Юродивые Города.
Крис и нимфа.
***
Она вальсирует, раскинув руки и закрыв глаза. Танцует среди морозного несвежего тумана подземного перехода. Скользит меж смазанных силуэтов случайных прохожих, чуть в стороне от центра внимания - уличных музыкантов которые в поте лица своего развлекают командировочных и воров, студентов и старушек-одуванчиков, суворовцев и просто зевак, не нашедших в себе сил пройти мимо…
Медленно, словно во сне, начинает она совлекать с себя драгоценные пелены - грязную куртёшку со сломанной молнией, непонятного цвета футболку, дырявые джинсы, выкладывая из них силуэт фигуры на мокром асфальте…
- Вот б…ь!! - кричит кто-то заполошно - Крис опять заголилась!!! Звеня колокольчиком чистого смеха, она бегает среди поднявшейся суматохи и взвизгов, ловко, почти не прилагая усилий уворачивается от преследователей, бликует белым телом среди траурных одежд января…
Наконец кому-то удаётся облапить неуловимую нимфу, и её начинают одевать, торопясь и смущаясь смрадного и болезненного внимания толпы. Лицо её, с по-прежнему закрытыми глазами теряет одухотворённость и становится обыденной маской больного существа. Из под век, выкатываются крупные слёзы. Она начинает дрожать, потом обмякает, потеряв сознание. В такие дни она не говорит ни слова.
Иногда, примерно на месяц в году, она вступает в период ремиссии и, смущаясь, заранее просит прощения у всех кого ни встретит.
Её прощают - ведь в ней живут два существа - Крис, с ищущими снисхождения серыми глазами и слепая танцующая нимфа.
Лёня.
***
Питерским вечером, сквер перед Казанским собором гомонит, предлагая «мороженое-квас-пиво-сфотографироваться с Петром I», (багровая рожа под париком, ус отклеился). Шепчет устами подозрительной личности «девочки, недорого, шмаль, чуйская», клянчит замурзанным токсикоманом «дядь, дай два рубля», вопит мегафонно «автобусная экскурсия в Петродворец, осталось два свободных места!!».
Студенты, развалясь на лужайке, терзают лэптопы, компания гопников, опившись пивом, вдруг разом - как стая ворон, подхватываются и вломившись в кусты начинаю с гоготом мочиться, не обращая ровно никакого внимания на окружающих, не осмеливающихся сделать нахалам замечания.
На лавочках гнездятся парочки, приезжие, курсанты, а вот сидит поп в запылённой рясе и с посохом - небось, по пути на Валаам зашёл лоб перекрестить да дух перевести.
По дорожке идёт человечек маленького роста. Голова непропорционально мала, густые чёрные брови срослись над переносицей, на плече висит простая шестиструнная акустическая «ленинградка», пронзительно чёрные глаза выискивают «объект».
Ага!! Лёня замечает самозабвенно целующуюся на лавочке парочку. Не спеша, подкрадывается к не видящим ничего вокруг себя влюблённым и сильно ударив по струнам, вопит, пронзительным скрипучим тенором: - Ес тудей!!
Парочка в ужасе и смятении подскакивает. Лёня боком, склонив набок маленькую голову отступает на пару шагов и, блестя хитрыми бусинами глаз демонически хмуриться.
Окружающие хохочут, парень, вначале зло щериться, но потом, разглядев, что имеет дело с больным человеком, тоже начинает улыбаться. А Лёне только этого и надо.
- Уважаемая публика!! - продолжает громко скрипеть Лёня, - Сейчас вашему вниманию будет представлен праздничный концерт, посвящённый параличу Советской власти!! - Исполняет, народный артист Лёня!! - и шаркнув ногой, низко кланяется. Публика в восторге. Лёня дебил дебилом, но конъюнктуру знает «туго».
Лёня начинает выкрикивать фразы из разных известных песен, вперемежку с матерными частушками.
Толпа растёт, в чехол сыплется мелочь, шуршат бумажки. Вот из кучки шведов – туристов, ожесточённо щёлкающих затворами фотокамер, выходит беленькая фрёкен и под аплодисменты зевак, складывает в чехол стодолларовую банкноту. Лёня орлом с небес рушится себе под ноги, судорожно скалится, сгребает чехол вместе со всем содержимым и на четвереньках юркает в толпу среди гомерического хохота…
Баба Лида.
***
Ну, это она так сама себя называет. Крепко сбитая, лихая именно БАБА Лида, лет пятидесяти двух, высокого росту, красномордая, всегда навеселе, никогда не откажется усугубить.
Очень любит дразнить иноземных туристов.
Сидит на гранитном столбике у паперти Казанского повесив голову - словно вздремнула. Мимо группа японцев - улыбаются синими пластмассовыми зубами, стрекочут негромко. Вдруг - баба Лида как рявкнет - Ах вы тудыть-растудыть басурмане!! - да как встанет во весь рост - бедные сыны Аматэрасу горохом прочь-прочь… Гомонят в отдалении возмущённо. Баба Лида покажет пудовый кулак, и присядет обратно на столбик - додрёмывать.
Когда я пел, обязательно подойдёт, достанет из бесформенной дерматиновой сумки пару помидоров, пол-лепёшки, пару яиц, положит в чехол. Стоит, слушает, пригорюнившись, иногда, смахнёт слезу с багровой щеки.
Однажды, году в девяносто третьем, увидел бабу Лиду бредущую по тротуару солнечной стороной Невского. Подойдя к ряду холёных бандитских «мерседесов» и «бомб», баба Лида принялась пинать их в крылья. Машины, тут же закричали возмущённо на разные голоса, а баба Лида, уперев руки-в-боки, задорно смеялась, кричала:
- Эх!! Нравится мне эта музыка!!
Смущённый и испуганный, я поспешил удалиться, потому что не в силах был наблюдать предполагаемую казнь бабы Лиды разъярёнными «братками», не имея ни малейшей возможности этому воспрепятствовать…
Судьба хранит главою скорбных. Я с неимоверным облегчением, увидел бабу Лиду в эпизоде сельяновского фильма, бодро орущую чего-то с экрана.
В последний раз, я встретил её на платформе Московского вокзала. В монашеском клобуке, непривычно трезвую, кормящую дешёвым хычином полупрозрачного мальца сиротского вида. И хлынули воды души моей.
***
Я иду по Невскому. Летят годы. Всё реже и реже глаза мои находят в толпе, спешащей навстречу, знакомые лица. Многие из них живут только в моей памяти. Но они останутся со мной навсегда - из песни слов не выбросишь.
03.04.2012.