В год принятия декларации о Независимости. Записки

Галина Сафонова-Пирус
Из дневниковых записок.
1990-й
Порасхватали из магазинов все крупы и даже горох, остались одни макароны.
А по радио всё транслируют заседание сессии Верховного совета, - сплошной стон и вопль о помощи! Гибнут реки, леса, моря, зарастают сорняками поля; совхозы и колхозы давят арендаторов, да и колхознички помогают им, - в Сибири одного спалили; растет преступность, сомкнувшись с партийным аппаратом…
И уже нет хватает сил слушать все это!
А Горбачев* все никак не может отвернуться от социализма, и снова выступил с обвинениями против Ельцина: он, де, в своем докладе ни разу не упомянул о достижениях социализма; поставил, де, под сомнения завоевания революции семнадцатого года! Но кто же объяснит нам, несчастным: для чего все эти «завоевания», если живём мы так бедно и униженно? Если за эти «завоевания» были пролиты потоки крови?         
… Теплый, весенний день с журчащими ручьями, с пахучим ветром, с голубым небом и веселыми, чистыми облаками. Радостно, звеняще в воздухе...
А мы - на митинге. Народу!.. И председательствуют двое: от Совета общественных инициаотив (СОИ) Шилкин, от властей - Сарвиров, секретарь горкома партии. И картина такая: как только какой-либо оратор начинает говорить о «руководящей и направляющей», взлетает, нарастая, свист. Оглядываюсь: кто свистит, кто кричит? Нет, все вроде бы стоят все молча, а свист!.. 
Вот так и потечет дальше митинг, будто хромая на одну ногу: будут аплодировать тем, кого представляет Шилкин, и освистывать тех, кого - Сарвиров.
И кульминацией митинга станет выступление первого секретаря Обкома партии Востроченкова, которого будут улюлюкать, и вслед за ним – Платона:
- Мой брат работает шахтером, - начнет он. - И когда он узнал, что я выдвинут кандидатом в депутаты местного Совета, то сказал: «Брось ты это дело! Партия довела нас до жизни такой, партия пусть и расхлебывает всю эту кашу». Но я с ним не согласился, - говорит громко, срывая голос. - Если Партия останется у власти и свернёт от пропасти, в которую завели нас, то непременно заведет в другую. Поэтому наша задача разрушить её монополию на власть.
Вспыхнут аплодисменты, возгласы:
- Молодец! Давай, работай!
И он заговорит о том, что ни газета «Рабочий», ни радио, ни  местное телевидение не убликуют платформы радикальных кандидатов, хоть СОИ к ним не раз уже обращался. И предложит бойкотировать подписку на газету (аплодисменты), призовет голосовать только за беспартийных (снова аплодисменты и одобрительные возгласы).
Потом, за обедом - такое теперь редко бывает, чтоб вот так, все вместе, собрались мы за столом - говорили и говорили о том, что видели и слышали.
И то был праздник!
…Были у Якушиных. За бутылкой водки рассказывали они, как вечерами ходят по подъездам и расклеивают листовки, которые Виктор Иванович отксерокопировал в  своем институте: «Черные чернила тем, кто ездит в черных «Волгах!» и «за» кандидатуру Платона в местный Областной соывет.
…И снова слушаю прямую трансляцию с сессии Верховного Совета: повторно выдвинули кандидатуру Ельцина на Председателя. Что-то будет?.. И тут вдруг радио вырубается. В чем дело? Отключили?
И только после трех приходит сын и с порога кричит:   
 - Ма, Ельцина избрали!
Ну, слава Богу!..
И уже вечером смотрим, как он ведет сессию и предлагает: всех гостей отсадить на балконы, чтоб не давили на депутатов, - молодец! – и временно, на два дня прервать работу сессии, чтобы обсудить кандидатуру премьера.
И для нас все это дико, непривычно, чудно: как это?.. вот так, по радио, слушать как там, в верхах что-то обсуждают?   
- Да, конечно здорово, что избрали Ельцина, - говорю детям. – Только жаль, что он… шалый, как и все русские, и не знаешь: чего от него ждать дальше?
…Муж пришел домой радостный:
- Столько народу на митинг в Бежице сошлось! – и светится: – Но перед началом пришлось мне сходить в Райисполком, чтобы установили на площади микрофоны. А еще предлагал начальникам, которые выглядывали в окна на собравшихся, выйти на диалог с народом. Обещали, но не вышли.
