сегодняшний день мне показался очень даже удачным для его дебюта. Довольно быстро мы добрели до «Победы» - пельменной оформленной в духе советской эпохи. Заняв там, столик с мягкими диванчиками, мы заказали графин киселя и начали говорить о причине, по которой встретились.
Я быстро и туманно объяснил, всё то же, что она уже знала, добавив при этом несколько ничего незначащих деталей и наконец вплотную подошёл к тому, чтобы озвучить главный интересовавший меня момент:
«В моей книге  будет героиня, которая будет очень на тебя похожа, а так как я мужчина и все-таки могу чего-то не знать о женской психологии, мне хотелось бы позаимствовать твою»
«Психологию?» - уточнила Она.
«Её самую» - подтвердил я и залпом опустошил мой стакан с киселём (если бы это был виски или какой другой крепкий напиток, подобное поведение, показало бы мою решительность в озвученном намерении, а так как было, я, похоже, попросту утолил жажду)
«Хорошо» - согласилась Она: «А что мне для этого нужно сделать?»
«Говори» - коротко ответил я и как ни странно Она послушалась.
Поначалу, разумеется, никаких откровений не последовало, но чуть позднее я услышал то, ради чего сюда и пришёл:
«Я никого не люблю» - призналась Она и если это была правда, то несказанно меня этим обрадовала, поскольку это означало, что…
«За вычетом, наверное, Мамы и котика» - сказал я вслух и снова отпил киселя.
«Да» - радостно согласилась Она, а после продолжила свой монолог, следующей историей: «Буквально полгода назад, мы говорили с моей Мамой, и я внезапно спросила её о том, почему я чувствую себя такой несчастной, и зачем вообще мы рождаемся и многое другое. Знаешь, что она ответила?»
Я отрицательно покачал головой. Мне не хотелось вторгаться в её разговор, чтобы случайно не разрушить ту тонкую грань, которая отличала наш разговор от диалога и превращала его в искренний монолог, молчаливым свидетелем которого я являлся.
 «Она сказала, что мы рождаем своих детей для того, чтобы никогда не услышать от них этот вопрос»
Она замолчала. Около полуминуты мы провели в тишине, а затем Она, словно бы набравшись сил, вновь продолжила.
«Тогда я как раз сломала ногу в одной страшной аварии и очень долго пролежала в больнице…» - я моментально представил себе, эту ситуацию и мне срочно захотелось отправиться туда, в этот трагичный момент и всё это время провести с ней, утешая и рассказывая ей всякую ерунду, принося сладкие апельсины, рисуя на асфальте, под окном её палаты, дурацкие сердечки и напыщенные тексты, засовывать в алые шарики, бумажки с пожеланиями какие-нибудь, и делая всё то, что только можно сделать лишь бы ей не было грустно.
«Пока я была там, я очень о многом тогда думала и когда, наконец, выздоровела, пошла, работать и сама сумела обеспечить себе поездку в Крым, где провела больше месяца.… Ах да, чуть не забыла, я ещё тогда нашла свою тетрадку с мыслями, которые записала, когда мне было лет тринадцать. Знаешь, что там было?»
«Что?» - спросил я, чуть придвинувшись к ней.
«Что люди живут на земле всего пятнадцать раз. Это моя последняя жизнь и я знаю, кем была во все предыдущие» - она улыбнулась, чтобы нивелировать наивность озвученной истории, собственным ироничным к ней отношением. А я в этот момент, совсем не думал ни о какой наивности, напротив, та тринадцатилетняя Она казалась мне очень смышлёной и любопытной, и если бы я тогдашний знал эту девушку, я бы уж наверняка…
«Один раз» - продолжила Она, прервав мои размышления: «Однажды, во время своей этой поездки в Крым, я была на пляже одна. Повезло, никто тогда туда не пришёл и весь пляж, всё море и всё небо были только мои. И это ощущение одиночества, полной пустоты в голове, оно было таким, таким…»
Сперва Она не смогла подобрать нужное слово, а после и вовсе передумала это делать и продолжила говорить о чём-то совсем другом. Уже не помню о чём, поскольку, следующие минуты полторы я просчитывал, новый возникший у меня в голове план.
Перед Новым Годом, я обязательно хотел с ней куда-нибудь съездить и поскольку в наших разговорах уже дважды, случайным образом проскакивала Полтава, я собирался ехать туда, но сейчас, пункт назначения резко изменился. Мне очень хотелось поехать туда, где Она была так одинока, тем более, что я уже бывал там ранее, знал насколько красиво это место и знал цену тем мыслям, которые имели обыкновение приходить там, при взгляде на солнце, тонущее в закатных или выныривающее вместе с рассветными лучами.
Когда кисель был допит, и всё самое важное было сказано и выслушано, мы решили переместиться. Я конечно же знал, что для того чтобы не пресытить её своим присутствием мне следовало бы уже, попрощаться, но делать этого не хотелось и я, решил немного повременить с расставанием.
Пустившись по улице Сагайдачного в сторону Почтовой площади, мы немного поболтали, а после я внезапно, решил завернуть, на одну из перпендикулярных улиц. По любопытной иронии провидения, свернув сюда, мы подошли к банку, возле которого моя спутница, на протяжении трёх лет встречала своего… Вот не знаю, какое слово использовать, с одной стороны, хочется выказать, определённое уважение к человеку, который так долго смог быть ей интересен, с другой стороны, как это лучше сказать, ну в общем: ревность.
День за днём она приходила сюда и встречала его с работы и даже если учесть фактор, который я буквально только что озвучил, это всё равно остаётся достойным.… Нет, не достойным чего-то, а просто достойным.
«Ну, раз так, то давай пойдём куда-нибудь ещё. Думаю, за три года вы успели здесь всё исходить» - сказал я и, по-моему, сделал уж слишком явное ударение на слове «вы».
«Нет. Здесь мы не ходили» - поспешила заверить меня Она. Не знаю, правда, отчего. Или ей действительно так уж хотелось здесь погулять, или же причиной, моё пресловутое и излишне педалированное «вы».
«Тогда вперёд!» - скомандовал я и в итоге мы устремились вверх по лесенкам и оказались на улице, кое-где крытой брусчаткой, а в массе своей, просто являвшей собой тотальное бездорожье. Тут Она набрала телефонный номер Мамы и договорилась встретиться с ней на Петровке, через сорок минут. Это означало, что времени на прогулку оставалось минут двадцать. Проследовав через Андреевский спуск, мы переместились на короткую улочку трёх церквей и по ней вышли на Межигорскую, а уже оттуда довольно быстро дошагали к метро.
Подойдя к турникетам, мы ещё минуты три общались, а потом я начал в шутку сетовать на то, что всё никак от неё не избавлюсь, а она в свою очередь, быстро парировала своим уходом.
К счастью, к тому моменту, я уже успел с ней договориться о следующей встрече, которая состоялась, ровно за десять дней до запланированного мной путешествия.

