Автобус, как обычно, отправлялся с конечной или начальной стоянки у Центрального рынка. Как кому нравится.
Город простирался на запад, на восток и на север соответствующими микрорайонами. И только югом упирался в Дон, но и туда через мосты транспорт двигался днём и ночью.
Почему она выбрала этот автобус на Северный, непонятно. Может она там жила? В каком-нибудь склепе огромного северного кладбища?
Люд в автобус набивается разный от вездесущих пенсионеров до шустрых пионеров. Хотя их сейчас вроде нет, заменили скаутами. Теми, которых молотила голытьба в старом фильме «Тревожная молодость», землю заставляя есть.
Автобус тронулся медленно враскачку пробираясь в тот единственный ряд, что ему оставили припаркованные машины. И тогда на фоне монотонного урчания мотора вдруг стал пробиваться тихая песня.
Некоторые пассажиры даже не поняли: может радио включилось, поёт кто-то а-капелла. Голос чистый нежный женский, прямо посреди автобуса слышится. Не рядовая песенка, между прочим: «Балет, балет, балет, души призывный звук…». Голос поставлен, мелодию ведёт точно с некоторыми замираниями, паузами, крещендо и диминуэндо походу.
Автобус ещё не забит телами до предела. Для стоячих пассажиров место посредине свободно и вот там стоит и негромко напевает… бомжиха. Если бы она не пела про балет, так можно было бы подумать иное. Плотная приземистая женщина с проседью давно не мытых волос. Они мало видны – голова накрыта капюшоном от куртки цвета рвоты. Куртка местами рваная, к тому же по ней недавно ходили: явные отпечатки подошвы на спине и боках.
Судя по состоянию кожи лица, женщине лет сорок пять, не больше. Она закатила глазки и, приоткрыв рот, где проглядывали полустёртые зубы, распевает себе в пол-голоса.
Даже не понятно то ли она поёт для заработка, то ли просто для себя, взгрустнулось. Включила музыкальное сопровождение в ауре своей и кайфует: «и вот взлетаю, я взлетаю высоко… паря над прожитым свободно и легко…».
Колоритность ей придаёт так же изрядная бородёнка из редких вьющихся седоватых волос на тяжелом волевом подбородке. На одной руке у неё висел кулёк с тряпьём на случай внезапной остановки и ночёвки. На другой руке сумка из болоньи цвета «оранж» со жратвой и бутылкой газировки.
«Не надо печалится, вся жизнь впереди, - затянула она новую песенку, - … надейся и жди». Поёт весьма умело репертуар попсовых семидесятых. Уровень крепкой самодеятельности при каком-нибудь Доме культуры. Может быть, солировала по молодости в ансамбле. Теперь вот бомжует. То, что это непременно так говорил один предмет, висящий у запястья правой руки. Железный крюк из крепкой стальной проволоки очень широкого применения. От доставания чего-нибудь откуда-нибудь, до самообороны в случае внезапного нападения. Так же на этот случай на среднем пальце правой руки у женщины была надета толстая гайка М20, типа от КАМАЗа. Для любителей пусть несвежего, но живого женского тела. На указательном пальце перстенёк из нержавейки с чернью. Для эстетики, бляха медная. На плече болталась сумочка. Нешто дама без сумочки может быть. Из искусственной желтой кожи, местами потёртая до подкладки. Наверное там зеркальце, помада, тени по незабытой артистической привычки.
Заканчивая одну песенку, она тут же начинала новую. Привычный набор. В одной руке она держала целую горсть пивных крышек, перебирая, она бросала их в сумку с тряпьём.
Не знаю, что хуже: напевать вот так где придется, где захочется или петь на радио поставленным оперным баритоном «ноль, ноль… ноль копеек в минуту», сшибая «бабло» за рекламу. Во всяком случае, в нашем автобусном шансоне не было столько пошлости, как в этой радиорекламе.