И снова выступал мой воитель с призывами: отдать обкомовские дачи и больницу городу; раскрепостить прессу; обнародовать данные о преступности и халатности начальства в замалчивании проблем южных, облученных Чернобылем районов области; обвинял местные власти в нежелании идти на контакт с людьми.
- И схватил аплодисмент!  - снова рассмеялся.
… Из магазинов пропали и макароны, разметают соль…
Еду в военторг, - там хоть иногда кое что да «выбрасывают». И точно! Повезло же мне! Начинают давать пшено и рис, но у прилавка быстро выстраивается очередь. Подхожу, занимаю.
- Отпускают только по два килограмма, - оборачивается женщина, стоящая впереди, - и что-то одно... 
Ёлки-палки, а как же взять и то, и другое?
- А если мне и пшено, и рис нужны? - спрашиваю у «знающей».
Она пожимает плечами, но всё же советует:
- А вы попросите того, кто ничего не берет, что б взяли, - и смотрит на меня какое-то время, словно изучая, а потом предлагает: - Давайте я вам возьму. Сама-то я только соли хочу взять, но её тоже по килограмму дают. – Я, конечно, соглашаюсь. А она снова взглядывает на меня: - А вы соль берете?  - Нет, я не беру. - Ну, тогда мне возьмите. 
Вот и хорошо: «договор подписан, соглашение заключено», стоим тихо, мирно... Но тут, ближе к прилавку, подходит слепая и хочет взять без очереди. Моя компаньонка начинает ворчать на неё, а та, ничего не отвечая, продолжает протискиваться, и тогда она рявкает:
- Куда лезешь? Стоять надо, как все! - Слепая приостанавливается, но не отходи, а «моя» уже упирается рукой в её плечо, слегка толкает: - Нет, не пройдешь! Только после меня!
Я пытаюсь защитить слепую, говорю в затылок «моей»: слепая, мол, имеет право, инвалид же... но она не слышит меня и уже отдает чеки продавщице, сует все кульки в сумку. «А как же мое пшено? - настораживаюсь. - Ведь унесет, беспременно унесет»! И впрямь: женщина уже отходит от прилавка, продолжая наскакивать на слепую, и вот уже - у порога… с моим пшеном. «Да ладно...  - успокаиваю себя. -  Хрен с ним. У такой и брать стыдно». Но в последний момент всё же догоняю ее:
- Женщина, -  улыбаюсь, как ни в чем не бывало, - а как же моя крупа?
Она оглядывается на меня, смотрит секунду-другую с ещё не угасшей инерцией злобы, но… всё же наклоняется, молча вынимает кулек из сумки и суёт мне. Я ей - соль.
Иду домой и думаю: ах, боже ты мой, что ж с нами сделали, если за какой-то килограмм соли люди утрачивают сострадание? Ведь молчала же очередь, молчала, когда отталкивали слепую! Да и я хороша! Взяла же вот пшено у неё… у обидчицы.
… Из письма нашего друга Володи Володина:
«Ты заметил? Главное - вольнее дышать стало, некоторое освежение чувств наблюдается. Но все же подлинного духовного обновления еще нет. Даже в самых смелых откровениях ощущается повторность, топтание на месте. Кажется, в тупик некий уперлись и, как высоко ни вскидывай колени и руками ни махай, все это - бег на месте; или шараханье из стороны в сторону перед каким-то непреодолимым барьером. Как не клеймят извращения и искажения, но апеллируют все к тому же Ленину*. Никто пока не хочет признать, что само учение его и есть извращение естественного человеческого бытия. Абсурд, подтасовка, элементарное незнание индивидуальной и общественной природы человека кричат с каждой страницы его работ! И этого никто не видит. Даже умнейшие и честнейшие...
В первом номере «Дружбы народов» Лисичкин разделывается с Роговиным, по сути дела громит ленинский социализм массового контроля и учета: «...Распределение и перераспределение созданных трудящимися благ - это и есть самая благодарная среда для ее, бюрократии, процветания»... И тут же ссылается на Ленина: «... Ленин предостерегал... Ленин учит нас...» Слишком долгая инерция творения кумира ничего хорошего нам не принесла. И все это - не что иное, как продолжение застоя».