ГЛАВА СЛЕДУЮЩАЯ

Я вышел пораньше, чтобы всё подготовить. Где-то возле железной парковой беседки, мне следовало припрятать бутылку пунша, который сперва также следовало приобрести. Времени у меня на это было предостаточно, потому, прикидывая в голове, что буду делать в той или иной ситуации, я спокойно себе ехал в метро, когда вдруг обнаружил свой телефон отчаянно звонящим.
Это была Она. Не раздумывая, я тотчас ответил и услышал, несколько отрывков фраз, из которых более всего почему-то запомнилась следующая:
«Это ты! Это все-таки был ты»
Разумеется, это относилось к тому, что Она, по-видимому, просто увидела меня в метро, но не успела либо не захотела окликнуть, но в моём мозгу, разумеется, эти слова тут, же приобрели несколько иное значение.
Выскочив за две остановки до Майдана, я набрал её, и выяснил, что вместо того чтобы как обычно опоздать, Она приедет, на полчаса раньше положенного срока. Это означало, что я едва ли успею, осуществить всё запланированное и даже, чтобы пуншу купить, мне пришлось нестись вверх по эскалатору, чтобы обогнав её, добежать до магазина, сделать покупку, затем прибежать на место встречи и сделать вид, что никуда не спешил.
«Привет» - сказала она, подойдя ближе и обняв меня, а затем неожиданно кого-то, увидав, воскликнула: «О, Никита!»
«Подойди. Я подожду» - сказал я равнодушно, скрыв тем самым, как это резануло меня по самолюбию.
Минуты две она отсутствовала, а я даже не разворачивался, чтобы посмотреть с кем Она там общалась. Это было довольно разумно с моей стороны, поскольку в противном случае у меня появился бы, весьма конкретный мужской образ, который я стал бы, потом от всей души ненавидеть.
«Ну что идём?» - поинтересовалась Она вернувшись.
«Да» - безотносительно согласился я и повёл её на Трёхсвятительскую.
Целый день, Она бродила по подиуму на высоких каблуках, а потому, прогулка ей, наверное, далась нелегко, тем не менее, «ниочёмно» болтая, мы скоро добрели, до парка. Отсюда мы свернули, по узкой тропинке, что вела к облюбованной мною беседке. Здесь я откупорил пунш, и мы благополучно прикончили полбутылки. Атмосфера прогулки, была довольно жизнерадостной, и это определённо способствовало неуёмной болтовне со стороны моей спутницы.
Хоть впрочем, конечно, и у этой болтовни был свой смысл и свой подтекст, а в особенности, своя цель – говоря обо всём на свете, не говорить о своей персоне. Видимо Она уже жалела, что слишком разоткровенничалась со мной при нашей предыдущей встрече и сейчас, была намерена не повторять ошибок.
«Существует теория, по которой весь мир это две параллельные линии, что на расстоянии четырёх сантиметров. А когда они соприкасаются, возникает огромный взрыв, из которого потом получается всё на свете»
«Забавное предположение на стыке теории струн и теории большого взрыва, ну да ладно, продолжай» - улыбнулся я.
Мне определённо нравились слушать все те нелепости, которые ей, в свою очередь, похоже, тоже, было довольно приятно мне рассказывать. Так что, впоследствии я узнал, что воробьи видят мир в розовом цвете, крокодилы глотают камни, чтобы лучше нырять и кучу другой ерунды, которой можно свободно начитаться в интернете, на страничках, вроде: «Всё самое необычное» либо «Знали ли вы, что…»
Но повторюсь, мне было приятно её слушать, или даже скорее, просто было приятно, что она говорит и в этом пустынном парке, лишь я один являюсь её единственным и безраздельным собеседником.
Кстати единственное, о чём мне действительно было интересно услышать, это о конце света, который, по словам моей спутницы, обязательно наступит, когда некая планета Нубиру, двойник Земли, пролетит рядом с нами. Но до этого, люди что-то обязательно осознают и останутся только избранные или что-то в этом духе.
И дело тут вовсе не в том, что меня заинтересовала эта довольно заезженная креационистская теория, просто, будучи здесь с ней, я на мгновение представил, что эта самая роковая планета, уже успела выполнить свою смертоубийственную миссию и результатом этого, стало то, что в мире остались лишь мы вдвоём. Это не было страшно или трагично, это лишь заставляло моё сердце биться чуть быстрее обычного. Всего чуть-чуть быстрей…
Решив допить бутылку позднее, мы отправились в путешествие по моей самой любимой тропинке в городе. Она начиналась как раз совсем недалеко отсюда, под мостом который образовывали рельсы фуникулёра. Уже пару раз, проходя здесь я, наталкивался на небольшие своры собак, но это было нечасто, потому я надеялся, что сегодня нас с моей спутницей никто беспокоить не станет. Я ошибался.
Впереди была самая крупная из свор, собак из пяти-шести. Я знал, что моя спутница боится их с того раза, как одна из них оставила у неё на лице шрамик в точности такой же как был у меня, правда возникший по другой причине. И даже если бы я об этом не знал, я бы точно это почувствовал, когда вцепившись мне в руку и прижавшись ко мне всем телом, моя спутница шла чуть позади меня, прямо к источнику испытываемого страха.
Так получилось, что преобладающая часть своры оказалась справа от нас и только лишь одна дрянная шавка слева.
«Не бойся» - шепнул я спутнице, и уверено пошёл вперёд.
Собак несколько сбила моя наглость, и они отступили, скаля зубы, что же касается шавки, бывшей слева, она как раз таки, находилась ближе всех к моей спутнице, и видимо почувствовав её страх, пару раз тявкнула, призывая остальных к нападению. Просчитав, что буквально через полторы секунды вся свора бросится на нас, я решил опередить их и атаковал сам.
«Спокойно» - взревел я и, заслонив собой свою спутницу, провернулся вокруг своей оси, так чтобы оказаться лицом к собакам, а за спиной оставить самое дорогое, самое ценное, что было тогда со мной. Приготовившись разрывать тварей на части, я не без удовольствия обнаружил, что свора была настолько смущена моей неадекватностью, что поспешила разбежаться, кто, куда и начала тявкать, только на уже достаточно приличном расстоянии от нас.
«Ты как?» - спросил я самым нежным и спокойным своим голосом. Мне не хотелось, пугать спутницу, и как-либо гиперболизировать произошедшее, с целью показаться ей смелым, мужественным и тому подобное.
«Всё хорошо» - с облегчением выдохнула Она.
«Ну, тогда идём» - сказал я и улыбнулся, словно ровным счётом ничего и не произошло.
«Идём» - повторила Она, и мы продолжили путь. Хорошо, что моя спутница не знала, что в детстве у меня тоже был неприятный инцидент с собаками и всю жизнь я их тоже довольно определённо остерегался и сторонился.
Вот только, что в этом всём, самое любопытное, в тот щекотливый момент я поймал себя на мысли, что ни капельки не боялся, мне просто хотелось, во что бы то ни стало, защитить её, чтобы ни одна тварь, и вообще никто, не мог причинить ей вред.
Вторую половину бутылки мы допили под фонарём, в сквере, что находился над гостиницей «Воздвиженка». Она снова рассказывала какую-то ерунду, а я вновь с упоением слушал.
