В конце дня в Госпиталь привезли с фронта очередную группу раненых эфиопов. У одного – ранение в живот, перитонит. Нужно немедленно оперировать. Но в операционном блоке Госпиталя, как нарочно, прорвало водопровод и канализацию. Полы залиты нечистотами! Нужен ремонт и колоссальная дезинфекция, уборка, наведение порядка… Уйдёт на это пара дней…
Я сразу направился к Медицинскому Директору и сказал, что в сложившейся экстремальной аварийной ситуации могу оперировать больного и в обычной перевязочной. И даже в любой другой комнате, после её срочной подготовки... Иного выхода – нет…
Но Медицинский Директор твёрдо заявил, что ни в коем случае не следует это делать, т.к. именно мне придётся отвечать за возможные осложнения. Нужно договориться и сделать операцию в операционной другого Госпиталя. И он начал звонить поочерёдно во все госпиталя Аддис Абебы с просьбой принять нашего больного, организовать операцию у них, но что бы оперировал я с нашим операционным штатом.
Все гражданские госпиталя, несмотря на наши очень веские аргументы, под разными предлогами отказались пойти нам навстречу, организовать операцию у них. Лишь Директор Армейского госпиталя, Министр Здравоохранения генерал доктор Гизау, согласился, коротко ответив: - «Привозите! Ждём!» К этому времени уже стемнело. Наступила ночь.
И мы поехали – в первой машине пациент с реанимационной бригадой, которая в машине продолжала лечение больного, вливания растворов, подготовку к операции. Во второй машине – я с операционной бригадой. В третьей машине – биксы со стерильным материалом и инструментами, которые мы взяли с собой, что бы сразу сделать операцию.
Часовые в воротах молча пропустили наши машины. Подъехали к хирургическому отделению. Перед входом в здание нас
встретила операционная сестра Армейского госпиталя и сказала, что операционная и всё необходимое для операции - готово для операции. Наш стерильный материал и инструменты – поэтому не нужны.
Не теряя ни минуты, мы приступили к операции. У пациента было ранение живота с множественными повреждениями кишечника – содержимое которого было в брюшной полости. Перитонит (воспаление брюшины). Состояние больного крайне тяжёлое. Хуже придумать невозможно…
Часа через два операция была закончена. Анестезиологи и реаниматологи отлично поработали, провели необходимые вливания лекарственных растворов, состояние больного несколько улучшилось. Можно было теперь вздохнуть спокойно – всё возможное сделано.
Сёстры, приехавшие со мной, собрали весь использованный операционный материал, инструменты, загрязнённые при операции. Начали уборку операционной и наведение в ней порядка после операции. Но тут подошла не уходившая сестра Армейского Госпиталя и с улыбкой сказала, что не нужно это делать. Они сами наведут порядок и сделают уборку.
И я отпустил свою операционную и реанимационную бригаду. По домам их увезли машины, на которых мы приехали, дожидавшиеся конца нашей операции. А я остался с оперированным больным. Его перевезли в реанимационный зал, расположенный рядом. Меня предупредили не беспокоиться о лекарствах, взятых на всякий случай. Армейский Госпиталь обеспечит больного всем необходимым.
Реанимационный зал - громадное помещение, с высокими потолками, на 30 коек. Койки отделены одна от другой лёгкими невысокими перегородки. Вокруг кроватей большое пространство достаточное для работы персонала с больным.
В центре зала – пост персонала, отгороженный стеклянными стенками. Столики с необходимым оборудованием для лечения, реанимации. Мониторы для непрерывного наблюдения за состоянием, функциями больных.
Находясь в центре зала, персонал имел всю информацию о состоянии больных - не сходя с места, видел всех пациентов сразу. Можно мгновенно обратить внимание на тех, кто в этом немедленно нуждается, и оказать им помощь. Хороший зал! В общем, система множества отдельных комнат для больных, которая применялась во многих реанимациях других госпиталей – менее удобна. Она затрудняет работу персонала, наблюдение за больными…
В реанимации до утра, занимался лечением больного, наблюдением за ним. Сделал перевязку. К утру состояние его стало стабильным. Часов в 7 утра в Реанимационный зал вошёл доктор Гизау – худощавый, среднего роста, быстрый, подвижный. Поздоровались. Я поблагодарил его за оказанную помощь – предоставление операционной для срочной операции. Он улыбнулся и произнёс частую здесь фразу – «Доунт меншен ит! Не упоминайте об этом…»
Спросил его – не возражает ли он, что буду ежедневно осматривать больного, делать перевязки и так далее… Гизау улыбнулся и ответил – что я в праве делать всё, что посчитаю нужным. Он уже дал указания об этом… И добавил, что машина Госпиталя сейчас меня отвезёт домой – ведь ночь проработал. А по утрам будет возить в Армейский Госпиталь.
Ежедневно после этого в течение недели я ездил в эту Реанимацию, осматривал больного, контролировал назначения, делал перевязки. Каждое утро видел там доктора Гизау. Пожимали руки. Беседовали коротко о делах, работе.
Потом «Амбуланс» отвозил меня в Полицейский Госпиталь. Туда вернулся из командировки хирург доктор Беккеле. У меня с ним был один кабинет на двоих. Утром, придя на работу, в кабинете мы переодевались в костюмы для работы, Потом весь день каждый работал в своей операционной. В конце дня опять встречались в том же кабинете, обменивались коротко впечатлениями от прошедшего дня, переодевались и уезжали по домам.
В один из дней Беккеле спросил – часто ли я бываю в русском Посольстве… Я ответил, - «Каждую неделю и даже чаще… Вот сегодня после работы поеду – может быть есть письма с Родины…» Он вручил мне лист бумаги в конверте и сказал, что бы я отвёз его в Посольство.
– «Это письмо в Посольство – что бы вас оставили работать в этом Госпитале. Передайте его вашему руководителю…» Я посоветовал ему отправить письмо обычным путём, по почте… Он ответил, что это будет долго… И попросил всё-таки отнести письмо… Пришлось уступить… Передал письмо в отдел кадров. Его кинули в урну.