… После обращения депутатов к народу «хранить спокойствие в эти трудные, переходные дни к рынку» с прилавков исчезли не только сигареты и табак, но и яички, наше спасение, и ходят слухи, что их, мол, в Москву отвозят. Сразу поползла вверх цена на мясо, и теперь я покупаю тушки нутрий. Мясо-то их вкусное, но Платон привередничает:
- Их же для меха выращивают!
- Ну и что? – успокаиваю. – У кроликов тоже мех есть, а их же едят!
Нет, не хочет он котлеты из нутрии! А мама, между прочим, не нарадуется, когда привожу их в Карачев: 
- Хоть котлеток вволю наемся…
Но, как ни странно, появились печенья, вафли, тортики и теперь приезжие из других областей завидуют: «У-у, вы живете, как у Христа за пазухой!»
Хорошо-то оно хорошо, но вот за бельём - очереди «до смертоубийства». Даже носков нет! И в чём мои мужики ходить будут?
Пока вечерами ставлю латки из тех носков, что совсем износились, на те, что еще как-то можно реанимировать.
… Вчера смотрели «Взгляд*». Ведущий Любимов сидел вымученный, издерганный, да и оформление в студии… Вся мебель перевязана веревками, словно перед переездом, а в центре - скульптура, и тоже - в бечёвках. Наверное, дают этим понять, что их вот-вот прикроют.
Послала телеграмму на ОРТ: «Взгляд» Захарова - жалоба. «Взгляд» Любимова - знак СОС. Ребята, держитесь»!
…Всё темное только и ждет минуты моего ночного пробуждения, чтобы хлынуть в чуть отдохнувший мозг! И нужно большое усилие, чтобы, прижавшись щекой к подушке и мысленно сказав себе: «Все ерунда! Только бы живы и здоровы были мои родные», - уснуть.
…«Свобода от голода хотя и является самой низменной, но вместе с тем и самой первой, самой необходимой свободой» - прочла сегодня цитату из Фейербаха в «Новом мире».
Но почему именно об этом так редко говорят наши политики? Почему - почти только о свободе слова и печати?
… Молодая женщина с ребенком принесла маме талоны на мясопродукты, сахар, водку, конфеты, сигареты, летние туфли, зимнюю обувь, ночную рубашку и панталоны.
- Получите, - протянула. - Только всё равно ничего этого в магазинах нет.
- Ну, малыш, - наклонилась я к её сыну, - запоминай, как при социализме разносил талоны. Вырастишь большим, - вспоминать будешь.
А мать его покачала головой:
- Запомнит... если выживем.             
… И всё же стал Платон депутатом областного Совета! И уже сегодня снова витийствовал на митинге:      
- Нас, СОИвцев, «Рабочий» обвиняет в том, что мы, мол, рвемся к власти. А мы только стараемся немного потеснить партийцев, чтоб хоть часть какую-то занять в их «парламентах».
Рассказывает мне это, а я проворала:
- Люди совсем хотят убрать коммунистов отовсюду, а ты только «потеснить». Вон, в Румынии устроили демонстрацию с плакатами: «Народный фронт без коммунистов»! Да и в Чехословакии их даже на работу не берут…
Да, согласен со мной, но... Как-никак в Чехословакии и Румынии коммунисты у власти только сорок пять лет были, а мы под их гнетом – уже семьдесят, поэтому далеко не каждый в России помнит… да и не знает, что есть другие формы правления, и поэтому надо, мол, вначале разъяснять народу, просвещать его.
Ну, что ж, может он и прав.
… Сегодня, 12 июня, принята Декларации о государственном суверенитете России. Пока мы не понимаем: а что это такое? Но, пытаясь догадаться, прикидываем: а, может, отделится Россия от всех других республик и заживём мы без них получше?   
… У обочины нашей центральной трассы соорудили из кирпича и бетона «дуру» для злободневных плакатов. Длинная она, нелепая, смотрится иногда пустым серым провалом, но это значит: думают партийцы, какой бы клич бросить в народ?
А вчера из окна троллейбуса увидела на ней огромные красные буквы, призывающие нас: «Главная задача на сегодняшний день - заготовка кормов. Каждый обязан заготовить по 250 кг. сена». И рядом, словно иллюстрируя призыв, зачуханый мужичок сметает в копёнку скошенную возле неё траву
…В прессе спорят о том, как отмечать грядущий праздник Октября. Кто-то предлагает провести в честь «великой» альтернативные митинги, кто-то «торжествовать», но за счет самой партии КПСС, а кто-то и вовсе не вспоминать об этом «празднике».