«Да, я так чувствую, от тебя совсем ничего не добьюсь» - посетовал я полусерьёзно.
«А чего ты хотел добиться?» - резко переменив тон, поинтересовалась Она.
На самом деле, я имел в виду, что так сегодня ещё ничего не услышал о ней, а только лишь о каких-то посторонних вещах, но, то преломление, в котором восприняла мою реплику Она, разумеется, тоже где-то сидело на задворках моего подсознания, и особенно грустным было слышать тон, с которым она говорила об этом. Он не допускал ни одной возможности, ни малейшей вероятности того что мы...
«Я скажу это чуть позже» - пообещал я и опустил взгляд. На один миг я перенёсся к себе домой и раскрыв ящик стола, посмотрел на железнодорожные билеты, купленные мной накануне, а затем невозмутимо добавил: «Предлагаю допивать и двигаться дальше»
«По стенке бегает циклоп за ним гоняется микроб. Какой позор, какой позор!» - неожиданно спела она. Я никогда прежде не слышал этой песенки, и она показалась мне очень забавной.
Через какое-то время мы поднялись на Пейзажную аллею, и немного там побродив. Спустились по деревянной лестнице на Гончара, чтобы немного там покричать, нарушая благоговейную зажиточную тишину и затем спуститься на Воздвиженскую. Мне было очень грустно. Страшно не хотелось её от себя отпускать, но такси уже было заказано и вместе нам, быть, оставалось всего минут десять.
Отведя её чуть в сторону от улицы, я предложил ей кекс, который всё это время был у меня в кармане. Она охотно согласилась его принять, но перед тем как его ей вручить я попросил:
«Можешь дать мне обещание?»
«Какое?» - спросила она и чуть ли не отдёрнула руку.
«Я готов поменять, этот вне всяких сомнений вкусный и питательный кексик, на твоё обещание, никогда больше не погружаться в уныние, не депрессивничать и так далее»
«Я не могу» - сказала Она, так словно бы услышала, совсем не то, что я сказал, а скорее то, что я уже давно мечтал ей сказать.
«Я не могу этого сделать не соврав»
Добавила Она, чуть смягчив формулировку.
«Можешь» - ответил я, неотрывно глядя ей в глаза: «Это ведь очень вкусный кексик, а ты сегодня много работала и очень устала. Проголодалась»
В шутку начал соблазнять её я, но уже прекрасно понимал, что мероприятие провалилось. Мне действительно, очень хотелось, чтобы Она больше не грустила. Для меня мучительным было слышать её голос, по которому было ясно, что Она либо только что плакала, либо только собирается это сделать, хотя и любила подчёркивать, что плачет на самом деле очень-очень редко. Мне с невероятной силой хотелось, чтобы Она была счастлива, а ещё больше хотелось самому служить причиной этого её состояния.
«Держи» - сказал я, и протянул кексик.
Она  засомневалась брать или нет, но я спешно добавил: «Безо всяких обещаний, просто чтобы ты не умерла с голоду»
Всё это время я нёс у себя на плече её тяжеленную сумку и сейчас, дабы как-то разрядить обстановку, напялил её на себя очень дурацким образом, а затем скрючился в три погибели и исполнил пару строк из «Нотр-Дам де Пари»
Это в миг её очень рассмешило и Она, вторя мне, тоже очень нелепым образом проковыляла мимо. В тот момент из-за рога улицы появилось такси и уже спустя всего пару минут, я остался на Воздвиженской в одиночестве.

ГЛАВА КАКАЯ-то

Это случилось сегодня. По иронии девушки, которую в быту принято называть судьбой. Буквально вчера, мы бродили по тем одиноким местам, которые так дороги мне, а сегодня, я, хотя и в одиночестве, бродил по тем местам, которые небезразличны ей.
Я проснулся за пару минут до телефонного звонка, как это часто бывает с будильником. Погода была мрачной, но это ничуть меня не огорчало, напротив, мне было приятно её слегка унылое и отчаянное состояние. Вероятно потому, что уединиться с самим с собой в такие непогожие дни, всё же однозначно легче, чем в яркие и исходящиеся щенячьим восторгом, дни погожие.
Взглянув на экран телефона, и не без радости узнав знакомый порядок букв, составляющий знакомое и значимое имя, я нажал нужную  кнопку, ещё до того, как прозвучал второй звонок. Но единственным абонентом, пожелавшим со мной говорить, была тишина. Удивившись подобному стечению обстоятельств, я перезвонил, но уровень успеха, похоже, решил твёрдо закрепиться на нуле. Пару минут прикидывая в голове возможные варианты, объясняющие подобное положение дел, я, таким образом, дождался третьей возможности послушать тишину, и лишь только четвёртый звонок, уже с незнакомого номера телефона, порадовал меня звучанием человеческого голоса.
Это была её мама. Она даже так и представилась; просто «Её Мамой». Голос звучал встревожено, и тут же  заразил меня этим состоянием.
Как выяснилось, сегодня утром, Она забыла дома оба телефона и более того не пришла на одну из множества своих работ. Её маму интересовало не находится ли она в данный момент со мной. Взволновано присев на кровати я честно ответил, что: «Нет», После чего последовало чрезвычайно вежливое извинение и прощание, так-что, когда на той стороне уже положили трубку, я как раз только собирался что-то ответить.
Тысячи фактов пролетели в моей голове, за одно то мгновение и, руководствуясь скорее ощущениями, чем разумом, я быстро оделся и выскочил из дому. Во время одного из наших разговоров Она озвучивала, где в нашем городе, находится её любимое место. Именно туда я сейчас и нёсся. По дороге мне постоянно вспоминался тревожный взгляд, за, покрытым мелкими дождевыми каплями, окном такси, увозящем её вчера от меня, прочь. Не знаю, почему я был так уверен, в том, что смогу её там отыскать. С каждым шагом, уверенность в этом по не многу иссякала, и в голову приходили другие объяснения произошедшего. В результате, не добежав пары сот метров до входа в метро, я остановился и для чего-то оглянувшись, вытащил телефон и набрал номер, с которого только что звонила мне Её Мама.
Излишне вежливо изъяснившись, я все-таки почему-то забыл представиться и вслед за тем, попросил: «как только ситуация разрешиться дать мне об этом знать» Но к тому моменту «ситуация уже успела разрешиться», самым банальным и не высокопарным образом. Забыв телефоны дома, Она пришла на работу, до непосредственного прихода людей, которые должны были её там ожидать, а поскольку, спешила на следующую встречу, то не стала дожидаться опоздавших. Вот такая обыденная скукотища.
Поблагодарив Её Маму, я попрощался и, опустив телефон, пару секунд простоял вовсе без мыслей. Вновь оглянувшись, я мысленно сделал пару шагов, в направлении своего дома и как бы увидев себя со стороны, понял, что туда идти не хочу. Всё ещё находясь под властью довольно противоречивых настроений, я продолжил свой путь, туда, куда и намеревался идти до этого, что, правда, уже не подгоняемый экстренностью ситуации, шёл несколько медленней.
Я и в прошлый раз обращал внимание, на то, что мне нравится номер маршрутки везущей к её дому, и потому сейчас, мне не стоило ровным счётом никаких усилий его вспомнить. Выйдя из перехода метро, я подошёл к остановке и, увидев знакомые цифры, нырнул внутрь, «плотно населённой» маршрутки. Несколько остановок спустя, я вышел там, где никто, и думать не думал выходить, о чём свидетельствовал удивлённый голос водителя, переспросившего меня, действительно ли я собираюсь выходить именно здесь.
Приятно, когда совсем незнакомые люди переживают на твой счёт.
Это ирония.
Это была угрюмая серая остановка, оформленная в лучших традициях передового советского конструктивизма. Шедший на улице мелкий дождь, никак не способствовал восприятию её, в сколько-нибудь более выгодном свете, но мне это нравилось. Мне нравилось не видеть людей вокруг, нравилось закатать джинсы на манер Гекльберри Финна (которого к слову, правильней называть «Хаклбери», в честь одной из ягод), нравилось поднять над собой зонтик со сломанными спицами и двигаться навстречу неизвестности.
Да, кстати, очень хорошо, что я догадался прихватить с собой зонтик, с изображением одной из картин Ван Гога, и вовсе не, потому, чтобы защищаться от непогоды (я вскоре свернул его и, несмотря на усилившийся дождь, до самого дома не разворачивал) на то была другая причина, которую я озвучу позднее.
Не уверен, что ходил в точности, по тем местам, которые Она считала излюбленными, но прогулка мне понравилась. Я миновал, песчаные барханы, местного мелкопромышленного заводика и вскоре набрёл на пляж. Разумеется пляж, это довольно льстивое наименование того места где я оказался, слишком уж здесь было грязно. Проследовав несколько сот метров по смеси песка и мелкого чёрного камня, вперемежку с полуизгнившей растительностью и мусором, я увидел впереди свору мелких собачат.
После вчерашнего инцидента я не ожидал от них ничего доброго, но подбежав, они дружелюбно начали вымарывать своими лапами, моё пальто, в попытках снискать себе пропитание либо ласку. Усмехнувшись им, я продолжил свой путь.
Впереди виднелся железнодорожный мост и именно его, я решил выбрать конечной точкой моего прогулочного мероприятия. Попрощавшись с щенками, которые, по-видимому приходились друг другу родственниками, я устремился к мосту. Где-то справа, мой взгляд выхватил надпись: «Чай, Кофе» и устремившись туда, скорее, из любопытства, чем ради того, чтобы согреться, я забрёл в чей-то чрезвычайно запущенный двор. Сразу за распахнутой калиткой, стояло два потускневших и рваных летних зонта, под которыми принято расставлять пластиковые стулья и называть это всё гордым словом «кафе». А чуть в глубине двора «выпасалось» полчище рыжих кур. Решив не дожидаться, пока кто-нибудь предложит мне согревающий напиток, я вышел прочь с этого гостеприимного дворика. Спустя около полукилометра я уткнулся в забор собранный из бетонных плит. За ним виднелся мост и ещё чуть дальше, зачем-то вытянутый на берег плавательный аппарат с подводными крыльями, в простонародье: «Чайка». Заприметив, что мост заканчивался, не доходя, нескольких метров до водной глади, я спокойно миновал ограждения и злобно-устрашающую надпись о «Запретной территории»
Предположив, что подобное место предполагает наличие охраны, я достал из кармана серьёзного вида удостоверение режиссёра телевидения, сделанного мне, когда-то давно, одним знакомым, в обмен на джентльменский набор из коньяка, конфет и гранулированного кофе. Повесив его на шею, я проследовал к мосту.
Он был красивый. Можно даже сказать вдохновляющий. Но на, что именно он вдохновлял я так и не сумел определить по двум причинам. Первая: в своей голове, я не мог ухватиться ни за одну из мыслей. Потому, до появления причины второй, наслаждался видом и полнейшей пустотой в голове.
«Уходите отсюда» - сказал мне охранник, тоном не особо враждебным. По-видимому, моя внешность, и то, что я смело, двигался ему навстречу, не смотря на лай сопровождавшей охранника собаки, заставили его отнестись к моей персоне, с некоторой долей расположения.
Вкратце объяснив охраннику, что мой выдуманный телеканал, предполагает провести здесь какие-то съёмки, я поинтересовался с кем это можно обговорить. Наперёд зная, что мне ответят, я сделал вид, что расстроился, тому факту, что охранник со своей стороны никакого содействия оказать не в силах и все вопросы следует решать с кем-то другим.
Кивнув, я вежливо дождался, когда охранник, начнёт меня выпроваживать. Делал он, это также довольно пиететно, и даже присовокупил историю о том, что, порою здесь ходят охранники с автоматами, опасаясь возможных терактов по взрыву опор железнодорожного моста. Внимательно выслушав охранника, я поблагодарил его за предостережение и напоследок заметил, что тут у них очень красиво. Неожиданно для себя, я обнаружил, что это вызвало искреннюю улыбку на лице охранника. По-видимому, он здесь жил, в той самой «Чайке» и комплимент воспринял, в том же преломлении, в котором хозяин квартиры благодарен за добрые слова в адрес обстановки.
Пройдя всю ту же дорогу, которая привела меня сюда, но только в обратном направлении, я вскоре оказался возле Московского моста. По дороге я вновь встретил четырёх щенков и даже потрепал одного из них за ушком. Он напористее всех остальных следовал за мной, имея намерение хоть что-нибудь от меня да получить. И мне не хотелось его расстраивать, собственным равнодушием.
Сократив полкилометра, я поднялся по склону моста и уже спустя минуты две, шёл мимо отчаянно куда-то спешащих разношёрстных авто, двигавшихся по проезжей части, в направлении противоположному моей ходьбе. Какое-то время, неся в руках зонт, я вдруг бессознательно взялся за его ручку и начал использовать его в качестве трости. Уже много лет к ряду я не ходил так, как шёл сейчас. Звучный цок стального острия об асфальт, затем зонт взмывает в воздух на прямой угол, пока я делаю следующий шаг без его участия, а потом вновь цок и вновь в воздух.
На одну какую-то каплю, я почувствовал себя более целостным. Почувствовал себя самим собой, и это было приятно.

ГЛАВА КОРОТКАЯ

Это наверняка было ошибкой, но я не выдержал. Не выдержал бы так долго без неё. До поездки оставалось ровно пять дней, и ровно пять дней я её не видел и не говорил с ней. Когда же, наконец, позвонил ей накануне, дабы договориться о встрече и услышав её голос, я не без какого-то странного удовлетворения почувствовал, что Она была грустна. Не знаю, было ли это, потому что мне так нравилось поднимать ей настроение и видеть, как лицо её озаряется улыбкой, или потому, что я в тайне очень надеялся, что у неё все в действительности плохо, по своим сугубо эгоистичным причинам.
Не знаю. Но, в  независимости от того, какого была эта причина, я достаточно поплатился, за неё в тот день.