А вот демократы предложили этот день отметить, как день памяти жертвам эпохи социализма, - в двадцать один сорок пять погасить свет и выставить на окна свечи на пятнадцать минут. Господи! Благодарим тебя, что дожили хотя бы до таких обсуждений! …Каждый день у Платона то встречи с избирателями, то митинги, то выступления, вот и сегодня... Мы сидим с дочкой у телевизора, а он опять собирается куда-то и уже от порога слышим:
- Вот какую насыщенную жизнь я теперь веду! С утра пишу, а после обеда занимаюсь общественными делами. – Я выхожу в коридор, чтобы проводить его. - И семья у меня хорошая, - стоит, улыбается.
- Плюнь три раза, - советую.
 Почему плюнуть?.. А потому, что наш друг-художник как-то звонит Платону:
- Ты еще на свободе? А то по городу упорные слухи ходят, что тебя арестовали.
Вот поэтому-то мы с дочкой всегда и волнуемся, когда его долго нет, а он старается приходить домой к программе «Время».
… Два дня шло сражение на сессии Верховного Совета между теми, кто «за» передачу земли крестьянам и теми, кто «против».
А вчера выступал журналист Чередниченко:
- Стыдно, больно до слез видеть молодую женщину… Ярославну из Ярославля, у которой остались лишь одни глаза потому, что ей по талонам полагается, как беременной, полкилограмма манной крупы в месяц. Вот до чего большевики довели Россию!
И в то же время по телевизору показывают склады, забитые продуктами, дефицитными товарами - мафия партийная придерживает всё это, чтобы, захватив власть, умилостивить народ, который всё больше жаждет крепкой руки. А если ещё и пряник будет!.. 
Но в Европе уже собирают и шлют нам гуманитарную помощь, - ведь у России нет денег, чтобы хотя бы хлеба купить для людей! - а помощь эта «зависает» на границах. Иностранцы об этом знают… как знают и о том, что если она и прорвется, то до народа всё равно не дойдет, - осядет в «верхних эшелонах власти», - поэтому и хотят создать свои комиссии, которые бы следили «за доставкой в первые руки».
А мне думается так: коммунисты не хотят эту помощь пропускать еще и потому, что хотят голодом обозлить народ против демократов.
… Накануне «нашего светлого праздника Октября» давали нам в Комитете продукты и вино. А я как раз была в командировке, и когда вернулась, мне и сказали, что, мол, ваши продукты и вино взяла себе Серегеева, член профкома. Ну, что, попробовать вернуть? И звоню ей: так, мол и так, хотя бы вино мне… А она как понесла!.. Ну, я и повесила трубку, - противно! Но минут через десять звонит: приходите, мол. Нет, не пойду, - как это вино и пить-то после такого?
На следующий день должны были давать и конфеты, но всем этим заправляла уже журналистка Редькова. Нет, не пойду и за конфетами, потому что знаю: она ещё яростнее Сергеевой и моя ассистентка только что пожаловалась мне:
- Галина Семеновна, захожу я в их кабинет, а они сидят и едят шпроты. «Хотя бы нам по баночке к празднику дали» говорю, а Редькова как заорла: «Это мы к банкету достали!» Но сами-то вы сейчас едите! «Ну и что, - опять она, - ведь мы же все это выколачивали у начальников!»
- Не огорчайтесь, Наташа, - попробовала утешить свою помощницу, - пусть себе едят. Думаю, что торжество вот таких… скоро кончится.
Во всяком случае, будем надеяться. 
… Седьмое ноября. Годовщина революции.
Пасмурно, повсюду лужи, чуть тронутые ледком, порхает реденький снежок. Раньше-то в это время уже мно-ого людей по улице шлялось, а вот сегодня... Поеживаясь, без транспарантов, пробежала в сторону центра стайка пэтэушниц и всё, - тихо.
Встал и мой сын, собирается на демонстрацию, - он же староста своей группы, ему приказали, - ну а мы будем смотреть трансляцию парада с Красной площади.
В Москве тоже пасмурно, крыши домов заснежены... Вчера-то, на торжественном собрании «в честь…», делал доклад Лукьянов. Коротко делал, минут пятнадцать: «Изменила революция нашу жизнь...» Да уж!.. «Влияние на другие страны оказала...» Да уж!
Говорили и другие, но о чём угодно, только не о достижениях. И свернулись-то минут за сорок! Теперь Михаил Сергеич Горбачев ораторствует, но тоже коротко, без «достижений». Потом - парад. После него – Горбачев, Ельцин, Попов... демократический мэр Москвы... сошли с трибун, стайкой направились к историческому музею, подошли к «колоннам трудящихся», пошли во главе их. Камеры все показывают и показывают только их, а они идут весёлые, меж собой о чём-то переговариваются...
Вчера-то, в самом конце торжественного собрания, выступал рабочий и говорил: «Желаю, чтобы Горбачев и Ельцин нашли общий язык, а то в последнее время что-то потеряли контакт» (Смех в зале). И вот сейчас идут они «в контакте», - ну, прямо друзья-приятели! Подошли к мавзолею Ленина, вошли в него с цветами, вышли – «без», поднялись на трибуны, машут ручкой демонстрантам...
А люди идут, идут, идут. Веселые какие! Хорошо-то как! Ну и пусть «демонстрируют», если так хочется. Нужны, видать, людям и праздники.
…В программе «Время» рассказали об альтернативных демонстрациях в других городах.
В Минске, к примеру, не обошлось без драчки с милиционерами, когда демократы хотели возле Ленина установить транспаранты антиреволюционные, да и в Москве какой-то псих стрелял в воздух из обреза, - успели заснять, как хватали его.
Но в основном всё тихо-мирно прошло, - спустили, что называется, этот «праздник» на тормозах. Может, и на «Красной площади» в последний раз «демонстрировали»?
А на наших окнах в двадцать один сорок пять горели свечи в память жертв этого «праздника».
… И снова кипят страсти в Верховном Совете. Сегодня голосовали за всенародный референдум: быть или не быть Союзу? А Казанник, юрист из Омска, который в своё время уступил место Ельцину, чтобы тот попал в наш первый избранный орган власти, - вчера на «Маяке» разъяснял: этот референдум - лукавство Горбачева. Знает он наперед, что партократия на местах проведет его так, как раньше проводили выборы: если, мол, не проголосуете за того, кто нам нужен, то не дадим вам ни сенокосов, ни тракторов, чтоб вспахать свои огороды. Вот люди и будут «за» Союз...
А зачем он нам… этот Союз? (Это уже я говорю) Тут бы России одной, без этих «союзных» выбраться из болота, в которое завели нас коммунисты.
… Карачев. Часа в два легла немного вздремнуть, а проснулась от дыма в хате, - плавает по хате синим облаком. Встала, открыла дверь в коридор.
- Это сухарь подгорел, - топчет мама навстречу. - Здесь-то, на кухне, и дыма нет, а вот в зал понашёл...
- Зачем ты их сушишь? - спрашиваю.
- Да это для кур, - лукавит.
Я ведь знаю: не для кур, а запасается! Да и Виктор как-то рассказывал, смеясь:
- Маманя совсем меня замучила: всё сухари сушит, сушит! Как только привезу лишнюю буханку хлеба из нашего областного центра, так  она порежет её сразу и - на печку...
Вот и сейчас...
- Заведем летом кур побольше, и буду я без горя, - переворачивает сухари на сковороде.
Нет, не уговариваю её не делать этого, пусть сушит. Только горько мне становится: всю-то жизнь свою прожила она под страхом голода! Поэтому и ходит за  мной, когда приезжаю: «Ну, съешь кашки, супчику... Всё-ё думаю, что ты голодная. И уезжаешь уже, а мне все кажется, что голодная поехала, вот и страдаю вослед».
- Да я не за себя боюсь, а за внуков, - стоит сейчас возле железной печки, опираясь на палку. - Тогда-то, в тридцатых годах, когда голод был, безработица... Сколько ж голодных скиталося! Помню, как-то утром выхожу на улицу, а соседи окружили крыльцо, что напротив, и рассматривают что-то. Подхожу, а на нём паренек ляжить мертвый... ка-ак раз, как наш Глебушка. Ну, вылитый Глеб… - замолкает, и губы ее начинают подергиваться. Потом справляется с собой и продолжает: - Вот и думаю теперича: да ладно, насушу, пока хоть в Брянске достать хлебца можно. Если сохранить нас Господь и не пошлёть голода, то куры поклюють.
Подходит к печке, переворачивает, перекладывает с места на место сухарики, - не подгорели б опять!