Мы встретились в тот день, в удивительно банальном месте, возле памятника лошади, что на Майдане (ах да, наверное, это всё же памятник, казаку с лошадью). Я опоздал, потому что, на Подоле почти везде отключили свет, и я носился по улицам с бешеной скоростью, чтобы успеть отыскать место, где можно было бы, распечатать, моё к ней послание.
Нет, оно не было любовным. Во всяком случае, не было на него похоже. Это была шутка, которую я написал за семь минут перед выходом из дома. В меру забавная инструкция к моему подарку: обычной лампочке. Это как раз был день, следующий за праздником Святого Николая, в который принято дарить подарки.
Я опоздал. Она не придала этому особого значения. Сейчас Она казалось, ничему не хотела, и не могла придавать значения. Ею овладело глубокое уныние и мне, наверное, стоило бы задаться причиной, которая заставила её так себя чувствовать, но я проигнорировал это состояние, наивно решив просто на просто его побороть.
Отрекламировав подарки, я устремился в местную гамбургерную. Она поплелась за мной. Сделав заказ, мы уселись вдалеке от остальных людей и принялись говорить. Её что-то очень сильно волновало и спустя пару ничего не значащих фраз, Она выпалила:
«Неужели я действительно похожа на пятнадцатилетнюю?»
В следующие пару мгновений у меня в голове произошло очень много всего, я выстроил в голове несколько ситуаций, в которых ей мог быть задан подобный вопрос, подобрал человека, который мог бы это говорить и что, куда важней, чьи слова имели бы для неё такое значение и такой вес, а потом, объединив это всё в единое целое я сказал:
«Я предчувствую, куда может завести этот разговор, потому давай лучше не надо» - не знаю, как это звучало, но тогда, я, вероятно, утратил возможность узнать о ней что-то очень важное. Просто я пожалел себя. Я так не хотел слышать из её уст о ком-то ещё. Мне так хотелось, чтобы вне наших встреч Она просто не существовала. Пребывала в прочном, защищающем её от всего и всех, коконе. А причиной расстройств, служили всего на всего, сломанный ноготь, увиденная по телевизору грустная сцена, абстрактные размышления о смысле жизни, и её месте в нём, обо всём что угодно, только не…
«Хорошо» - сказала Она, и это было совсем не хорошо. В следующие несколько секунд, глаза её покрылись тонкой слёзной пеленой. Мне очень захотелось подсесть к ней ближе, крепко обнять и сказать, какую-нибудь умилительную глупость, вроде:
«Всё будет хорошо»
Но... Вместо этого, я остался сидеть, где был, потому что, более всего остального на свете, боялся в тот момент, стать для неё другом. Тем ужасным бесполым существом, которое терзают подробными рассказами о своих любовных похождениях, а потом, уняв слёзы, бегут к тому, кто причинил столько боли, напоследок радостно поблагодарив, словно проститутку. Ситуация очень сходна. Положил деньги на столик, чуть виновато улыбнулся и сказал самое мерзкое из возможного: «Спасибо»
Извинившись, Она быстро встала и убежала в уборную. Спустя какое-то время, возобладав над собой, Она вернулась. Решив не тянуть с подарками, я одним движением подвинул к ней оба, крупных бумажных конверта.
«Ну что, с какого начнём? С подарка ценного или важного?» - поинтересовался я.
«С важного» - ответила Она.
«Неправильно. Начнём с ценного» - сказал я и указал, на тонкий конверт. Пока же она его раздирала, я говорил примерно следующее: «Вообще-то не следовало, делать тебе такой ценный подарок»
«Почему?» - поинтересовалась Она?
«Ну не знаю, все-таки тебя это в некотором роде обяжет» - серьёзно заявил я.
«Обяжет кому?» - напряглась Она.
«Мне» - самодовольно отозвался я. Мне-то было известно, что находилось внутри.
В этот момент, Она как раз, справилась с конвертом и увидела, что там находились вполне заурядные резиновые перчатки. В единый миг всё напряжение вдруг спало, и Она посмотрела на меня и улыбнулась.
«Ну что ж, а теперь давай тот, что важный» - сказал я и тоже улыбнулся.
Во втором, конверте находилась электрическая лампочка. Всё такая же заурядная, как и перчатки, с единственным отличием, внутри находилась инструкция, которую я отчаянно пытался распечатать и всё таки справился с этой задачей, предварительно избегав весь Подол вдоль и поперёк.
Вообще-то я надеялся, что написанный мною, неизменно гениальный, как и всё что я делаю, текст инструкции, должен был вызвать приступы неуёмного гомерического хохота, но результат, оказался куда более умеренным. Только лишь под конец чтения инструкции, когда там зашла речь о классической шутке, с электриком, перерезавшим провода, Она довольно громко рассмеялась. Вероятнее всего, это было сделано нарочно и лишь для того, чтобы я не переставал, считать себя, неуёмно талантливым, но, как говорится, и на том спасибо.
«Хочу куда-нибудь поехать!» - заявила Она.
«Пять дней потерпишь?» - поинтересовался я, выдав тем самым, что планирую предпринять с ней поездку.
«А что мы куда-нибудь едем?» - внахлёст поспешила узнать Она, решив, что поймала меня на горячем.
«Конечно. Ответил я. 25-го числа в 11 часов в «Якиторию» на станции метро Университет» - быстро ретировался я.
«А я не знаю где там «Якитория» - призналась Она, решив вновь сослаться на свой географический кретинизм.
«Значит, просто на выходе из метро «Университет» - поспешил уточнить я.
Таким образом, мы обошли тему с моим лжепроколом касательно поездки. И я не случайно пишу: «лже», поскольку ей не была известна конечная точка нашего путешествия.
«Ну, так что, дотерпишь?» - решил узнать я, очень сильно остерегаясь, какой-нибудь не просчитываемой ситуации, которая вдруг может помешать нашей поездке.
«Хочу в лес» - озвучила Она внезапно, то, что в голову пришло: «Или к воде»
«В лес и к воде» - тотчас подхватил я: «Мне известно такое место. Идём?»
С этими словами я поднялся и начал одеваться, и даже не дав ей толком доесть мороженое, скорее помог одеться и ей. Спустя минуту, мы уже были под проливным дождём на Крещатике.
«Думаю, нам нужно приобрести что-нибудь для сугреву» - подытожил я.
«Для чего?» - переспросила Она.
«Для сУгреву» - повторил я.
Дело в том, что мы как раз находились возле того единственного магазинчика в Киеве, где можно было найти пунш, который уже, наверное, успел стать моей визитной карточкой, когда речь касалась алкоголя.
«А может, пойдём на набережную?» - поинтересовалась Она.
Как и ранее в трамвае, она испугалась своей собственной спонтанной затеи.
«Какую?» - тут же сориентировался я: «Сены, Невы, Днепра?»
«Что?» - не поняла Она.
«Набережная Сены – Париж. Невы – Питер. Днепра…» - пустился в разъяснения я.
«О Париж» - воскликнула Она.
«Хочешь в Париж?» - уточнил я и быстро стал соображать, что в Киеве могло напоминать этот город 33-ёх мостов. Взгляд мой упал, на недавно поставленные, здесь же, на Крещатике карусели с лошадками,  к слову, действительно очень напоминавшие аналогичные в Париже. Я уже думал, что неплохо было бы, её на них прокатить, и случай это сделать, очень удачно представился.
Взяв её за руку и потащив на карусели, я купил билет и себе, так что спустя всего минуту, мы уже успешно занимались борьбой с приступами тошноты. Но как по мне, это хотя и было, несколько инфантильно, в то же самое время и определённой увеселительной силы этого аттракциона, никак нельзя было отрицать. Тем более на каруселях мы были одни. Только вдвоём и никого больше.
Спустя пять минут вестибулярных мучений, мы сошли на твёрдую землю и стали думать, куда бы это податься дальше. Мне не хотелось тащить её на набережную, поскольку погода была уж крайне мерзопакостной, и я определённо не хотел, чтобы Она из-за меня заболела, потому пришлось срочно выдумывать что-то, находящееся поблизости и желательно, невдалеке от утыканного разношерстными кафешками центра.
Решение пришло довольно быстро и уже спустя пару минут мы шествовали внутри пассажа в направлении Дома с Химерами, с весьма определённой целью, обнаружить там крокодила (такую маленькую ерундовину, которую и скульптурой-то назвать сложно, если уж совсем на чистоту)
По дороге, мы немного подурачились на качелях возле театра Франка, а потом, я провёл минут пять в поисках крокодила, но в итоге, сумел отыскать его только лишь благодаря её подсказке. И если в обычной ситуации я крайне расстроился бы тому, что не сумел чего-то сделать самостоятельно, сейчас меня это нисколечко не заботило. Наверное, потому, что мне приятно, было делать что-то с ней вместе и помощь её казалась не оскорбительной, а такой, какой, наверное и задумывалась давным-давно, когда кто-то, озвучивал и давал объяснения всем словам.
Дальше мы пошли в сторону Мариинского парка, но, не дойдя туда, передумали и вернулись обратно на Крещатик. Там мы, наконец, нашли себе временное пристанище в КофеХаузе и скинув промокшие до нитки вещи, принялись ждать когда нам принесут заказанный какао с маршмеллоуками.
В этот момент, всё начало рушится. Бестолковый разговор, очень скоро зашёл в тупик, а какао оказался вовсе не таким вкусным, как хотелось. Я почувствовал, скорое наступление момента, когда уже невозможно будет уйти по-английски, оставив по себе притягательный ореол таинственности и недосказанности. Почувствовал это, но не нашёл в себе сил, встать и сославшись на какое-нибудь неотложное дело, поскорее убежать.
Я отчётливо чувствовал, что день хотя и был чрезвычайно приятным, но, тем не менее, не увенчался какой-то значимой характерной чертой, чтобы потом я мог вспоминать его и думать, вот тогда-то и тогда-то я сказал или сделал то-то или то-то, а потом в результате…
Этого сегодня не было. И хотя оно потом и случилось, я отнюдь не уверен в том, что это было к лучшему.
Нехотя и без всякого на то энтузиазма, озвучив, что нам вероятно пора разбегаться по домам, я подождал, пока Она поговорит по телефону с Мамой, выясняя, сможет ли та забрать её с Петровки. Как оказалось, не могла. И тогда один за другим, были сделаны ещё два телефонных звонка.
Лишь только заслышав характер разговора и звучавшие в нём интонации, я за мгновение пришёл в крайнюю степень бешенства, но, как и обычно виду не подал. Какое право я имел её ревновать? Но ревновал.
Не умея более держать контроль над собственной мимикой, я прилёг на кожаный диванчик, воспользовавшись тем, что Она пересела на стул, что напротив я запрокинул голову в потолок и принялся созерцать источники света. Когда щуришь при этом глаза, получаются весьма занимательные картинки, свитые как бы из волокон света. Но как я, ни старался сосредоточиться на этих картинках и не слушать её разговор, слова, отдельными острыми айсбергами наталкивались на мой разум, сладострастно изувечивая и раня его.
«Через минут тридцать сорок, мне надо быть на Славутиче» - сообщила Она.
«Так это у нас, по-моему, зелёная ветка, так?» - решил я занять свой мозг, какими-то бесполезными и отвлекающими размышлениями. Но мысли наскакивали на меня огромными полчищами, как жёлтые листья брошенные ворохом в объектив, когда намереваешься сделать фотографию, имитирующую листопад.
Несколько минут назад, я в очередной раз проехался по её недостаткам, которые по правде скорее делали её интересней, чем в действительности портили, так вот в качестве реакции на мои слова она наполовину в шутку, и отчасти всерьёз, поинтересовалась, за что я её так ненавижу. А ещё несколькими минутами ранее мы говорили, о том, что она всё делает наоборот, что ей не скажи, всё равно поступит так, словно делает на зло.
Вот на стыке этих двух отрывков разговора, всплывших у меня в мозгу, я внезапно и выпалил:
«Знаешь, а ты права. Я действительно тебя ненавижу» - с этими словами я довольно агрессивно улыбнулся, и на вытянутых руках держа куртку, помог ей одеться. Я даже не смотрел, на реакцию, которую могли вызвать мои слова, так сильно меня резало по живому, то, что Она позволила себе бесцеремонно разговаривать при мне…
А ладно, к чёрту!
Стремясь поскорее убраться, прочь из кафе, и что важнее, прочь от неё я заторопился к выходу, но каким-то образом Она оказалась там раньше меня и, встав в дверях, преградила мне путь. Посмотрев на неё не особо дружелюбным взглядом, я отчего-то лишь замер и ждал, что будет. Какое-то очень странное чувство пробежало по моим жилам в тот короткий отрезок времени.
Если попробовать описать, то ближе всего это чувство к тому, которое испытываешь в момент перед состоявшимся или несостоявшимся поцелуем. Когда отчего-то в миг напрягаешься, и по человеку стоящему напротив, судорожно пытаешься понять хочет ли он того же что и ты, или ты сейчас можешь вдруг что-то неправильно истолковать и всего одним движением или даже взглядом испортить не только момент, но и всё то, что бережно и трепетно, словно карточный домик вы выстраивали вместе.
Двигаясь отчего-то необычайно резко, и ломано, как будто бы тоже злясь на меня за что-то, Она всучила мне в руки, конверт с подарком, и быстро замотала на шее шарф, затем отобрала подарок обратно и, кинув на меня гневный взгляд, произнесла:
«И я тебя тоже ненавижу»
Дальше я совсем не могу припомнить происходившее. То ли мы стояли так друг напротив друга, какое-то время, то ли это была всего лишь ничтожная доля мгновения, то ли мы и вовсе сразу же вышли из кафе. Не помню.
Помню только, что хотя я продолжал очень на неё злиться, всё это вдруг отошло на второй план, а на первый вернулось всё то, что заставляло меня с непреодолимой силой стремиться вновь и вновь искать с нею встречи.