… На улице дождь со снегом уже третий день. Холодно, слякотно. Очень хочется в парилку, чтобы отогреться, пропахнуть березовым веничком...
В предбаннике почти пусто, только на соседних лавочках неторопливо одеваются несколько женщин. Одна из них вздыхает, негромко, протяжно охает: вот, мол, цены снова подпрыгнули, а купить всё равно нечего.
- Это нам таким-то нечего, - отвечает та, что помоложе, - а некоторые...
Слышу и другие голоса: да, другие все покупают! И не только покупают, но и накупают.
- Где?.. Да на базах. Вон, соседка мне рассказывала: одна её знакомая сняла с книжки восемь тысяч, поехала на базу и целую машину продуктов импортных привезла, банками всю квартиру забила!
И еще голос:
- В газете-то писали... Директор стальзавода награбил себе всего: и машину, и квартиры родственникам, и дачу вон какую отгрохал! За границу ездил, привез оттуда машину «Рафик»... вроде как для завода... а теперь на этом «Рафике» отходы из заводской столовой возит и там, на даче своей, свиней откармливает и продает.
Сидят усталые, износившиеся в работе женщины, вспоминают, делятся слухами...
А за окном сечет и сечет мелкий дождик со снегом.
А в предбаннике тихо, чисто, влажно-тепло и чуть слышно плещется и плещется вода по цементному полу душевой.
И мое тихое послебанное блаженство смешивается с тревогой подслушанной беседы… и не размывается, не смягчается ни мокрым снегом, ни неторопливостью утра.
Прихожу домой, ложусь на диван. Напротив, на стене - плакатный портрет итальянского актера Микеле Плачидо... то бишь, капитана Катаньо. Недавно смотрели этот итальянский сериал по телевизору и вот сейчас…
Вот он - умный, красивый, сильный! - а не победил же свою мафию! Вспоминаю, как в последней серии «Спрута» он, прошитый автоматными очередями, сидел у стены и остывающими глазами смотрел на меня... Нет, не победил итальянскую мафию.
Ах, Катаньо, Катаньо, а что ж нам-то делать... со своей?
… Из письма Володина:
«Через несколько дней шагнем в следующий год нашей «перестраивающейся» жизни…
А у нас в Вязьме она спокойная, как в тихой заводи, - никаких митингов, никаких демонстраций протеста. Всех развлечений в сонном бытии, когда в очереди за водкой кого-нибудь раздавят да голову кому-нибудь топором отрубят. Когда б не это - со скуки можно помереть... Рассказы мои со всех журналов, где была зацепа, выперли. Недавно «Лит. Россия» назад прислала, - редколлегию не прошли. Остались лишь в «Сельской молодежи», но и оттуда, я думаю, благополучно отфутболят. Так что Новый год встречаю ни с чем. И с одной стороны это неплохо, - возвраты отбили охоту писать, благодаря чему появилось время для чтения. Вот только закончил читать письма Короленко к Луначарскому. И обрадовался, и огорчился. Огорчился потому, что всё это я уже знаю, но знание мое далось мне тяжёлой и мучительной работой. Чтоб прочитать мне эти письма лет двадцать назад! Сколько бы усилий сохранилось!.. Обрадовался же тому, что мысль моя работала все же в правильном направлении. И это, брат Платон, главное. Чёрт с ними, с публикациями, с литературными успехами, со славой! Прекрасно то, что мы были свободными людьми и думали, как хотели, - то есть так, как подсказывала нам наша гражданская совесть. Мы не угодничали, не шестерили, - мы не были конформистами. А ты должен гордиться вдвойне, потому что если у меня и случались вывихи, то ты сразу же давал мне по ушам. И правильно!  И молодец, что так делал.
Слушай, Платон! Ведь в чём цель жизни? В освобождении духовном. И только в этом!
Всё остальное - преходяще. Всё остальное - суета сует.  А раз так, то мы с тобой счастливые мужики».

*Михаил Горбачёв (1931) - Генеральный секретарь ЦК КПСС в 1985-91, президент СССР в 1990-1991 годах.
*Борис Ельцин (1931-2007) - Первый Президент Российской Федерации, в ноябре 1991 - июне 1992 года одновременно возглавлял «правительство реформаторов».
*Владимир Ленин (1870-1924) - лидер большевистской революции, глава советского правительства (1917-1924).       
*«Взгляд» - одна из самых популярных телепрограмм России, впервые вышла 2 октября 1987 года.