По дороге от Майдана к Площади Льва, я назвал её дурой. Внезапно её это сильно обидело, а я не захотел извиняться. Всё было глупо как в песочнице. Но я ведь не мог ей объяснить, почему так сказал. И извиниться тоже не мог, потому что, ей нравились сильные мужчины, а таковые, как известно, ни о чём не жалеют и ни за что не извиняются. Единственное, что мне оставалось, это солгать, сказав правду. Так я и поступил:
«Ты ведь понимаешь, что я как порядочный человек, должен отдать тебя твоей Маме в том же состоянии, в котором и получил. Потому мне нужно срочно вернуть тебя в то депрессивное состояние, в котором ты и пребывала» - звучало крайне бредово, но это было лучшим из того, что я мог тогда выдумать.
И на секунду я даже, действительно поверил в то, что говорил, ведь мне очень не хотелось, чтобы она сейчас ехала к кому-то, предварительно уже настроенная на нужный лад мной. Мне хотелось затолкать её поглубже, в самые недра уныния, чтобы тот, кто-то, как ни подступался, ничего не мог поделать с её грустью.
«Да у тебя это тоже очень хорошо получается. Как и всё что ты делаешь» - огрызнувшись, констатировала она, имея в виду то, что мне удалось её расстроить.
Всего за пару минут, она как будто и вправду вернулась к своему унынию и даже, похоже, глубже в него погрузилась. Только теперь, к унынию прибавилась ещё и злоба.
Я не хотел видеть её такой. Взглянув на неё, я понял, что не могу позволить себе причинять ей вред. Вся стройная логика, моего гнилого замысла, разрушилась под напором того как сильно мне хотелось, чтобы она просто была счастлива. Потому все оставшиеся минут десять или пятнадцать, пока мы шли к нужной станции метро, я из-за всех сил пытался её развеселить.
По дороге она заметила, что развешенные вдоль проезжей части гирлянды очень красивы, в особенности те, которые как бы падают вниз серебристыми каплями.
«Они падают вверх» - поправил я, разумеется, отчётливо видя обратное.
«Что ты говоришь? Они падают вниз» - в свою очередь, поправила меня Она.
«Спорим!» - предложил я, хотя, сказать по правде, вообще в жизни никогда и ни о чём не спорил.
«На эту светящуюся капельку?» - уточнила Она.
«На неё» - согласился я: «Ты, кстати, уже знаешь, где её взять, когда проиграешь?»
«Я выиграю» - не совсем уже уверенная в собственной правоте заявила Она.
«Хорошо» - сказал я, улыбнувшись и подхватив её на руки, перевернул вверх ногами: «Ну что, куда летят? Вниз?»
«Вниз!» - согласилась Она сквозь смех.
«Отлично. С тебя капелька» - подытожил я и вернул её в обычное положение.
Одновременно с тем как ноги коснулись земли, хорошее настроение вернулось к ней, и я был этому несказанно рад. Правда одна из пуговиц куртки отлетела, во время вращательных манипуляций с её хозяйкой, но расстройства это не вызвало. Напротив, Она изъявила желание, чтобы пуговица осталась у меня. Так что в некотором роде, я тоже получил подарок на день Святого Николая.
Когда мы спустились в переход метро, я на пару секунд отвёл её в сторонку и сказал следующее:
«Зная, как ты всё любишь делать наоборот, говорю так: умри, заболей, выдумай какую-то дурацкую причину, чтобы со мной не ехать»
В ответ она довольно громко рассмеялась.
«Давай. Рад был тебя увидеть» - сказал я, а спустя миг, сориентировавшись, добавил хором с ней: «Не рад был увидеть»
Уходил прочь, я, не оборачиваясь. Как будто Багдадский вор, скорей уносил с собой свою драгоценность - её настоящую.

ГЛАВА ДЛИННАЯ

Мы довольно быстро добрались, до Севастополя. А оттуда, уже совсем недалеко было, до конечной точки нашего путешествия. Болтая по дороге о всякой ерунде, мы быстро добрались туда, откуда, хорошо было видно море. Спустившись на каменистый пляж, на который к счастью, не додумался прийти никто другой, мы встали буквально в нескольких метрах от воды и принялись напряжённо молчать.
Какое-то время это продолжалось, но благо никто из нас не успел лопнуть к тому моменту, когда я повернулся к девушке, чтобы сказать:
«Ты рассказывала об этом месте…»
«Да» - перебила меня Она, резко повернув ко мне голову и принявшись пристально меня созерцать.
«Я хотел сделать тебе, очень ценный подарок, который, имею надежду, ещё никто никогда и никому не делал»
«И что это?» - чуть напряглась Она и глаза её покрылись того рода пеленой, которая не пропускает сквозь себя, ничего ни изнутри наружу, ни в направлении противоположном.
«Одиночество» - ответил я улыбнувшись.
«Одиночество» - повторила Она и, опустив взгляд, отвернулась.
«Я отойду на сто шагов и оставлю пляж в твоём полном распоряжении. Наслаждайся»
С этими словами я начал вслух считать шаги, и очень скоро отошёл от неё уже достаточно далеко, чтобы не стеснять её своим присутствием. А сделав это начал бороться, с постоянно возникавшим желанием обернуться и посмотреть как Она там.
Я знал, что Она бы этого не хотела, а потому напряжённо и бессмысленно сверлил взглядом горизонт. Но, благо, долго делать мне этого не пришлось: очень скоро Она меня окликнула.
Повернувшись, я удивился тому, как сильно погрузился в собственные мысли, поскольку даже не услышал того, как Она подошла ко мне, по крупной, шерудящей под ногами, гальке.
«Что?» - внезапно спросила Она меня, и ничего не оставалось как встать и ей ответить.
Решив не делать вид, что мне непонятно о чём Она, я какое-то время помолчал, а затем обратил к ней свой взгляд и сказал:
«Спасибо, что спросила, без этого вопроса, я возможно так ни о чём тебе сегодня и не сказал бы»
Она молчала, и взгляд её, на меня, был положительно невыносим. Такое ощущение, что Она ненавидела меня за каждое уже произнесённое слово, и за все те, что я ещё собирался озвучить.
«Природа человека такова, что ему ценно, только то, чего он сам добился и ради достижения чего приложил уйму собственных драгоценных усилий. Именно поэтому, я в некотором роде, нахожусь в ловушке»
«Почему?» - холодно поинтересовалась Она.
«Потому что, мне нельзя сказать тебе, то, что я чувствую, и не сказать этого тоже нельзя»
«Сказать что?» - довольно громко и резко, спросила Она, пронзив меня острым, и как мне показалось, презрительным и безжалостным взглядом.
Рядом, всего в нескольких метрах от нас, шумело море. По небу, над нами пролетела и издала свой обычный клич, чайка, а я стоял напротив неё и отчётливо понимал, что сделал всё, не так как следовало и вернуть, к сожалению уже ровным счётом ничего нельзя.
Всякий раз, когда на протяжении последних нескольких недель, я поднимал свой взгляд куда-то вверх и произносил эту фразу, мне казалось, что Она слышит, и у меня оставалась надежда, которая делала звучание этих обычных слов, почти волшебными, целительными даже.
Сейчас же. В данный момент, я как будто сам озвучивал собственный приговор. Приговор, нет, ни к смерти, но к чему-то несравненно худшему, к невозможности видеть её, к невозможности обнять и развеселить ее, когда Она грустна. К невозможности наблюдать её взгляд и читать в нём что-то. И самое худшее, что нельзя было, просто замолчать и оставить всё как есть. Рубикон был перейден, мосты сожжены, а лезвие старательно и любовно наточено:
«Я давно хотел сказать тебе, что я…»

ГЛАВА ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ

Как я здесь оказался, припомнить точно не представлялось возможным. Помню лишь, что когда всё было кончено, ещё не успев начаться, я отдал ей обратный билет, и не глядя в глаза, молча, пошёл прочь. Спустя несколько километров обнаружив себя идущим в неизвестном направлении, я каким-то образом отыскал маршрутку, которая отвезла меня на вокзал, и там купил новый билет, даже не потрудившись сдать старый, лишь подняв его над головой, но, всё ещё глядя в пол, произнёс, обращаясь к окружающим людям:
«Если кому-то нужно на сегодня до Киева, берите»
С этими словами я оставил старый билет на подоконнике касс и, зайдя в комнату ожидания, просидел без движения четыре часа, сверля взглядом стену перед собой. Чтобы затем встать и сесть в поезд до Харькова.
Приехав в знакомый, и очень мною нелюбимый город, я быстро добрался туда, где жила моя Мама и только здесь догадался ей позвонить.
«Привет, Мама ты дома?» - спросил я, и, услышав положительный ответ, добавил: «Тогда открывай»
Я попробовал изобразить улыбку, но когда дверь открылась, Мама сразу всё поняла и ничего не сказав, обняла, улыбнулась и проводила в комнату. Там я сел на диван и просидел так, пока Мама ушла и быстро приготовила и принесла мне чай. Или может быть, это не было так быстро, просто я как-то потерял счёт времени, в любом случае у меня в руке оказалась чашка тёплого и сладкого чая. Да-да именно тёплый. Терпеть не могу горячий чай и моя Мама, об этом знала, а потому заботливо разбавила его холодной водой.
«Спасибо» - поблагодарил я и улыбнулся, чтобы Мама, не переживала.
Все-таки никто не умер, ведь так?
Или всё же умер?
«Расскажешь?» - участливо поинтересовалась Мама.
«Нет» - сказал я, как-то нелепо кивнув и столь же нелепо улыбнувшись.
Мама посмотрела на меня внимательным взглядом и подбадривающе улыбнулась.
«Есть будешь?»
«Нет спасибо» - сказал я, и только сейчас почувствовав, что уже полтора дня не ел, виновато добавил: «Хотя если можно, то да»
«Конечно можно, сынуля»
Сынуля. Она всегда меня так называла, ну, разумеется, за вычетом тех случаев, когда пользовалась именем, никогда при этом не ставя его в уменьшительно ласкательную форму.
«Спасибо» - поблагодарил я, Маму, но она уже этого не услышала, начав греметь на кухне кастрюлями.
Время до обеда, прошло незамеченным. Я просто сидел и смотрел на желтые хризантемы. Да совсем забыл, после того как вышел из вагона поезда, я по обыкновению купил маме цветы. Как всегда хризантемы, потому, что они напоминают ромашки, которые она больше всего любила, но ромашки по определению слишком просты, чтобы их продавать и дарить: потому хризантемы. Только цвета разного.
Услышав запах жареной свинины... Не надо на меня ополчаться, да я люблю мясо. Так вот, услышав приятный запах, я вошёл на кухню и улыбнулся Маме. Она как раз выкладывала на тарелку отбивные и пюре: простую рабоче-крестьянскую пищу, но при этом, очень и очень вкусную. Буквально через минуту, Мама бы сама меня позвала, но я пришёл и так.
Оттрапезничав я поблагодарил Маму, на что она, кивнув, поинтересовалась:
«Девушка?»
«Да» - ответил я и к горлу подступил комок.
«Красивая?» - захотела знать Мама.
«Очень» - кивнул я.
Перед тем как прозвучал третий вопрос, установилась длинная пауза, в которую я прокручивал у себя в голове, все те моменты, которые провёл с ней вместе. То как Она подняла волосы, сделав из них гульку, и я впервые увидел её такую, которую затем полюбил. То как Она смотрела, когда сказала, что меня ненавидит и наконец, тот момент, когда взгляд её был острым и далёким, когда Она...
«Любишь?» - спросила Мама и здесь я уже не смог сдержаться. Я не всхлипывал и не рыдал, просто из глаз одновременно потекла влага. Не знаю, почему так было. Потому ли, что я всё ещё отрицал происшедшее и этот внутренний конфликт выразился таким причудливым образом или может быть потому, что если бы Она меня увидела, я не хотел бы показаться ей слабым. Причина неважна, как в принципе и сам факт, потому что, все важное уже случилось, уже произошло и уже закончилось. Уже закончилось. Зако...

ГЛАВА НОВАЯ

Уезжая обратно в Киев, спустя три дня я был готов начать новую жизнь. Всегда есть целая туча вещей, которые хочешь с собой сделать и всегда откладываешь. Хочешь заняться физическими упражнениями, хочешь найти работу получше, хочешь написать свой лучший роман или научиться играть на фортепиано. Всё это я определённо намеревался исполнить, но прежде решил навести в квартире порядок и выкинуть к чертям, весь хлам. Потратив на это целое утро, я набрал четыре огромных кулька всяких ненужных подарков, исписанных ерундой листов бумаги и прочего мусора.
Наконец настала очередь проверить карманы всех моих многочисленных пальто. В одном из них обнаружился чек за графин киселя из «Победы», который тут же полетел в кулёк с мусором, ещё до того, как я определился с тем, какие чувства он вызывает. Всё остальное содержимое карманов оказалось менее воспоминание-содержащим. Обрадовавшись этому факту, я открыл ключом входную дверь и тут вспомнил, что не успел проверить пальто, в котором приехал.
Поставив на пол кульки с мусором я осторожно приблизился к пальто, так словно это был какой-то ужасный зверь и опустив руку в карман нащупал две вещи: билеты оставшиеся после катания на карусели с лошадками (той что на Крещатике), да ещё пуговицу. Её пуговицу.
Подняв её перед собой, я уставился на пуговицу, так словно бы ожидал, что она мне всё объяснит, но пуговица молчала. Я посмотрел на неё ещё пристальней, но пуговица, упершись, продолжала безмолвствовать. Взяв в одну руку, все четыре мешка с мусором, а в другой продолжая держать пуговицу, я раскрыл входную дверь и вышел на лестничную площадку.
Сделав пару шагов вниз по лестнице, я почувствовал, что кто-то там стоит. Решая в этот момент как поступить с пуговицей, и по этой причине продолжая на неё смотреть, я нехотя перевёл взгляд на человека стоявшего внизу.
Это была она.
Нет, как я ни старался поставить точку, как ни старался перестать чувствовать, как ни старался начать жизнь с нового листа, всё равно для меня она оставалась не просто кем-то, это была Она.